Великий Чингис-хан. «Кара Господня» или «человек тысячелетия»? - Кычанов Евгений - Страница 41

Однако не для всех «Яса» стала законом, который должен был неукоснительно соблюдаться. Раздавая уделы, должности и награды, Чингис-хан ряду своих нукеров дозволил «не вменять в вину девять проступков», т. е. не привлекать их к суду и не наказывать за девять совершенных ими преступлений, наказуемых смертной казнью.

Один из сородичей Чингис-хана, старец Усун, получил титул беки. Он должен был восседать на почетном месте (на троне) облаченным в белую шубу и ездить на белом коне. «Должность» Усуна имела культовое значение. Он обязан был изучать связь событий в улусе Чингиса с природой и ее явлениями, был кем-то вроде придворного астролога, наблюдающего за календарем.

– Пусть назначает и освещает нам годы и месяцы! – сказал, по преданию, Чингис-хан (по «Сокровенному сказанию», с. 166).

Пользование своим календарем на Дальнем Востоке было одним из признаков независимого государства.

Затем Чингис приказал увеличить численность своей гвардии – кешиктенов до десяти тысяч человек. Приказ гласил: «Объявляем во всеобщее сведение по всем тысячам о нижеследующем: «При составлении для нас корпуса кешиктенов надлежит пополнять таковой сыновьями нойонов – темников, тысячников и сотников, а также сыновьями людей свободного состояния, достойных при этом состоять при нас как по своим способностям, так по выдающейся физической силе и крепости. Сыновьям нойонов-тысячников надлежит явиться на службу не иначе как с десятью товарищами и одним младшим братом при каждом. Сыновьям же нойонов-сотников – с пятью товарищами и одним младшим братом при каждом. Сыновей нойонов-десятников, равно как и сыновей людей свободного состояния, каждого сопровождают по одному младшему брату и по три товарища, причем все они обязаны явиться со своими средствами передвижения, коими снабжаются на местах. В товарищи к сыновьям нойонов-тысячников люди берутся на местах, по разверстке от тысяч и сотен для той цели, чтобы усилить составленный при нас корпус» («Сокровенное сказание», с. 168–169).

Так была сформирована «тьма кешиктенов», состоявшая из восьмитысячного отряда гвардейцев-турхаутов, в том числе одного полка в тысячу человек из отборных богатырей, и отряда ночной стражи в две тысячи кебтеулов. Чингис-хан повелел:

– Наша личная охрана, усиленная до тьмы кешиктенов, будет в военное время и главным средним полком.

Мы уже упоминали о том, что охранявшая ханскую ставку стража менялась каждые трое суток. «Кебтеулы, стоящие на страже у ворот, обязаны рубить голову по самые плечи, а плечи наотвал всякому, кто попытался бы ночью проникнуть во дворец» [Сокровенное сказание, с. 171].

Никто не смел расспрашивать караульных о численности стражи и порядке смены караулов. У заподозренных в расспросах или прямо виновных в этом в качестве штрафа отбирали одежду и лошадь вместе с седлом и сбруей. За самовольный уход с поста караульные наказывались палками. Вместе с тем кешиктены пользовались особой милостью хана, и их нельзя было предавать суду без его ведома.

– О случаях предания кешиктенов суду, – объявил Чингис-хан, – надлежит докладывать мне. Мы сами сумеем казнить тех, кого следует предать казни, равно как и разложить и наказать палками тех, кто заслужил палок! [там же, с. 170].

Рядовой гвардеец-кешиктен считался по своему положению выше простого армейского тысячника. «Тайная история» сохранила восторженный гимн гвардии хана:

В наши дни часть китайских авторов не без некоторых оснований считает созданное Чингис-ханом объединенное монгольское государство по сути своей рабовладельческим. По мнению Б.П. Гуревича, это «намеренное умаление степени социально-экономического развития Монголии XIII–XIV вв.» (см. [Чулууны Далай, с. 4]). Однако вопрос не столь прост. Мы не беремся в данном случае обсуждать его, скажем только, что списывать все «на монгольский кочевой феодализм» в наши дни уже отнюдь не достаточно.

