Великий Чингис-хан. «Кара Господня» или «человек тысячелетия»? - Кычанов Евгений - Страница 58

Новая ставка Каракорум была продолжением уйгурской традиции. Уйгурское Каракорум означало «черные обломки». По преданию, в районе Каракорума монголы вначале поставили двадцать юрт и учредили здесь свою столицу. Поэтому есть толкование названия Каракорум как «хорин гэр» – «двадцать юрт». Есть и иное толкование: «хара курэм» – «черные камни». Древнее городище у горы Малахитэ и ранее привлекало внимание. В XII в. здесь была ставка кереитского хана, называвшаяся Тахай-балгас. Первоначально при Чин-гис-хане здесь выстроили городище, в центре которого был поставлен желтый походный шатер Чингис-хана. Полагают, что первоначальная столица Чингис-хана, позднее разросшаяся до крупного города, была размером 400x400 м.

Куда прибыл Чингис-хан, вернувшись в Монголию, в Каракорум или иное место, сказать трудно. В «Юань ши» просто сказано: «Весной, в первом месяце возвратился в походную ставку» [Юань ши, цз. 1, с. 12а]. По сведениям Рашид-ад-дина, по возвращении Чингис-хан «повелел разбить большую золотую орду… устроить многолюдное собрание и сделать великое пиршество» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 130]. Лето 1225 г. «он пробыл дома и соизволил издать мудрые повеления».

Как писал позже монгольский поэт:

Мы знаем, что Чингис-хан думал об этом, и знаем, что оставшиеся ему лета он решил посвятить низвержению государства тангутов. Перед возвращением Чингис-хана в Монголию в тангутском государстве произошли нежелательные для него перемены. Под давлением сторонников активной борьбы с монголами тангутский государь Цзунь-сян отрекся от престола в пользу своего сына Дэ-вана. Дэ-ван, зная о возвращении Чингис-хана из западного похода и о его намерении уничтожить государство Си Ся, пытался принять решительные меры для укрепления обороны страны. В конце 1224 г. он добился заключения мира между тангутами и чжурчжэнями.

Мухали понял опасность такого поворота событий и выслал войска для опустошения центральных районов Си Ся. Тангуты наголову разбили их. Дэ-ван понимал, что чжурч-жэни ныне – плохие помощники. Более половины Цзинь находилось в руках монголов. Даже заключив мир с Си Ся, чжурчжэни были вынуждены сражаться на два фронта – на севере с монголами, набеги которых не прекращались, и на юге с китайцами – Южная Сун недальновидно помогала монголам добивать своих недавних врагов и северных соседей. Когда-то китайцы помогли чжурчжэням добить киданей и потеряли половину Китая. Поддерживая монголов, они еще не знали, что вскоре потеряют весь Китай. Таким образом, Дэ-ван не мог рассчитывать и на помощь китайцев. И он предпринял смелый шаг – стал искать союзников во владениях Чингис-хана, среди племен, живущих «к северу от песков», т. е. пустынь Гоби и Такла-Макан, и лишь недавно подчиненных Чингис-ханом.

Это была попытка организовать военный союз в тылу армий Чингис-хана. Интересно то, что она в какой-то мере увенчалась успехом. Не случайно, видимо, Чингис больше всего опасался своих соплеменников. Армии, способной совершить большой поход в Си Ся, в Монголии не было. Узнав о действиях Дэ-вана, монголы осадили западный центр тангутского государства город Шачжоу Месячная осада не принесла им победы; подкопы монголов под городскую стену тангуты «забросали огнем», тем самым вынудив монголов снять осаду.

Вернувшись домой, Чингис-хан потребовал от Дэ-вана выслать к нему в качестве заложника собственного сына. Государственный совет Си Ся обсуждал ответ монголам. Многие предлагали смириться, идти на любые уступки, чтобы не давать монголам повода дли войны. Один из сановников говорил:

– Ваше величество! Монголы – это хищные звери. Даже если они смирные и не беспокоят, все равно следует опасаться их рева. И характер их непостоянен. Своим отказом мы дадим им повод для войны. Государство Цзинь на краю гибели. Оно само не в состоянии обороняться. Разве оно сможет помочь нам? Надо отправить наследника в орду [Кычанов, с. 309].

Он был прав. Но прав был и Дэ-ван, когда думал, что это не спасение. Спасение в решительных действиях и не только тангутов, но и их возможных союзников, всех, пострадавших от меча Чингис-хана:

– Я только что восстановил мир с Цзинь и надеюсь совместными усилиями устоять против общего врага. Послать сейчас к ним в кабалу моего единственного сына, а потом раскаиваться? Зачем спешить! [там же, с. 309].

