Танцующая с Ауте - Парфенова Анастасия Геннадьевна - Страница 52

Среди людей я предпочитаю носить маску милой наивной девочки, таинственной, но искренней. Здесь это совершенно не подходило. Все эти люди пришли посмотреть на Палача Оливула, на Кровавую Ведьму Дериул тор Антею, и образ невинного ребёнка не вызвал бы ничего, кроме страха и подозрений. Попытаемся мыслить логически: какого убийцу это свёрнутое общество готово принять и полюбить? Подсказка: ищи рекомендации в художественной литературе и некоторых образчиках видеоискусства. Ответ: по какой-то неведомой причине люди вполне готовы мириться с любыми чудищами, если те, во-первых, загадочны, во-вторых, противоречивы, в-третьих, глубоко несчастны. Да, в-четвёртых: могут исправиться, если их кто-нибудь поймёт и полюбит. В результате мне пришлось вытащить на всеобщее обозрение грани своей личности, которые обычно тщательно скрываются, прежде всего от меня самой. Страдание. Одиночество. Боль. Ауте, помоги мне!

И вот, когда ожидающие встречи с клыкастым монстром нобели выступают вперёд, перед ними оказываюсь я. Высокое, нескладное существо, двигающееся с рваной грацией кошки-подростка. Мерцающая дымка крыльев окутывает узкие плечи, скрывая фигуру и оружие. Светло-золотистая грива непокорных волос, точно выточенное из белоснежного мрамора лицо, в котором нет ничего человеческого. И глаза. Тёмно-серые, огромные, с вертикальными зрачками и почти отсутствующим белком. Глаза, в которых плещется бесконечная, отчаянная боль, глаза, полные невыразимой усталости и неописуемого страдания. Глаза, молящие о помощи, но слишком гордые, чтобы её принять. Глаза, из которых задумчиво глядит на весь этот гам недоступная пониманию простых смертных эльфийская мудрость.

Тех, кто разговаривает с гостьей, вдруг окутывает отрешённое спокойствие, и даже те, кто полностью лишён эмпатических способностей, чувствуют мягкое, нерешительное дружелюбие. Не покидает ощущение юности, хрупкости и детской непоследовательности. Как будто застенчивый подросток выглядывает из-за плеча взрослого, желая понравиться, но боясь быть отвергнутым.

Доррин больше чем великолепен. От него исходят почти осязаемые волны чуть агрессивного протекционизма. Каждый встречный, едва взглянув на массивную фигуру дарая, автоматически получает невербальное сообщение: «Только тронь её, ты, только попробуй её обидеть!»

Вместе мы смотримся просто невероятно.

Лица, имена, фасоны одежд сливаются в бесконечный калейдоскоп. Я и не пытаюсь удержать их в сознании, автоматически отправляя в глубины памяти вместе с миллионами маленьких, неуловимых для самих людей деталей, которые будут тщательно анализироваться и складываться в различных комбинациях, чтобы в нужный момент у меня оказалась более-менее точная картина политической жизни Эйхаррона. Люди называют это интуицией или эвристикой. Эль-ин — несформулированным стилем мышления.

Через несколько часов напряжённой умственной деятельности мир начинает расплываться перед глазами. Когда всё кончится, устрою себе недельную, нет, месячную спячку. Может, тогда прекращу падать при малейшей нагрузке.

Какое-то время я стараюсь держаться, но Доррин быстро замечает неладное.

— Антея-эль?

Устало прикрываю глаза:

— Простите, дарай-лорд. Сенсорная нагрузка очень велика. Мы не могли бы пару минут посидеть где-нибудь?

— Разумеется, миледи. Пройдёмте.

Мы уже не в огромных ярко освещённых залах, а как будто в самом лесу, среди могучих стволов и шелеста ветвей. Народу здесь даже больше, чем внутри, но Доррин как-то умудряется найти свободный, тонущий в тенях балкон, где я и усаживаюсь прямо на перила. Дарай из воздуха достаёт пару изящных кресел, и место приходится сменить. Надо отдать дизайнерам должное, действительно удобнее. Из-под приспущенных ресниц слежу за задрапированными в развевающиеся одеяния людьми. Похоже, в этом сезоне в моде огромное количество очень лёгкой и очень тонкой ткани, спускающейся бесчисленными складками. И много драгоценностей, впрочем, люди всегда носят драгоценности. Не совсем понимаю зачем, но вынуждена признать: иногда им удаётся выглядеть просто потрясающе. Дараи, окутанные личными маленькими радугами, кажутся в этой толпе богами, снизошедшими до простых смертных. Уверена, так и было задумано. Но всё равно красиво.

