Шалость - Паркер Лаура - Страница 45

Глава 15

Девлин с трудом верил в то, что позволил уговорить себя пойти в церковь. Не то чтобы он не считал себя особенно религиозным человеком, хотя на войне бывали случаи, когда начинаешь задумываться о природе сущего, он просто не любил выставлять себя напоказ. Но именно так оно и случилось. Число молящихся удвоилось с момента начала проповеди до той минуты, когда все вместе стали петь псалмы. Вне сомнений, едва разнесся слух о том, что новый виконт Шрусбери появился в церкви, ленивые прихожане повскакивали с постелей и помчались на него поглазеть.

Семейная скамья Шрусбери, украшенная изысканной резьбой и бархатными подушечками, была расположена так, чтобы прочие прихожане могли неустанно наблюдать за тем, как молятся аристократы. Девлину захотелось нахлобучить шляпу, чтобы прикрыть от них свой профиль. Терпение его было на исходе. Он был уверен в том, что, хотя правая его рука, покоящаяся на коленях, не была видна прочей публике, об отсутствии на ней кисти знали все. По этому поводу утром уже произошел инцидент.

Девин поджал губы. Утром, как раз в тот момент, когда он выходил из столовой, закончив завтрак, самая толстая из сестер Шрусбери, та, что напоминала гусыню своей грациозностью, подошла к нему, кутаясь в шаль, которую он купил для Джапоники, и начала многословно и назойливо благодарить его за «чудесный драгоценный подарок». Гусыня водила плечами, всячески выставляя напоказ свой внушительный бюст, и Девлин невольно задумался о том, какие еще части тела она стала бы демонстрировать перед ним, если бы ей достались подарки из тех коробок, в которых были чулки или нижнее белье.

— Хотелось бы знать, что вы подарили нашей новой матушке, — жеманничая, спросила Лорел. — Можно подумать, будто у нее есть свой ребеночек, на котором она успела попрактиковаться в воспитании отпрысков, но ведь это невозможно, не так ли? Такая хорошая матушка и совсем неопытная в этой роли.

Девлин ни на мгновение не сомневался, что гусыня не считает Джапонику хорошей воспитательницей, но он не мог понять, зачем она решила высказать это в столь неподходящий момент. Лишь после того, как толстуха уронила кружевной носовой платок, он понял, что с ним флиртуют.

Девлин поступил так, как поступил бы любой на его месте: нагнулся и поднял его. И вот тогда она заметила его протез. Куда только делась слащавая фальшивая улыбка, которой гусыня, видно, стремилась его завлечь? При виде протеза глаза ее стали квадратными от ужаса. И тут она начала визжать, как ошпаренная кошка. Если она и упала в обморок нарочно, то просчиталась, ибо падение ее было безобразно, словно наземь рухнул мешок с песком. Девлин был слишком раздосадован, чтобы броситься поднимать ее. Однако заметил, что головой об пол она не ударилась.

Старшая сестра с лошадиным лицом, та, что сейчас сидела от него по левую руку, бросилась гусыне на помощь и, надо сказать, подоспела вовремя. Угадать ее к себе отношение Девлину было нетрудно. Прямая как жердь, она пребывала в нервном напряжении от того, что вынуждена сидеть рядом с уродом. Синклер вдруг подумал о том, что будет, если он заденет ее плечом. Скорее всего она примется лупить его сумочкой. Что касается трех остальных, они напоминали жаб. Глаза их так и бегали. Вот-вот одна из них высунет язык и поймает зазевавшуюся муху.

Единственным человеком, с которым он чувствовал себя менее напряженно, чем с другими, была леди Эббот, сидевшая от него по правую руку. Он был удивлен, обнаружив, что у нее приятный низковатый голос, более подходящий для исполнения деревенских песен, чем для церковных гимнов, но тем не менее он ему понравился. Леди Эббот то и дело сжимала и разжимала пальцы и покусывала нижнюю губу. Она злилась оттого, что на нее смотрят практически все прихожане.

Лорд посмотрел на нее, и, уже не первый раз за время службы, в тот же самый момент она посмотрела на него. Он мог бы поклясться, что Джапоника ждет от него поддержки, хотя вслух она об этом не говорила. «Мужайся, — сказал он ей взглядом. — Скоро все кончится». Скорей бы уж!

