Виа Долороза - Парфенов Сергей - Страница 26

– Джек! Джек! Подожди! – остановил он старого знакомого в дверях, схватив его за рукав. – Я прошу прощение за несколько несоответствующий вид нашего президента… Через час, я тебя уверяю, всё будет в порядке! Задержи встречу на час и, я думаю, нам удастся избежать скандала…

Через полтора часа, выпивший изрядное количество кофе и принявший холодный душ, Бельцин нетвердой походкой прошествовал перед заждавшейся его аудиторией. На российского лидера нацелены телекамеры, но он был уверен в себе, на лице у него блуждала благодушная улыбка – он знал, что он будет говорить, потому что знал, что от него хотят услышать… Ну а то, что голос слегка заторможен – так это ерунда! Это почти не заметно… Почти…

Но на следующий день Зыкарев, пряча глаза, принес и положил перед ним свежий номер "Вашингтон пост".

– Что это? – недовольно спросил Бельцин и настороженно уставился на своего министра иностранных дел.

– Статья, Владимир Николаевич, – тихо ответил Зыкарев и тонко икнул. – Называется "Пьяный медведь обнимает капитализм"…

– Читай! – мрачно просипел Бельцин, с трудом стряхивая с себя тяжелый похмельный дурман.

Зыкарев взял газету в руки.

– Тут написано… "Теперь мы знаем от какого слова произошло слово гласность… Гласность происходит от английского слова "гласс"! – Зыкарев осторожно оторвал взгляд от газеты, перевел его на Бельцина и пояснил боязливо. – "Гласс" – по-английски "стакан", Владимир Николаевич…

– Всё! Спекся, спекся, Бельцин! – ликовал Михайлов. Он отбросил на стол перевод статьи из "Вашингтон пост", встал и энергично заходил по кабинету. Возбуждение от чувства близкой и долгожданной победы заставляло его сердце учащенно и радостно биться. Михайлов подошел к столу и вызвал секретаря:

– Соедините меня с Линаевым…

Через некоторое время из селектора раздался знакомый голос:

– Слушаю, Алексей Сергеевич…

Михайлов взял трубку:

– Григорий Кузьмич, ты уже в курсе по поводу публикации о Бельцине в "Вашингтон пост"?

– Нет, ещё… А что такое? Натворил что-нибудь?

– Натворил, натворил, гадёныш! Напился, мерзавец! В зюзю напился! Выставил нас перед всем миром в таком свете, что теперь в цивилизованном обществе показаться стыдно… Ты бы мог сейчас ко мне подъехать? Мне с тобой посоветоваться надо…

– Хорошо… Сейчас буду…

Через двадцать минут Линаев, прочитав статью, отложил её в сторону и посмотрел на Михайлова:

– Ну и что теперь делать будем?

Михайлов нетерпеливо зашагал по кабинету:

– Я предлагаю дать завтра перепечатку этой статьи в "Правде", прямо накануне Пленума… А на Пленуме устроить Бельцину аутодафе… На костер его, мерзавца! И чтоб не просто его выгнать из партии, а провести общенародное обсуждение! Чтоб все телевизионные каналы транслировали! Чтоб его, гада, с грязью, с дерьмом на всю жизнь смешать! Чтоб не отмылся никогда, подлец!

– Правильно! – поддержал Линаев, но потом, помедлив, добавил. – Вот только может не в "Правде", а в какой-нибудь другой центральной газете?

– Нет, именно в "Правде"! – в запале возразил Михайлов. – Пока ещё Бельцин коммунист, значит и осуждать мы его будем через партийную прессу… Ты ж сам вроде говорил, что партия должна защищаться…

– Ну, говорил, – с неохотой согласился Линаев.

– Тогда, давай, звони сейчас Забелину! – приказал Михайлов, имея в виду главного редактора "Правды". – Пусть там завтра обеспечит публикацию! Нет, подожди, не отсюда – от себя… Пускай вроде это от тебя исходит, а то опять начнут меня обвинять, что я с ним политические счеты свожу…

На следующий день газета советских коммунистов "Правда" вышла с перепечаткой статьи из "Вашингтон пост". Бельцин узнал об этом, находясь ещё в Америке, прямо накануне отлета. Новость ему принёс Кожухов.

– Как перепечатали? – спросил Бельцин, недоумённо глядя на Кожухова.

– Натурально…. Полностью, – траурным голосом сообщил Кожухов.