— Вот, миледи, попробуйте это.

Весь вечер Доррин старательно пытается меня напоить, давая попробовать разнообразные наркотические и просто расслабляющие смеси. Я тихонько объяснила, что опьянение под воздействием каких бы то ни было препаратов для вене физически невозможно. Дарай невозмутимо ответил, что всего лишь желает продемонстрировать все богатство вкусовых ощущений, накопленных людьми за долгие тысячелетия. Я его так восторженно поблагодарила, что бедняга даже чуть покраснел от неловкости. И стал давать мне на дегустацию действительно интересные вещи.

— Что это?

— Апельсиновый сок. Напиток, дошедший до нас, согласно преданию, ещё с Земли Изначальной. Попробуйте.

Закрываю глаза и подношу бокал к губам. Прохладная терпкость разливается по языку миллионом маленьких пузырьков, перекатывается во рту бесконечным разнообразием ощущений. Меняю чувствительность рецепторов, стараясь всесторонне прочувствовать оттенки напитка. Чуть уловимая кислота. Приятная вязкость. Отзвук чего-то неуловимо знакомого.

Медленно, растягивая каждый глоток, осушаю бокал, затем ещё некоторое время наслаждаюсь ощущением лёгкого покалывания на губах. Над моей головой начинает складываться сен-образ. Человеческий язык не приспособлен к тому, чтобы размышлять о вкусовых ощущениях. У людей даже нет названий для определённых вкусов или запахов, только неуклюжие сравнения.

Умиротворённо открываю глаза… и ловлю отсутствующее выражение на лице Доррина. Дарай, оказывается, прислушивался к моей ауре, вместе со мной наслаждаясь экзотическим напитком. Удивлённо приподнимаю брови. Человек выглядит почти смущённым (невероятно для четырёхсотлетнего арра), будто его поймали за чем-то запретным.

— Прошу прощения, Антея-эль, но ваши чувства были столь яркими и свежими. И совсем не экранированными. Я просто не мог удержаться.

Не без труда подавляю желание рассмеяться.

— Не нужно извинений, дарай-лорд. Если бы я хотела сохранить эти впечатления как свои личные, я бы это сделала.

Облокачиваюсь на перила, задумчиво покачивая в пальцах бокал. Прядь волос мягко спускается по руке, нежно касаясь обнажённой кожи. Ночной воздух свеж и чист. Музыка полна гармонии. Люди внизу похожи на исполняющих какой-то сложный танец разноцветных бабочек. Жизнь прекрасна.

Где-то в глубинах того, что люди за неимением лучшего термина называют подсознанием, идёт бешеная по интенсивности работа, огромное количество информации разбивается на маленькие кусочки, складывается, снова разбивается… Лениво скольжу взглядом по серебрящимся в лунном свете листьям.

Уши вдруг прижимаются к черепу.

Что такое?

В первый момент мне показалось, что это просто обман зрения. Но нет, все остальные чувства говорят то же самое. Внизу, целенаправленно лавируя среди порхающих тут и там осветительных шаров, пробирается в направлении озера небольшая, но оч-чень внушительная группка. Чёрные обтягивающие комбинезоны, являющиеся, если память меня не подводит, принадлежностью живых существ-симбиотов, не то чтобы выделяются на фоне пёстрой толпы… Просто их вид мне до скрежета зубовного знаком.

Непроизвольно закатываю глаза к небу, издавая мученический стон. Ауте, за что???

Доррин тут же оказывается рядом, его щиты оборачивают меня непроницаемым защитным коконом, напрягшиеся до предела чувства сканируют окружающее на предмет опасности. Грубая работа. Аррек умудрялся проделывать то же самое гораздо быстрее, эффективнее и так, что я ничего не замечала.

— Антея-эль, что?!.

Одариваю его унылым взглядом.

— В Эйхарроне есть посольство Оливулской Империи? — В собственном голосе даже мне самой слышны нотки тихой надежды. А вдруг?

Слова Доррина разбивают надежду на мелкие кусочки.