Посол Чингис-хана уехал ни с чем. Возможно, переговоры на этом не закончились. Из одного тангутского документа мы узнаем, что в марте 1225 г. сучжоуский управляющий пограничными делами, держатель золотой пайцзы, был назначен послом и должен был проехать через город Хара-Хо-то, где и был найден этот подлинный документ той эпохи в 1909 г. П.К. Козловым (см. [Докладная записка]). Мимо этого района, устья реки Эдзин-Гол, посольство могло ехать только в монгольские степи. Переговоры, видимо, не были обнадеживающими. Через некоторое время Дэ-ван принял Шилгаксан-хону, одного из сыновей найманского хана [Юань ши, цз. 1, с. 12], возможно, представителя тех племен «к северу от песков», которые ненавидели Чингис-хана и только еще в тангутах видели силу, способную противостоять ему. Это был уже открытый вызов, а значит, и война.

Осенью 1225 г. Чингис-хан, видимо, откочевывал в сторону границ Си Ся. В дороге он охотился на диких лошадей и второй раз упал с коня и сильно расшибся. Второй, потому что весной 1223 г. он также во время охоты упал с коня и чуть не был убит вепрем. Наутро ханша Есуй сказала царевичам и нойонам:

– У государя ночью был сильный жар. Надо обсудить положение.

Совет решил, что «тангуты – люди оседлые, живут в глинобитных городищах. Ужели они могут куда уйти, взвалив на спины свои городища». Поход можно временно отложить и возобновить его снова, когда Чингис-хан поправится. Однако сам Чингис отверг этот план. Он согласился обождать какое-то время, а чтобы тангуты не подумали, что он струсил, направить к ним посла с объявлением войны, которому он и продиктовал следующее: «Некогда ты, Бур-хан, обещал быть со своими тангутами моею правой рукой, вследствие чего я и звал тебя в поход на сартаулов, которые нарушили условия мирного договора. Но ты, Бурхан, не только не сдержал своего слова и не дал войска, но еще и ответил дерзкими словами. Занятый другими мыслями, я решил посчитаться с тобой потом. Ныне, свершив сарта-ульский поход и с помощью Вечного Неба обратив сарта-ульский народ на путь правый, я возвратился и иду к тебе, Бурхан, потребовать отчета».

По преданию, когда посол в столице Си Ся произнес эти слова, один из тангутских военачальников, Аша-Гамбу, дал послу такой ответ:

– Если вы, монголы, любители войны, хотите сражаться, то есть у меня для этого Алашайское кочевье, есть и решетчатые юрты, есть и вьючные верблюды. Ступайте в Алашай и жалуйте ко мне. Там и сразимся! [Сокровенное сказание, с. 189–190].

Посол уехал с вестью о том, что тангуты полны решимости драться до последнего.

На совете, обсуждавшем вопрос о том, воевать или нет с тангутами, не было Чжочи. По сведениям Рашид-ад-дина, Чингис-хан поручил Чжочи покорить весь Дешт-и-Кипчак, башкиров, русских и черкесов. Но Чжочи «уклонился от участия в этом деле и отправился к своим жилищам», за что Чингис-хан даже пообещал казнить его, заявив: «Я его казню, не видать ему милости». Чжочи заболел, и его не было среди возвратившихся в Монголию царевичей. Чингисхан несколько раз вызывал его к себе, но Чжочи не являлся, ссылаясь на болезнь. Кто-то оговорил Чжочи, сообщив, что на деле он не болеет, а развлекается охотой. Чингис-хан воспринял такое известие как бунт со стороны сына: «Чжочи сошел с ума, что совершает такие поступки». И приказал, чтобы войско выступило в поход в сю сторону [Рашид-ад-дин, т. II, с. 79].

Но поход не состоялся, так как Чжочи скончался в возрасте сорока лет. Есть сведения о том, что Чжочи не одобрял методов массового террора отца, по словам Джузджа-ни, он заявил: «Чингис-хан потерял рассудок, так как губит столько земель и народу». Есть глухие сведения о том, что Чжочи не только враждовал с братьями, особенно с Чагата-ем, но даже якобы имел намерения убить отца во время охоты. Его замысел стал известен Чингис-хану, и тот приказал отравить Чжочи [Раверти, с. 1001]. Мы знаем, что Чингисхан вообще недолюбливал Чжочи, родившегося после того, как Борте побывала в меркитском плену. Побудительным мотивом в действиях Чингис-хана могло быть и стремление избежать очень вероятного конфликта между Чжочи и Чагатаем после его смерти. П. Рачневский полагает, что если даже Чингис-хан и был причастен к смерти Чжочи, то это было вызвано не столько проявлением личного чувства, «а скорее политическими соображениями: беспокойством о единстве империи» [Рачневский, с. 123].