Сальватор - Дюма Александр - Страница 36

– Я вижу большую разницу, государь, – ответил архиепископ, бывший человеком мягким и правдивым.

– А вот я, – произнесла дофина, поджав тонкие губы, – не вижу никакой разницы.

– Итак, господа, – сказал король, – прошу вас сесть, и пусть каждый из вас выскажет мне свое мнение по данному вопросу.

Министры сели, и совещание началось.

Глава XX

Господин де Вальсиньи

В то же самое время, когда за покрытым зеленым бархатом столом, за которым столько раз решалась судьба Европы, началось это совещание, о подробностях и результатах которого мы узнаем, господин де Моранд, рядовой 2-го легиона национальной гвардии, вернувшись домой после того, как весь прошедший день господин де Моранд старался не упустить ни единого признака одобрения или неодобрения, по которым можно было судить об общественном мнении, переодевался с нетерпением, свидетельствовавшим о его малой любви к воинской службе и в спешке, связанной с тем, что ему предстояло давать большой бал, приготовлениями к которому он руководил лично, наши юные друзья, не видевшиеся с Сальватором со времени последнего инструктажа по поводу поведения во время парада, поспешили, подобно господину де Моранду, избавиться от мундиров и пришли к Жюстену, чтобы справиться относительно того, что им предстояло делать дальше в различных обстоятельствах, которые могли сложиться из развития событий.

Жюстен тоже ждал прибытия Сальватора.

Тот появился около девяти часов вечера. Он тоже уже успел снять мундир и переодеться в свой костюм комиссионера. По его покрытому потом лбу и учащенному дыханию было видно, что, возвратившись с парада, он уже многое успел сделать.

– Ну, что? – спросили в один голос все четверо молодых людей, едва он появился в комнате.

– А то, что сейчас идет заседание совета министров, – ответил Сальватор.

– По какому вопросу?

– По вопросу, какому наказанию следует подвергнуть эту милую национальную гвардию, которая не была послушной.

– И когда же станут известны решения этого заседания?

– Как только эти решения будут приняты.

– Значит, у вас есть люди в Тюильри?

– У меня есть люди везде.

– Черт возьми! – сказал Жан Робер. – К сожалению, я не могу ждать: я дал слово быть на балу.

– Я тоже, – произнес Петрюс.

– У мадам де Моранд? – спросил Сальватор.

– Да, – ответили удивленные юноши. – Но откуда вы об этом знаете?

– Я знаю все.

– Но ведь вы сообщите нам новости завтра утром, не так ли?

– Вы будете знать их сегодня ночью!

– Однако же мы с Петрюсом будем на балу у мадам де Моранд…

– Значит, вам их сообщат у мадам де Моранд.

– И кто же?

– Я.

– Как? Вы пойдете к мадам де Моранд?

Сальватор усмехнулся:

– Не к мадам де Моранд, а к мсье де Моранду.

И затем все с той же лукавой улыбкой, свойственной только ему одному, добавил:

– Он мой банкир.

– Ах, дьявольщина! – воскликнул Людовик. – Как я теперь жалею, что не принял твое приглашение, Жан Робер!

– Может быть, еще не поздно! – произнес тот.

Но, взглянув на часы, произнес огорченно:

– Сейчас половина десятого: опоздали!

– Вы тоже хотите пойти на бал к мадам де Моранд? – спросил Сальватор.

– Да, – ответил Людовик, – мне не хотелось бы расставаться с друзьями сегодняшней ночью… Ведь с минуты на минуту всякое может случиться…

– Вполне вероятно, что и не случится ничего, – сказал Сальватор. – Но из-за этого не стоит расставаться с друзьями.

– Придется, что поделать. Я же не имею пригласительного билета.

На лице Сальватора блуждала одна из свойственных только ему загадочных улыбок.

– А вы попросите нашего поэта представить вас, – сказал он.

– О! – живо возразил Жан Робер. – Я недостаточно хорошо знаком с хозяевами дома!

При этих словах на его щеках появился легкий румянец.

– Тогда, – снова заговорил Сальватор, обернувшись к Людовику, – попросите Жана Робера вписать ваше имя вот в эту карточку.