Бельцин оцепенел на мгновение, потом издал звериный рев, словно смертельно подраненный медведь.

– Точно знаешь? – с надеждой он глянул на начальника собственной охраны. "Утопающий цепляется за соломинку", – подумал про себя Кожухов и молча протянул Бельцину газету:

– Из посольства… Зыкарев принёс…

Бельцин развернул газету и несколько секунд тупо смотрел на свою пьяно улыбающуюся физиономию на первой странице. Потом отшвырнул газету, рухнул в кресло и, обхватив голову руками, закачался в глухом беспамятстве:

– Погиб! Погиб! Я погиб! Подставили, сволочи! Гады!

– Владимир Николаевич! – попытался осторожно вывести его из коллапса Кожухов. – Ничего ещё не потеряно… Я тут обговорил ситуацию с Тимуром… С Чугаем, то есть… Он считает, что есть выход…

Бельцин поднял на него всклокоченную больную голову и посмотрел затравленным, мутным взором.

– Выход? Какой выход? Давай… Зови его сюда!

Кожухов открыл дверь номера и негромко кликнул Чугая. Тот появился сразу же, – видно, давно уже дожидался за дверью.

– Владимир Николаевич, ситуация, конечно, поганая, – начал он, едва успев переступить порог президентских апартаментов, стараясь придать при этом своему лицу соболезнующее выражение. Бельцин окатил его непрязненным взглядом из под бровей, – словно крутым кипятком ошпарил.

– Сам знаю! Что предлагаешь? – оборвал резко.

– Надо кое-какие контрмеры предпринять… Простите за вопрос… Владимир Николаевич, у вас какой гонорар за этот визит?

– А это не твоего ума дело! – голос у Бельцина сразу стал пустым, как эхо в железной бочке…

– Владимир Николаевич, – принялся доходчиво объяснять Чугай, склонившись над ним в подобострасном поклоне. – Сейчас вопрос стоит так… Или гонорар или политическая карьера…

Бельцин помрачнел от такого объяснения ещё больше, – лицо стало серым, осунулось, набрякло разом, – выдавил через силу:

– Сто тысяч…

Чугай, оторвал опущенный взгляд от пола и выразительно посмотрел на Бельцина. Бельцин не выдержал и недовольно отвел глаза в сторону.

– Ну, сто двадцать… Может сто пятьдесят…

– Владимир Николаевич, с гонораром придётся расстаться, а остальное, думаю, уладим… Александр Васильевич, – Чугай обернулся к Кожухову, – дай, пожалуйста, телефончик, – не хочу говорить по гостиничному…

Взяв протянутый ему радиотелефон, он набрал московский номер редакции "Комсомольской правды".

– Алло, Чугай говорит… Соедините меня с главным редактором… Алло, Игорь Степанович, привет, дорогой… Как жив? Нормально? Слушай-ка, я к тебе по делу… Ты знаешь уже, что "Правда" тиснула у себя грязную статейку из "Вашингтон пост"? Да, о Бельцине! Слушай, ну ты-то понимаешь, что это провокация накануне Пленума? Да нет, визит прошёл как надо! И с президентом встречались и госсекретарём говорили больше часа… Американцы просто молодцы – принимали на "ура"! Но Михайлову же надо просто любыми путями свалить Бельцина… Ясно, как пень… Бельцин ведь же не будет судится с "Вашингтон пост"… Зачем ему сутяжничеством мараться… Ты же знаешь психологию нашего обывателя – "дыма без огня не бывает"! Даже, если идеально чистый всё равно какое-нибудь дерьмо пристанет! Ну, конечно! Слушай, ты не мог бы неофициальное опровержение дать – статью о том, что кому очень выгодно дискредитировать российского президента накануне Пленума? Ну, а за мной не заржавеет! Ты там вроде говорил, что тебе цветной принтер нужен? Можешь завтра забирать у меня в институте… Как оприходуем? Да, как хочешь так и оприходуем – хочешь по акту, хочешь без акта… Что? Одного принтера мало? Ладно, черт с тобой… Что ещё нужно? Новое оборудование? Сколько? Четыре миллиона долларов? Ты совсем охренел, дружище! Ладно! Будет тебе новое оборудование… Не веришь? А президенту России веришь? Позвать?

Чугай обернулся к Бельцину.

– Владимир Николаевич… Я прошу прощения… Скажите буквально два слова…

И он протянул трубку Бельцину. Бельцин сердито посмотрел на него, но трубку все же взял: