Записки полицейского (сборник) - Дюма Александр - Страница 36

Наконец, после доброго получаса бахвальства господин Трелауней расплатился и вышел из кофейни. Лишь только дверь за ним затворилась, я также встал и выскользнул, следя за незнакомцем; так же таинственно и Левассер покинул злачное заведение. На расстоянии пятидесяти метров от трактира я приостановился и с видом настоящего злодея принялся всматриваться в мрачные дверные ниши и слабо освещенные окна; потом я с опасливой осторожностью отъявленного мошенника прислушался к отдаленному шуму большого города и тронулся вперед. Зная, что Левассер следует за мной как тень, я делал вид, что не замечаю его, погруженный в свои преступные замыслы.

На углу улицы я наконец нашел господина Трелаунея, толкнул его, будто бы нечаянно, и в это мгновение ловко вытащил из его кармана бумажник. Совершив эту искусную операцию, я поспешно бросился назад, в гостиницу, в то время как господин Трелауней спокойно продолжил свой путь, не догадываясь о происшедшей у него краже. Я уже затворил было двери уединенной комнаты, в которую удалился с очевидным намерением внимательно рассмотреть содержимое похищенного бумажника, как вдруг услышал, как дверь затрещала и подается. Взглянув туда, я увидел господина Левассера.

В эту минуту лицо негодяя, вероятно, имело то самое выражение, какое должен был иметь сатана, поймавший преступника на месте преступления.

–?Не беспокойтесь! – сказал он. – Это я. Только что я стал свидетелем маленького проступка, который вы совершили. Черт побери! Любезный господин Уильям, – так я представился, – какой вы ловкий парень! Но только знайте, что я одним словом могу вас отправить в ссылку!

Я выразил на лице такой страх и смущение, что Левассер захохотал.

–?Впрочем, можете быть совершенно спокойны, мой любезный, – сказал он, потрепав меня по плечу, – что бы стало с миром, если бы волки стали поедать друг друга.

Вслед за этим философским замечанием он позвал звонком трактирного слугу.

–?Бисквитов и хереса! – распорядился Левассер.

Когда мы остались наедине, он продолжал:

–?На кой черт вам эти банковские билеты? Разве только вы спустите их сегодня или завтра, что было бы крайне неосторожно из за большого их количества, потому что сегодня же вечером господин Трелауней подаст заявление о краже в полицию, и опись номеров будет предъявлена в казначейство. Правда, вы говорили несколько дней тому назад, что знаете одного коллекционера подобных вещей.

Вопрос был не без подвоха, поэтому я не решился отвечать на него.

–?Полно, полно, – подхватил Левассер, совершенно изменив манеру речи и таким тоном, который походил больше на угрозу, – поступайте как разумный человек, мой милый: вы теперь у меня в руках, и я сделаю с вами что хочу, не то вы прогуляетесь в Океанию! Будьте со мной откровенны и назовите имя вашего приятеля.

–?В настоящее время его нет в Лондоне, – проговорил я дрожащим голосом.

–?Да полно же! – оборвал меня Левассер. – Вы еще лгать пытаетесь! Напрасный труд, мой милый! Доверьтесь мне, будем действовать сообща и пойдем одним путем, вместо того чтобы повернуться друг к другу спинами. Я тоже имею несколько таких билетов, как ваши. Одним словом, мы понимаем друг друга, не правда ли? А по какой цене приятель ваш покупает их и как распоряжается в таком случае?

Я сделал вид, будто бы сомневаюсь, потом словно в замешательстве ответил:

–?Вообще он дает четвертую часть стоимости билета и сбывает их за границей. Потом билеты предъявляются в банк владельцами bona fides[11]. В таком случае банк вынужден их оплачивать.

–?А как он обходится с векселями?

–?Совершенно так же.

–?И какова бы ни была сумма, приятель ваш не откажется от сделки?

–?Я полагаю, что он довольно богат и что его никакие суммы не испугают.

–?В таком случае вы должны меня с ним познакомить.

Он произнес слово «должны» так повелительно, будто сказал – «я хочу».

–?Невозможно! – вскрикнул я, притворяясь страшно испуганным. – Это невозможно! Приятель мой не ведет дел с незнакомыми лицами.

–?Вы должны меня с ним познакомить, – повторил Левассер, – слышите, вы должны! А не то знаете что вас ожидает? Первому полицейскому, которого встречу на улице, я расскажу о вашем мошенничестве, совершённом сейчас на моих глазах.

Я задрожал, будто пораженный этой угрозой, и едва слышно и не очень внятно произнес имя Леви-Самюэля.

–?А где живет этот Леви-Самюэль? – спросил Левассер.

–?Это тайна, но я могу сообщить вам, каким образом с ним можно связаться.

Наконец, после некоторых препирательств, в результате которых я будто силой был вынужден дать свое согласие, между Левассером и мной было решено, что я на следующий день буду обедать в Уок-коттедже, куда Леви-Самюэль должен будет прийти в восьмом часу один. На мне будет лежать обязанность передать этому еврею, что банковские билеты и векселя, которые Левассер желает сбыть, достигают суммы в двенадцать тысяч фунтов стерлингов и что сверх того, если дело сладится, мне будет выдан особый билет в пятьсот фунтов стерлингов вознаграждения.

–?Теперь же помните, дорогой господин Уильям, – сказал Левассер перед нашим расставанием, – помните, что вам предоставляется выбор между пятьюстами фунтами стерлингов и ссылкой! Вы слишком рассудительны и умны, чтобы отказаться от денег: вам меня ни в чем не уличить, я же, напротив, имею против вас неопровержимые доказательства. Не забывайте об этом.

На другой день, рано утром, я уже был в управлении полиции, где объяснил главному суперинтенданту весь ход дела и начертил план дома, занимаемого господином Левассером в Уок-коттедже, при этом подчеркнув, что нет возможности подойти к дому, не будучи незамеченным, и оставил его в убеждении, что мы не можем привлечь для помощи другого агента, кроме того только, который будет исполнять роль Леви-Самюэля. В самом деле, местность, на которой дом этот был выстроен, до того была открытая, что приближение к нему постороннего, даже со всеми предосторожностями, могло быть с легкостью замечено на расстоянии мили.

При этом величайшая осторожность была первым условием. Мошенники могли в случае опасности держать билеты наготове у камина или у печки и при малейшем опасении быть обнаруженными немедленно истребить их. А после уничтожения вещественных доказательств кражи арест Левассера делался бесполезным если не для общественной безопасности, то для соблюдения интересов господина Беллебона, в котором, как я уже сказал, я принимал истинное живое участие.

Главного начальника полиции в особенности беспокоила невозможность предоставить нескольких агентов в мое распоряжение.

–?Вероятнее всего, их будет только двое, – заметил я, – и если я могу располагать Джексоном, в котором я уверен настолько же, насколько в себе самом, – то, даже допустив, что там будут господин Лебретон, Левассер и Дюбарль, – полагаю, что, будучи хорошо вооружены и действуя неожиданно, мы с Джексоном наверняка справимся с этими тремя мошенниками.

Начальник полиции высказал мне еще несколько опасений, но, поскольку невозможно бороться с неизвестным, я прямо заявил:

–?Положимся на волю Божию! – и поднялся с места, чтобы удалиться с Джексоном и подготовить его к роли, которую он должен будет исполнить.

Я вынужден откровенно признаться, что в то время, как я направлялся к Уок-коттеджу, я был по настоящему встревожен, дабы не сказать испуган. Левассер, которому нельзя отказать в проницательности, мог догадаться, кем я в действительности являюсь, и обратить наше свидание в западню. Я мало его видел, но хорошо изучил и был вполне убежден, что он принадлежал к числу таких личностей, которых ничто в этом мире не устрашает. Впоследствии это подтвердилось. Однако все эти размышления, прояснившие опасность моего положения, тем не менее не ослабили силу воли. Я твердо решил идти прямо к цели.

Я с особой тщательностью зарядил пистолеты, потом тайно вышел из своей комнаты, спустился вниз, к жене, простился с ней в таком тревожном состоянии и волнении, что невольно открыл ей всю опасность затеянного мною дела, – одним словом, я покинул дом мой, воскликнув, как йоркский крестьянин: «Или я спасу лошадь, или потеряю седло!»