И он вынул из кармана карточку, на которой было напечатано:

Жан Робер посмотрел на Сальватора со смешанным чувством удивления и восхищения.

– Так что же? – спросил Сальватор. – Вы опасаетесь, что ваш почерк узнают?.. Подайте мне перо, Жюстен.

Жюстен протянул Сальватору перо и чернила. Тот вписал в пригласительный билет фамилию Людовика, стараясь, чтобы его изящный аристократический почерк выглядел обычным, а затем протянул карточку Людовику.

– Итак, дорогой Сальватор, – спросил Жан Робер, – вы сказали, что тоже пойдете в гости, но не к мадам де Моранд, а к мсье де Моранду?

– Именно это я и сказал.

– И как же мы сможем увидеться?

– Действительно, – снова произнес Сальватор все стой же улыбкой на губах, – ведь вы же идете в гости к мадам!

– Я лично иду на бал к моему другу и не думаю, что там будут говорить о политике.

– Нет, конечно… Но часам к половине двенадцатого, когда наша бедная Кармелита закончит петь, начнется бал, а ровно в полночь в конце коридора, опоясывающего здание, будет открыт кабинет мсье де Моранда. Там соберутся только те, кто скажет пароль: Хартия и Шартр. Запомнить его нетрудно, не так ли?

– Да.

– Вот мы и договорились. Теперь, если вы хотите переодеться и быть к половине одиннадцатого в голубом будуаре, вы не должны терять ни минуты!

– Я могу подвезти кого-нибудь в своей карете, – сказал Петрюс – Захвати Людовика: вы же соседи, – ответил на это Жан Робер. – Я пойду пешком.

– Договорились!

– Значит, встречаемся в будуаре мадам в половине одиннадцатого для того, чтобы послушать Кармелиту, – сказал Петрюс. – А в полночь приходим в кабинет мсье, чтобы узнать, что же произошло в Тюильри.

И трое молодых людей, пожав на прощанье руку Сальватору и Жюстену, ушли, оставив карбонариев вдвоем.

В одиннадцать часов, как мы уже видели, Жан Робер, Петрюс и Людовик были у госпожи де Моранд и аплодировали Кармелите. В половине двенадцатого, в то время, как госпожа де Моранд и Регина хлопотали возле потерявшей сознание Кармелиты, они преподали Камилу тот урок, о котором мы уже вам рассказывали. Наконец в полночь, пока господин де Моранд, оставшись на некоторое время в зале, чтобы справиться о состоянии Кармелиты, галантно поцеловав руку жены, попросил ее, словно о милости, дать ему разрешение навестить ее в ее комнате после окончания бала, друзья вошли в кабинет банкира, произнеся условный пароль: Хартия и Шартр.

В кабинете уже собрались все ветераны заговоров в Гренобле, Бельфоре, Сомюре и Ларошели. Словом, все те люди, чьи головы остались на плечах только чудом: Лафайеты, Кехлены, Пажоли, Дермонкуры, Каррели, Генары, Араго, Кавеньяки, – каждый из которых представлял или ярко выраженное мнение, или оттенок мнения, но все люди в народе весьма уважаемые и любимые.

Присутствующие ели мороженое, пили пунш, разговаривали о театре, живописи, литературе… И ни слова не было произнесено о политике!

Трое приятелей вошли в кабинет одновременно и принялись искать глазами Сальватора.

Его еще не было.

Тогда каждый юноша подошел к той присутствовавшей в комнате знаменитости, которая была ему симпатична: Жан Робер к Лафайету, который испытывал к нему дружбу, очень напоминавшую отцовскую заботу. Людовик приблизился к Франсуа Араго, человеку с умной головой, благородным сердцем и очень остроумному. Петрюс, естественно же, устремился к Орасу Берне, всем полотнам которого было отказано от выставок в Салоне и который устроил тогда выставку своих картин у себя в мастерской, куда устремился буквально весь Париж.

Кабинет господина де Моранда представлял собой характерные образчики всех слоев населения, которые были недовольны правящим режимом. И все недовольные, болтая, как мы уже сказали, об искусстве, о науке, о войне, поворачивали головы к двери всякий раз, когда в комнату кто-то входил. Казалось, они кого-то ждали.