Так в начале XIII в. в монгольских степях после длительного соперничества ханов возникла монолитная и грозная сила. Созданная в сражениях, она была отныне сплочена в единое государство с единой военно-административной властью, с очевидным перевесом в ней военного начала. Правление военных, хотя и на иной основе, хорошо известно и в наши дни. Все – от десятника до темника в государстве Чингис-хана, каждый кешиктен в его ставке, если даже он ведал поварами, были в первую очередь воинами и только потом должностными лицами, решавшими гражданские дела. Это была сила, созданная нойонством и действовавшая в интересах нойонства. «Монгольской степной аристократии важен и нужен был порядок внутри ее кочевий и очень выгодны наезды и войны с внешними врагами, от которых можно было забирать добычу». Инерция войны не только не ослабевала, она нарастала, и все последующее правление Чин-гис-хана до самой его смерти Монголия не провела ни одного года без войны, без нападений на соседей. Это новое государство, опьяненное внутренними победами и жаждавшее новой добычи, с момента своего рождения заявило себя как сила, враждебная окружающему миру, и, как образно сказал Б.Я. Владимирцов, «еще долго продолжало вести себя по отношению к…культурным народам как разбойничья шайка» [Владимирцов. Общественный строй, с. 86].

Богатства страны тангутов

Как полагают современные китайские авторы «Юань чао ши» («Истории династии Юань»), после объединения Монголии местным народам друг друга стало грабить нельзя и «поэтому богатые соседние страны стали объектом продолжения ими (монголами. – Е. К.) грабительских войн»; «это жгучее стремление грабить – коренная причина непрерывного проведения правителями монгольского государства внешних войн» [Юань чао ши, с. 98]. Огромному миру, лежавшему к юго-востоку, югу, западу и северо-западу от монгольских степей, новый «дракон явил свое чело» еще за год до великого курилтая на берегах Онона. Возможно, возвращаясь с Алтая после победы над найманами в 1205 г., Чингис-хан решил проверить крепость границ своего соседа, тангутского государства Великое Ся, и приказал своим войскам вторгнуться в его западные районы – округа Шачжоу и Гуачжоу. В «Юань ши» сообщается: 1205 год, «напал на крепость Си Ся Валицзилисай, прошел через город Лосы, ограбил народ, забрал верблюдов» [Юань ши, цз. 1, с. 8а].

Рашид-ад-дин так рассказывает об этом походе: «Чингисхан соизволил привести свое войско в порядок и выступил в поход против области Кашин, которую называют Тангут. Когда они вступили в эту область, то прежде всего они достигли крепости, называемой Легили, а место это чрезвычайно укрепленное. Они ее окружили и в короткое время взяли; они разрушили все: и ее стены, и фундамент. Оттуда они пошли на город, название которого Клин-Лоши, а он был очень крупным городом, они его взяли и разграбили. Затем захватили некоторые другие области Тангута и разграбили их, а скот, найденный ими в тех пределах, они весь угнали с собой. Затем с многочисленной военной добычей и бесчисленным количеством верблюдов и скота они повернули назад и явились с выражением рабской покорности к Чингис-хану» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 149–150]. Поход на Си Ся имел место в конце весны – в третьем-четвертом месяце 1205 г. по лунному календарю. Успех был полный, а добыча велика.

Тангуты, государство которых существовало уже 200 лет, кичившиеся перед татаро-монголами своей культурой, включившие в свои письменные знаки (правда, по примеру китайцев), передающие слово «татары», элемент «собака», что должно было передать их презрение к северным соседям, были посрамлены. Они пропустили врага через границы и позволили ему разграбить западные районы страны. Тангуты не могли не знать о событиях в монгольской степи. Они видели в своих пределах Ван-хана в худшие дни его жизни, сын Ван-хана Сангум искал у них спасения от преследовавших его воинов Чингиса. Они, несомненно, знали о Чингисе.