Великий Чингис-хан. «Кара Господня» или «человек тысячелетия»? - Кычанов Евгений - Страница 69

В Хорасане, по сведениям ал-Насави, монголам активно помогал некий Хабаш из Касиджа. «Люди претерпели от него страшные бедствия», он заставлял местных жителей и владетелей осаждать и брать города, тех же, кто не повиновался, «он предавал мечу и отправлял по пути смерти» [Насави, с. 98].

Таким образом, правы те, кто подчеркивает, что успехи монгольского оружия – это заслуга и тех, кто перешел на его сторону и преданно служил ему, каковы бы ни были их мотивы – измена, добровольная или вынужденная сдача, служба после попадания в плен или просто добровольный переход на службу монголам, вполне осознанный и диктуемый желанием урвать свою долю добычи и славы. Таких людей было много, за ними была немалая сила, и они активно содействовали победам Чингис-хана и поражениям тех, на кого он нападал.

Личность и эпоха, роль личности в истории отнюдь не простая проблема, когда мы переходим от общих рассуждений к конкретным фактам. В чем проявляет себя закономерность, а в чем – случайность, как произошло то сцепление событий, которое вытолкнуло на большую историческую арену такую личность, как Чингис-хан? На протяжении полутора тысяч лет возникали и гибли кочевые государства Центральной Азии – гуннов, сяньби, жуаньжуаней, тюрок, уйгуров, киргизов, киданей И монголы Чингис-хана даже не замыкают эту цепочку, потому что было возобновление монгольского государства после падения династии Юань, были ойраты. На фоне исторических событий, происходивших в Центральной Азии, появление монгольского государства, объединение Монголии – закономерность, как столь же очевидно закономерен последующий развал и упадок, ибо все это бывало, и не раз, уже до этого и после этого. Поскольку объединение Монголии в начале XIII в. вполне закономерно, то с позиций этой закономерности безразлично, кто это сделал бы – Чингис-хан, или Чжамуха, или Ван-хан. Но мы знаем, что этносы, народы мужают и ослабевают. И то, что именно монголы объединили Монголию, шире – Центральную Азию, в какой-то мере объяснимо тем, что монгольский этнос, выйдя на просторы Халхи и вытесняя оттуда тюрков, заимствуя от них все пригодное, был на подъеме, и не случайно, что именно монголы, потерпев в первый раз неудачу – развал Хамаг монгол улуса, – объединили страну, которую мы и именуем теперь Монголией.

Но почему осуществил это именно Чингис-хан, вернее, Темучжин? Темучжин, происходя из ханской семьи, имел потенциальное право на власть, но эта потенция могла и не быть реализована, как у многих других представителей его рода. Подростком он испытывал гонения и жил в бедности, хотя для его семьи это не было закономерным – сыграло свою роль неблагоприятное стечение обстоятельств в связи с безвременной гибелью Есугай-баатура. Чингис мог погибнуть, мог кончить свои дни в плену или даже рабстве, на его месте мог быть кто-то другой и не было бы его личности, ее влияния на события и на эпоху. Гибель Темучжина или его возмужание – это фактор случайный, но то, что время требовало там, где он жил и рос, появления такой или схожей с ним личности, – это зов необходимости. Нам не кажется глубоко аргументированным противопоставление Чжамухи как носителя старого, ро-до-племенного быта Темучжину как носителю нового строя. В источниках мы находим фиксацию неодинаковости скорее их личных качеств, чем их «программ». Устремления их были одинаковыми – уничтожить соперников и объединить монголов и окружающие улусы под своей властью. Да и вообще полагать, что монголы в XII в. жили родо-племенным обществом, пусть даже на той стадии, которую выделяли ранее и называли военной демократией, нам кажется ошибочным. Эта проблема должна быть еще доисследована.

Темучжин превзошел своих соперников, реальных правителей Монголии тех лет, Чжамуху и Ван-хана, Таян-хана и Торгутай-Кирилтуха, именно своими личными качествами, импонировавшими тем, кто являл собой реальную силу и потому подчинившимся, перешедшим на службу к нему и начавшим выполнять его волю. В данном случае решающую роль сыграла личность Темучжина, независимо от того, как бы ее ни оценивать с позиций наших дней.

