Обрекающие на Жизнь - Парфенова Анастасия Геннадьевна - Страница 65

Что увидел в тот момент Аррек? Истину. Какой бы ни была.

Что увидели Рубиус и Адрея? Эль-ин, на мгновение дыхнувшую перламутром. Прижатые к черепу уши и оскалённые клыки. Первозданную дикость.

А ещё — руки моего консорта. Тонкие, сильные пальцы Целителя, так сильно сжимавшие мои кисти, что ещё мгновение, и хрупкие косточки были бы сломаны. Так сильно — и в то же время совершенно бесполезно.

Они увидели, если отбросить всё лишнее, обычную семейную ссору. Живое, шипящее и скалящее клыки доказательство того, что эль-леди невозможно контролировать, приставив к ней мужа. Скорее наоборот. Оч-чень наоборот. Вряд ли сами высокие лорд и леди это осознавали: после сегодняшнего вечера у них не будет особых возражений против того, чтобы Хранительницей стала эль-ин, не связанная с Эйхарроном уж слишком тесными эмоциональными узами.

А мнение этих двоих будет иметь решающее значение в данном вопросе.

Я отпила тёмно-красного, терпкого вина и подняла бокал, любуясь игрой света и тени. По губам змеилась медленная, совсем невесёлая улыбка. Дараи. Так уверены, что ничто не может затронуть их эмоций, надёжно защищены непроницаемыми щитами. Так абсурдно считающие, что если в сознании собеседника не светятся блуждающими огнями мысли о хитром и коварном трёхслойном плане, то и плана этого нет и быть не может. Люди…

Ауте, как они примитивны.

В такие моменты мне иногда казалось, что эти существа слишком глупы, чтобы выжить в нашем самом лучшем миров.

В такие моменты я сама казалась себе… старой.

Аррек сидел напротив, в другом конце комнаты, и его перламутровая кожа казалась единственным светлым островом в море зыбкой, неустойчивой тьмы.

Движение. Мой консорт поднял свой бокал и молча отсалютовал мне.

— Блестяще. Очень ловко проделано, любимая, — первые слова, нарушившие тишину. Голос его был очень музыкален и, как всегда, очень красив.

Отмахнулась движением ушей.

— Ты и половины не понял из того, что я сделала. — Потом, после паузы: — Не уверена, что сама это понимаю.

Улыбнулся. По крайней мере я предпочла счесть это улыбкой, кривящейся среди неустойчивой игры теней.

— «Эль-ин, тем более Мать Клана, ничего не делает только по одной причине», — процитировал он. — Об этом легко забыть. Особенно, когда речь идёт о тебе.

И через некоторое время:

— Приношу свои извинения.

Я молчала.

Аррек сделал ещё один медленный глоток, ни на секунду не отрывая от меня пристального взгляда. Ни любви, ни доброты, ни жалости не осталось в знакомых глазах. Только сталь.

— Я нашёл способ обмануть истощение туауте. Технические подробности утомительно сложны, но основывается всё на том, что ты — вене, обладающая фактически неисчерпаемым потенциалом физической и психической адаптивности. А я — твой риани, что означает связь на очень глубоком энергетическом уровне. Потребовалось разработать тонко сбалансированную систему влияний и контрвлияний, но общую идею ты должна была уловить из тех листов, которые передала Лейри. На начальном этапе процесса я подключаюсь к вегетативным и мотивационно-волевым компонентам и корректирую каскад реакций так, что истощения и последующей смерти не происходит. Осуществляется постоянная энергетическая подпитка. Коррекция должна идти непрерывно, хотя и может осуществляться на расстоянии.

Я прикрыла глаза, обдумывая этот сухой, сжатый отчёт.

— Этот способ годится только для нас двоих или может быть применён другими?

— Почему бы и нет? — равнодушно пожал плечами Аррек. Я ещё вспомню ему это равнодушие. — Если эль-ин будет из генетической линии Тей. Если её риани будет Целителем моего уровня… и Видящим Истину.

Ясно.

— Согласие пациента для данной процедуры не требуется?

