Записки полицейского (сборник) - Дюма Александр - Страница 31

«Дней за десять до случившегося, господин Уотерс, – начало исповедоваться бедное дитя, – София объявила мне, что у нее есть билеты в театр «Ковент-Гарден» и что надо только испросить позволения у господина Морриса, чтобы воспользоваться ими. София взялась заполучить это разрешение у нашего старого хозяина, который, так же как и его жена, осуждая удовольствие от театральных представлений, находил их безнравственными для любого добропорядочного обывателя, и в особенности для двух молодых девиц. Однако, вероятно благодаря настойчивости кузины моей, нам было дано позволение отлучиться со двора. Признаюсь вам откровенно, господин Уотерс, что я считала себя счастливицей, оттого что смогу побывать в театре, но радость моя продолжалась недолго, потому что в той ложе, в которую нас провели, мы встретили господина Симпсона и его товарища господина Гартли. София, кажется, не досадовала и не удивлялась этому. Она заранее знала, что эти джентльмены будут там присутствовать, потому что именно они и дали эти билеты моей кузине.

По окончании спектакля мы все четверо вышли из зала и уже успели выбраться в фойе театра, как вдруг в толпе произошел страшный шум. Гартли посоветовал нам прибавить шагу. Но в ту минуту, когда мы собрались сесть в карету, подозванную Симпсоном, двое полицейских схватили наших компаньонов и, невзирая на их сопротивление, принудили подчиниться и принять сделанное им довольно дерзкое приглашение.

Я вся дрожала от страха, господин Уотерс, но никто не обращал на нас внимания, и мы проявили довольно сметливости и решительности, чтобы сесть в первый попавшийся фиакр, который и довез нас домой.

На другой день кузина моя просила меня умолчать перед господином Моррисом об этом происшествии, сознавшись, что она не просила позволения идти в театр, а сказала, что проведет вечер у вас.

Вы можете представить, – продолжала Мэри, – как тяжело мне было слышать о своем невольном соучастии во лжи, в которой я сделалась виновной перед господином и госпожой Моррис, но мне невозможно было открыть хозяевам настоящую причину нашей отлучки, потому что они прогневались бы не только на меня, но еще более – на мою кузину.

После полудня этого же дня господа Гартли и Симпсон пришли в лавку и тихим голосом объяснили Софии причину их задержания. По их словам, это было недоразумение. С этого времени господин Гартли стал так дерзко обходиться со мной, что я испугалась; однажды он даже осмелился спросить, не имею ли я желания поделиться с ним добычей, которая с некоторого времени находится в моем владении.

–?Я не понимаю, что вы хотите этим сказать! – ответила я ему холодно.

Ответ мой разозлил господина Гартли.

–?А! Так вот как вы поступаете?! – нагло вскрикнул он. – Так я вас предупреждаю, что подобный образ действий мне не нравится!

Тут в лавку вошел хозяин и, полагая, что тот пьян, выставил визитера вон, запретив ему впредь здесь показываться. На третий день после этого случая один молодой человек, которого я никогда раньше в лавке не видела, уселся за стол и спросил себе пирожков. Я заметила, что сильно привлекаю внимание этого незнакомца. Наконец, он подошел ко мне и сказал:

–?На прошлой неделе вы были в театре «Ковент-Гарден», мисс Мэри?

Этот вопрос заставил меня покраснеть, потому что господин и госпожа Моррис сидели в это время за конторкой в помещении лавки.

–?Нет, сударь, нет, – ответила я с трепетом, – вы ошибаетесь, я никогда не бываю в театре.

–?Я не ошибаюсь, мисс, я вас видел, и вдобавок позвольте дать вам добрый совет, – вполголоса сказал мне джентльмен, – если вы боитесь позора и наказания, то вы возвратите мне мою бриллиантовую булавку, ту булавку, которую вы сняли с меня в тот вечер.

Я вскрикнула от ужаса, и вслед за этим последовала страшная сцена. Когда мои хозяева узнали, что я их обманула в том, как провела тот злополучный вечер, они, разумеется, поверили и возведенной на меня клевете. Джентльмен настаивал на своем обвинении и неотступно стал требовать возвращения ему булавки, угрожая, что меня передадут в руки правосудия.