Она была виновата в том, что он сюда явился. После дурацкого эпизода в столовой леди Эббот, встретив его на верхней площадке лестницы, сообщила, что вопреки его желанию с ним в Лондон она не поедет. Он уже не помнил, что ей ответил, помнил лишь, что у них произошел спор, который тем не менее здорово поднял ему настроение.

Они дошли до того, что устроили сцену. Она накричала на него, а он огрызнулся. Когда он отправил Бершема упаковывать ее вещи, она заявила, что все равно никуда не уедет, пусть он хоть все вещи ее упакует. Тогда Девлин проинформировал виконтессу о том, что, если она откажется сама садиться в карету, он притащит ее туда на руках и сам запихнет внутрь.

Полыхая негодованием, Джапоника заявила, что она — взрослая женщина, успевшая побывать замужем и овдоветь, и поэтому вольна делать то, что считает нужным. И не его дело, почему она не желает ехать в Лондон. Он ответил, что будет трясти ее как грушу до тех пор, пока не вытрясет из нее дурацкое упрямство.

Сцена была отвратительная и совершенно бессмысленная. Продолжалась она до тех пор, пока три младшие сестры не вышли из своих комнат и не сообщили, что желают ехать в церковь.

Ему оставалось лишь снять шляпу перед сообразительностью леди Эббот. Она запихнула девочек в карету, уже поданную к дому потому, что на ней лорд Синклер собрался в Лондон, и приказала вознице ехать в Афтон-Нерве.

Но теперь он ее поймал!

Девлин едва не рассмеялся. Он заметил ее взгляд, но на этот раз он не осмелился встретиться с ней глазами. До того как войти в карету, удивляясь собственной решимости сопровождать весь этот курятник в церковь, Девлин успел распорядиться насчет того, чтобы вещи Джапоники упаковали и во время службы погрузили в карету. Он также позаботился о том, чтобы второй экипаж довез сестер до дома. Леди Эббот он не собирался говорить об этом до той самой минуты, пока она не сядет в карету по окончании службы.

Синклер улыбнулся. Ему отчего-то нравилось выводить леди Эббот из себя. Когда она забывала о том, что должна напускать на себя приличествующую вдовствующей виконтессе солидность, лицо ее оживало и становилось довольно интересным. Да, и еще поцелуй. Тот поцелуй накануне вечером. Она целовала его со страстью. Чем больше он об этом думал, тем более убеждался в том, что они не были чужими друг другу. Но почему, если это правда, она не желает это признавать?

Итак, им предстояло провести вместе три часа. Наедине в карете. Более чем достаточно, чтобы завести интрижку. Сама мысль об этом разгорячила кровь.

Девлин беспокойно заерзал. В церкви вообще-то не место подобным мыслям и подобным реакциям тела.

Служба, как ему показалось, длилась дольше обычного. Потом последовал сбор пожертвований. Последний псалом, и все закончилось. Синклеру было приятно видеть, что Джапоника не проявляла особой заинтересованности в ритуальном общении на церковном дворе. После краткого прощания с викарием она направилась прямо к карете. Он слышал, как перешептывались люди в толпе, но поступил в точности как она, раскланиваясь направо и налево, но не останавливаясь ни на миг, чтобы не дать повода заговорить с собой. Он сразу заметил, что на багажнике кареты добавилось еще два саквояжа. Лакей открыл дверцу. Джапоника вошла первой, Девлин забрался следом и поднял приступок.

Только после этого она заговорила с ним:

— Что вы делаете? С нами едут девочки!

— Только через мой труп, — заявил он непререкаемым тоном и крикнул вознице: — В Лондон!

Джапоника подскочила, когда лорд с силой захлопнул дверцу кареты.

— Откройте немедленно! Девочки поедут с нами!

— Бершем о них позаботится. Впрочем, им и без вас неплохо. — Девлин кивнул в сторону церкви. Бегония беседовала с викарием, а Пиона и Цинния окружали сладкую парочку с флангов. Гиацинта беседовала с двумя престарелыми дамами. Похоже, только Лорел смотрела в сторону отъехавшей кареты. И ее толстое лицо перекосило от гнева.