Главным, вероятно, явилось то, что Темучжин не только искренне и со всей ответственностью поверил в свое призвание избранника Неба, но и сумел внушить эту веру, а значит, и уверенность в необходимости (если не правоте) его действий другим. Он добился первого крупного успеха – ликвидировал междоусобицы и внутренние войны, объединил страну и нашел то, что смогло увлечь его армию за пределы страны, и, видимо, в данном случае произошло то единение истории и личности одного из ее творцов, которое и составляет суть каждого крупного исторического события. Считая идеалом жизни воина-кочевника ниспровержение и ограбление врага, захват и дележ добычи, Чингис-хан указал на соседние страны, где такая добыча была и ее можно было захватить, не рискуя получить отпор или погибнуть.

Объективным и закономерным было и то, что соседний Китай (понимая под этим словом Китай в его современных границах и границах конкретно-исторических для каждой данной эпохи, что не одно и то же) столь же регулярно, как и соседний кочевой мир, переживал периоды объединения и раздробленности, усиления и ослабления. С одной стороны, на соседних с собственно Китаем землях в эпоху, предшествующую непосредственно появлению Чингис-хана, непрерывно шел процесс мужания этносов и появления их самобытной государственности, будь то Тибет, тюркские каганаты, Нань-чжао на территории современной провинции Юньнань, государства киданей, тангутов, чжурчжэней С другой стороны, и собственно Китай переживал регулярные периоды единения и распада: эпоха Воюющих царств – IV–III в. до н. э. и объединение при династиях Цинь и Хань до III в. н. э.; распад с III в. н. э. до конца VI в.; объединение с VII по начало X в. и распад до завоевания монголами всего Китая во второй половине XIII в. Объединение кочевого мира отнюдь не всегда совпадало с разъединением Китая, но возникновение сильных кочевых держав не раз приводило к включению в их состав северных районов страны.

Мы имеем все основания считать раскол и объединение Китая исторической закономерностью. Чингис-хан объединил Монголию и обрел силу как раз в тот момент, когда Китай был расчленен на южную и северную половины; северная входила в состав государства Цзинь, часть китайцев жила в созданном тангутами государстве Си Ся. Ситуация для завоевания части страны (или всей страны) была объективно благоприятной.

По мнению китайских авторов, отсутствие единства страны и упадок – вот та политическая ситуация, которая привела Чингис-хана к победам [Юань чао ши, с. 2–3]. В сущности ни Цзинь, ни Южная Сун не находились в состоянии упадка, так же как и тангутское государство, а государство хорезм-шаха при всех его слабостях набирало силу. Трудности, возникавшие в этих государствах, не выходили за рамки обычных, даже повседневных, они стали роковыми тогда, когда эти государства подверглись атакам монголов. Известно, что государства, населенные различными этносами, в особенности если одни из них покорены другими, всегда более уязвимы. Межэтнические трения резко обострились в Цзинь во время монгольского вторжения и дали свои печальные плоды.

Не исключено (мы просто не имеем свидетельств источников), что межэтническая рознь обострилась и в Си Ся. В этом государстве при господстве тангутов жили еще по меньшей мере три народности – китайцы, уйгуры и тибетцы. Уйгуры, часть китайцев и тибетцев были включены в состав тан-гутского государства силой оружия. Государство Си Ляо, или кара-китаев, также было многонациональным при господстве киданей-завоевателей. В этой стране внутренняя рознь усиливалась благодаря вражде на религиозной почве (большинство подданных мусульмане, а господствующий народ и династия – буддисты). В государстве хорезмшаха были трения, в том числе и в пределах правящего дома, между ираноязычными и тюркоязычными этносами.

Следует учитывать и психологию людей той эпохи. Многие из них служили верно и преданно своему государю, своей династии. Но именно государю и династии, а отнюдь не всегда своему народу, своей родине. Патриотизм, как мы понимаем его сейчас, отнюдь не был господствующим и единственно нравственным. Для Елюй Чуцая, который оказался на службе у Чингис-хана, столь же нравственно было отдавать все силы служению Чингис-хану, как он ранее служил императору Цзинь, хотя Чингис-хан и воевал с его прежним государем и не думал восстанавливать киданьское государство. Нелепо было бы отрицать силу этнических связей, но отношения «подданный – государь», независимо от этнической принадлежности государя и подданных, нередко были сильнее связей и отношений этнических.