Меня обыскали, так же как и мой чемодан, и – к крайнему моему изумлению, – булавка нашлась в небольшой сумочке в виде мешочка, которую я обыкновенно беру с собой, чтобы положить носовой платок, когда выхожу со двора. Против такого неопровержимого доказательства все уверения мои в невиновности оказались бессмысленны. Я была словно громом поражена.

Господин Савиль признал украденную у него драгоценность, и господин Моррис, как человек строгий и справедливый, требовал, чтобы немедленно был призван квартальный надзиратель. Хозяйка моя была убеждена в моей невиновности и в один голос с Софией советовала мне бежать. Остальное вам известно, господин Уотерс».

–?Это запутанное дело, – сказал я жене, когда Мэри вечером, часов в девять, ушла в свою комнату. – Я не сомневаюсь в ее невиновности, но это надо доказать, и не на словах, а на деле. К тому же надо установить это максимально быстро, потому что профессиональный долг вынуждает меня завтра же доставить Мэри Кингсфорд в камеру предварительного задержания на Боу-стрит.

–?Боже милостивый! – вскрикнула жена. – Но это ужасно! Какова стоимость этой булавки по оценке?

–?Потерпевший уверяет, что его дядя заплатил за нее сто двадцать гиней. Но ценность булавки ничего не значит в сравнении с обвинением, которое лежит на Мэри. Даже если бы она стоила только сто двадцать фартингов, суть преступления от этого не изменилась бы.

–?Знаешь ли, друг мой, это очень интересно: покажи ка булавку – я довольно хорошо знаю цену бриллиантов и разбираюсь в них.

Булавка была украшена превосходным изумрудом, окруженным бриллиантами. После продолжительного и тщательного осмотра этой драгоценной безделушки жена заявила:

–?Я почти уверена, что эта булавка ничего не стоит: изумруд и бриллианты поддельные. Я не думаю, чтобы за нее дали более двадцати шиллингов.

–?Что ты говоришь! – вскрикнул я. – В таком случае, если булавка не стоит того, во что ценит ее Савиль, она не принадлежит ему, и он, вероятно, сам ее похитил. Подай мне шляпу – я хочу удостовериться, справедливы ли твои слова.

Я побежал к ювелиру. Жена моя оказалась права. Если не брать во внимание художественные достоинства этой вещицы, то можно было смело сказать: булавка ничего не стоила.

Соображения, подозрения, надежды и страх – все смешалось в уме моем, и я оказался в таком грустном и раздраженном состоянии, что вынужден был отложить все свои дальнейшие действия до следующего дня, чтобы спокойно обдумать план, в соответствии с которым я должен поступать.

На другой день во втором столбце газеты «Таймс» была напечатана статья под следующим заглавием – «Важное сообщение». В этом искусно зашифрованном объявлении, чтобы было понятно только лицу, для которого оно предназначалось, я убедительно призывал объявиться настоящего владельца булавки, объясняя ему, что она не имела особой ценности и, похищенная у него в театре, будет возвращена, если ему угодно будет объясниться с одной особой при встрече по указанному адресу. К этому я присовокупил, что в таком случае необходимо крайне поторопиться и действовать безотлагательно, потому что от этого зависит жизнь и честь невиновного.

В назначенный час я отправился в указанное место, куда вскоре явился один джентльмен лет тридцати, очень благородной наружности, хотя потерявший лоск от неправильного образа жизни.

–?Милостивый государь, – произнес я, – признаете ли вы, что эта булавка ваша?

–?Моя, сударь, и я явился согласно вашему желанию, чтобы получить объяснение этому странному приглашению.

Я в нескольких словах рассказал об ужасном положении несчастной Мэри.

–?Ах, они, негодяи! – вскрикнул джентльмен. – Я вам сообщу превосходные сведения. Некто по имени Гартли, по крайней мере так он себя называет, украл у меня эту булавку в театре, я тотчас же указал на него полиции, и он по выходе из театра был арестован, но поскольку при нем ничего не нашли, то и отпустили. Я сообразил, однако, что, если принесу официальное заявление о краже, возникнут тягостные для меня признания. Эта булавка не что иное, как подделка одной драгоценности, некогда подаренной мне весьма уважаемым мною родственником. Неожиданные карточные долги, – если уж я должен вам сказать все, чтобы спасти несчастную девушку, – вынудили меня продать подлинную, с которой я велел сделать совершенную копию, чтобы родственник не заметил моей утраты.