Равнодушно. Профессионально:

— Нет. Ни осведомлённость, ни добровольное согласие объекта особой роли здесь не играют.

— Влияние на Целителя?

— Постоянная энергетическая подпитка — занятие довольно утомительное. Осуществляющий её сокращает продолжительность собственной жизни. Где-то на четверть.

Это всё-таки заставило меня сделать паузу. Ненадолго.

— Каково максимальное расстояние, на котором возможно поддержание этой связи?

— Как для любой пары вене и риани. Неограниченно.

— Если одна из сторон погибает?

— Смерть донора повлечёт за собой активизацию процесса туауте и через некоторое время — гибель реципиента. Смерть реципиента на доноре отразится как сильный соматический и психический шок, но не намного сильнее обычного шока, возникающего при разрыве связи вене-риани.

На этот раз я замолчала надолго. Потом:

— Не знаю, почему я не приказала тебя убить. — Холодно. Сухо. И настолько серьёзно, что любого другого я могла бы даже напугать. Впрочем, гнева не было. Не было вообще никаких эмоций, ничего в этом мире как будто уже не осталось, кроме цели.

— Потому что слишком хорошо умеешь просчитывать политические последствия, — равнодушно отозвался сиятельный дарай-князь и сделал ещё один глоток. Встал. Подошёл к просвету между ветвями и застыл, глядя в расстилающуюся снаружи звёздную тьму. Руки его были скрещены на груди, бокал свободно покачивался в расслабленных пальцах. Хрупкое стекло ловило и преломляло едва заметное перламутровое сияние дарайской кожи, чёрная одежда и чёрные волосы заставляли тело растворяться в неверной тьме.

Он был самым прекрасным существом, которое мне когда-либо доводилось видеть. Всё ещё. Всегда.

Просто с определённого момента это перестало иметь значение.

— Не могу не признать действенность того, что ты планируешь. Если сможешь провернуть всё так же тонко, как сегодняшнюю манипуляцию с Домами Вуэйн и Тон Грин, то эффект… мне даже сложно себе представить, каким он будет, — он поднёс бокал к губам, не отрывая взгляда от тьмы снаружи. — После завтрашнего вечера Ойкумена уже никогда не будет прежней.

Я опустила ресницы. Итак, он всё-таки признал, что завтра будет вечер, будет всё то, что я на этот вечер запланировала. Последние тридцать лет дарай-князь весьма последовательно игнорировал саму возможность подобного развития событий.

Победа не принесла ни радости, ни даже торжества. Существо, которым я была, зашло уже слишком далеко по избранному пути, чтобы испытывать подобные чувства.

Интересно, как много Видящий Истину понял из того, что я сделала сегодня с Рубиусом и Адреей. Судя по всему, Аррек узнал о моих планах относительно арров где-то между утренним нападением на Оливуле и тем моментом, когда, пылая холодной яростью, ворвался в Дом Вуэйн и бесцеремонно настоял на своём участии в беседе. Можно даже догадаться, кто именно его просветил. Только вот зачем? Что такого важного было заключено в присутствии консорта Хранительницы на этой встрече? Не могли же они на самом деле думать, что Арреку удастся мне помешать. Он и пробовать по-настоящему не стал.

Дарай-князь отвернулся от окна и двинулся ко мне, медленно и плавно, грациозным скольжением не то воина, не то танцора. Забрал мой бокал и поставил на стол. Два пустых бокала. Рядом.

Пальцы сплелись, когда он подал руку, чтобы помочь мне встать, пальцы коснулись волос, путаясь в золотистых прядях.

Это не было ещё одним аргументом в споре, не было ещё одной попыткой набросить формирующую структуру на гибкое и хаотичное мышление вене. Сен-образ не коснулся сознания, не впился, точно пиявка, в податливые эмоции. Образ-сожаление соскользнул с тонких и сильных пальцев, запутался в моих волосах звёздным светом и одиноким ветром.

Жалости не было. Не было печали. Для этого, наверное, я тоже слишком далеко зашла.