Великий Ганди. Праведник власти - Владимирский Александр Владимирович - Страница 36

Между тем проблема взаимоотношений мусульман и индусов все больше выходила на первый план. В 1924 году новый глава Турции Мустафа Кемаль ликвидировал халифат. Исчез символ, который освящал союз мусульман и индуистов против Британской империи. Прежняя вражда между двумя общинами разгорелась с новой силой. Между индусами и мусульманами все чаще возникали кровопролитные столкновения.

На имперской конференции в Лондоне один из лидеров либеральной партии, Тедж Бахадур Сапру, заявил: «Я горжусь тем, что именно моя страна делает империю великой». А Шринивас Састри был назначен имперским послом. И это в то время, возмущался Джавахарлал Неру, когда «империя могла обращаться с нашими соотечественниками, как с циновкой для вытирания ног…».

Свараджисты, руководимые Неру-старшим и Ч. Р. Дасом, продолжали активную деятельность в Законодательных собраниях. В некоторых провинциях им удалось провалить правительственные бюджеты; они принимали резолюции, требовавшие созыва конференции круглого стола для обсуждения условий предоставления независимости Индии.

Выйдя из тюрьмы, Ганди понял, что политическая обстановка в Индии изменилась. Прекрасно умея оценивать соотношение сил, он подписал договор с М. Неру и Ч. Р. Дасом, пойдя на определенные уступки сторонникам легальных методов борьбы и вызвав разочарование своих ортодоксальных приверженцев.

Но губернаторы в провинциях и вице-король в Дели утверждали отвергнутые Законодательными собраниями бюджеты и не обращали внимания на неугодные им резолюции. Прислушаться к ним могли заставить только массовые протесты. Поэтому конгресс не мог ограничиваться только деятельностью в Законодательных собраниях.

В середине 1924 года в Ахмадабаде прошло заседание рабочего комитета конгресса. Ганди потребовал, чтобы условием для приема в конгресс стало обязательное собственноручное прядение. Это предложение Ганди вызвало сопротивление со стороны свараджистов. Больше всего возмущались Мотилал Неру и Дешбандху Дас, которые в знак протеста покинули заседание. Ганди пришлось отступить. Согласившись с тем, чтобы собственноручное прядение было признано лишь одним из возможных условий приема в члены конгресса наряду с уплатой вступительного взноса, Ганди посчитал разумным сделать уступку свараджистам и по вопросу их участия в Законодательных собраниях. Всеми силами он стремился избежать раскола конгресса. В декабре 1924 года Ганди заключил со свараджистами пакт Ганди — Неру — Даса. Из рабочего комитета ИНК были выведены сторонники Ганди Раджагопалачария, В. Патель и другие.

В правительственных кругах решили, что М. Неру и Ч. Р. Дас оттеснили Ганди и стали играть главную роль в национальном движении. Вице-король Рединг доносил в Лондон: «Ганди теперь следует за Дасом и Неру, хотя они прилагают максимум усилий, чтобы создать у него самого и его сторонников впечатление, что он — один из лидеров (если не глава) конгресса».

Но на самом деле никакого отчуждения между Ганди и Неру-старшим не было. В предисловии к книге «Течение мысли», содержащей избранные места из произведений Ганди, Мотилал Неру писал: «Мне приходилось слышать о святых и сверхчеловеках, но я никогда не имел удовольствия с ними встречаться и должен признаться, что отношусь скептически к факту их существования. Я верю в людей и в дела рук человеческих. Высказывания, собранные в этом томе, принадлежат человеку и являются его творением. Они говорят о двух великих свойствах человеческой природы — Вере и Силе…».

Мотилал Неру не считал Ганди святым, но восхищался им как человеком, умеющим держать слово, и политическим лидером с непреклонным духом и верой в конечную победу. Ганди же ценил в Неру-старшем приверженность идеалам свободы, деловитость и неиссякаемую энергию, его способность жертвовать личным для блага народа.

В июне 1925 года умер Дешбандху Дас, один из лидеров свараджистской партии в Бенгалии и ближайший соратник Мотилала Неру. Ганди скорбел об утрате.

Начиная с 1924 года и в течение последующих трех-четырех лет Ганди переживал тяжелый период раздумий, поисков, сомнений. Основной принцип борьбы за свободу оставался для него непререкаемым — это сатьяграха. Однако надо было выбрать момент для всеиндийского мирного восстания. Ганди волновала углублявшаяся индусско-мусульманская разобщенность. Ганди ездил по стране, всматриваясь в лица людей, наблюдая их поступки, изучая настроения.

Ганди все больше убеждался, что его конструктивная программа сама по себе не принесет желаемого результата без активных действий масс. «В конечном итоге те, кто вел активную политическую жизнь в старой манере, видимо, не могут теперь сидеть сложа руки, пока мечтатель, подобный мне, не наметит действенную программу, основываясь на безобидной игрушке, подобной той, какой является прялка».

На первый план все больше выходили противоречия между индусами и мусульманами. Именно межобщинную рознь Ганди теперь считал главной угрозой освободительному движению. На страницах «Янг Индиа» он утверждал, что вражда между двумя общинами никогда не приняла бы ужасных насильственных форм, если бы люди действительно постигли его метод ненасилия, который открывает путь не только к освобождению страны, но и к межобщинному миру.

Однако призывы Ганди не были услышаны. В стране то там, то здесь вспыхивали религиозно-общинные погромы. В сентябре 1924 года в Кохоте мусульманами были вырезаны 155 индусов. Все индусское население было вынуждено покинуть город.

«Неужели мои усилия пробудить энергию народа, мои призывы к ненасилию и правде обратились во зло и кровавые погромы?» — сокрушался Ганди. Узнав о событиях в Кохоте, он объявил 21-дневную голодовку, которую провел в доме Мухаммеда Али. Известие об этом всколыхнуло страну: вождь готов отдать свою жизнь в знак примирения общин.

Политические деятели и руководители различных религиозных общин собрались в Дели на специальную конференцию единства. В ней участвовали 300 делегатов, в их числе Энни Безант, братья Али, видный конгрессист М. М. Малавия, митрополит Индии Весткотт Конференция обратилась к индийцам с призывом соблюдать принцип свободы совести и вероисповедания, осудила насилие, религиозную рознь и нетерпимость и призвала общины к проявлению доброй воли, к согласию и братству. Через 21 день Ганди прекратил голодовку.

По окончании голодовки, 8 октября 1924 года, в присутствии собравшихся в доме Али руководителей индусских, мусульманских и христианских общин Махатма заявил: «Разбитые головы не могут объединить сердца людей».

Лорд Беркенхед в связи с религиозными погромами писал вице-королю Редингу: «…Мы, и только мы, можем играть в этом (в религиозных распрях. — А.В.) роль дирижеров». Но Ганди не хотел мириться с таким положением вещей. Он снова пошел в народ, чтобы доказать, что индусы и мусульмане — братья, сыны одной родины, которая может быть свободной лишь при условии их совместных действий.

Ганди как будто отошел от активной политической деятельности. Он заявил: «Я буду трудиться над созданием Индии, в которой самые бедные будут чувствовать себя дома, в своей стране, где они смогут сказать свое слово, где больше не будет ни высших, ни низших классов, Индии, где все общины будут жить в совершенной гармонии… В этой Индии больше не будет места проклятию, каким является положение „неприкасаемого“, пьянству и наркомании… Женщины будут пользоваться такими же правами, что и мужчины… Вот о какой Индии я мечтаю». Теперь в ашраме он обдумывал, как воплотить в жизнь этот социалистический идеал. Ганди также писал автобиографию и очерк «Сатьяграхой в Южной Африке».

Тем временем в ИНК наметился раскол по религиозному принципу. Мусульмане-конгрессисты объединились в группу Мусульманская националистическая партия. Индуистские деятели Мадан Мохан Малавия и Лала Ладжпат Рай создали внутри ИНК свою группу, которая сотрудничала с индуистской партией «Хинду махасабха».

Традиционно лидеры национально-освободительного движения Индии, включая Ганди, чтобы обрести широкую поддержку народа, использовали наиболее доступную для него мораль и этику индуизма. Они противопоставляли духовное наследие индийцев всей системе колониального угнетения. Перед Ганди, как общенациональным лидером, стояла труднейшая задача — объединить усилия миллионов индусов и мусульман в едином освободительном движении, убедить их, что, несмотря на религиозные различия, они составляют единую индийскую нацию, и у них одна родина.