Город и ветер - Парфенова Анастасия Геннадьевна - Страница 61

Конечно, случались и судебные ошибки. За долгие столетия в душилку попадали люди, недостаточно сильные, недостаточно умелые, недостаточно упрямые — или просто «недостаточно». Так вошла в легенды Наутика Нарунг Загубленная, собственным безумием доказавшая свою неспособность совершить преступление, в котором её обвиняли. Пример, прямо скажем, отнюдь не наполнявший уверенностью и вдохновением.

Возможно, ещё и потому, что на горизонте всегда маячила такая угроза, прибегать к ней старались по возможности реже. Ну по крайней мере, в последние пару столетий. Почти всегда задержанный маг (а речь в данном случае шла об очень могущественных, высокопоставленных и чаще всего весьма высокорожденных магах) предпочитал поклясться на своей собственной стихии в том, что он не притронется к силе. Даже если оставить вопросы чести в стороне, нарушить подобную клятву, данную в соответствии с древним Ритуалом и в присутствии трёх свидетелей, было совершенно немыслимо. Стихии не любили людей нетвёрдых. С теми, кто пытался обманом уйти от исполнения своих торжественно данных обещаний, по слухам, вскоре случались самые… странные несчастные случаи.

То, что его, магистра воздуха, мастера ветров всего Лаэссэ, члена Совета — и лэрда клана сокола, стихии их всех побери! — собирались засунуть в Отчаяние Магов, не предоставив даже выбора, было совершенно диким, по временам трёхлетней давности просто невозможным нарушением процедуры. То, что это делали, не выдвинув никаких обвинений просто из предосторожности и для того, чтобы начать многоходовую дипломатическую игру, было перебором даже по временам нынешним. Тэйон ещё цедил сквозь зубы свой вопрос, а разум его уже прокручивал возможности. Первый, инстинктивный порыв — сообщить Таш! — был задавлен в зародыше. Даже в своём обычном состоянии он не сумел бы пробиться сквозь ментальную блокаду магистра стихии духа, а теперь такая попытка лишь выдаст, насколько он на самом деле слаб. Нет, нужно было держаться с высокомерным презрением, перевести всё происходящее на личный уровень. Лаэссэйский нобиль позволил себе усомниться в слове халиссийского лэрда. Ни больше, но и ни меньше.

Однако у его конвоиров, похоже, было своё мнение по поводу того, как будут развиваться события. И доблестный гвардеец не имел ни малейшего желания спорить с магом, несколько дней назад обезглавившим на дуэли стража юго-запада. Тэйон так и не уловил момента, когда был подан сигнал, но не успел он послать команду кольцу или креслу, как лаэссэйцы атаковали.

Момент был рассчитан великолепно. Маги ударили одновременно из диагональных позиций. Магистр земли взнуздал стихию, которая здесь, в подземелье, и без того была на его стороне, а второй волшебник направил оглушающий импульс, призванный мгновенно выключить сознание противника. Это был бы безупречный манёвр, если бы нанесённые удары не оказались слишком сильны: минимум щитов, который Тэйон способен был поддерживать в своём ослабленном состоянии, оказался в буквальном смысле сметён, и излишек силы рикошетом ударил по перестаравшимся волшебникам.

Перед глазами мастера ветров будто набросили темнеющую пелену, и последнее, что он запомнил, — это собственные колени, стремительно приближающиеся к лицу.

Перед тем как запереть камеру, магистра Алорию привели в чувство, плеснув в лицо водой. Тэйон вздрогнул, втягивая сквозь зубы воздух, но оставил глаза закрытыми, по тупой рези в висках правильно заключив, что попадание света на зрачки сейчас будет слишком болезненно. Где-то справа послышались торопливые шаги, отдавшиеся в его черепе грохотом камнепада, затем зашуршала встающая на место тяжёлая дверь, глухо щёлкнули запоры.

Впрочем, выражение «привели в чувство» к данной ситуации относилось весьма опосредованно. Ни где он, ни что с ним, ни даже кто он сам, Тэйон в этот момент сказать не мог. Единственное, в чём маг не испытывал ни малейшего сомнения: у него проблемы. Серьёзные до ломоты в костях.

На минуту Тэйон застыл, обхватив себя руками и выполняя дыхательные упражнения. Опыт подсказывал, что не следует производить лишних движений, не разобравшись в происходящем. Что-то было не так. Что-то было чудовищно, непоправимо, до боли не так. Маг лежал на чём-то твёрдом, и тепло щеки, точно в бездонную пропасть, уходило в гладкую поверхность камня.

Он не был в кресле. Он не ощущал на коже успокаивающего присутствия талисманов и амулетов. Кто-то бесцеремонно переворошил всю его одежду, унеся пояс, сапоги, оторвав заговорённые вышивкой манжеты. Ручные ножны пусты, ножные… он опустил руку, пытаясь ощупать лодыжку… ножные вообще исчезли.

Осторожно, прикрыв глаза ладонью, маг попытался всё же поднять ресницы. Свет в комнате исходил от фосфоресцирующего потолка и был достаточно бледным; чтобы не резать глаз, тем не менее потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть даже к нему.

Тэйон был в странной комнате, стены и мебель которой были сделаны из серо-чёрного камня, с вкраплением серебристых жилок. Он лежал на каменном полу и…

Взгляд мага наконец сфокусировался на камне. Гладкий, серо-чёрный, с тонкими серебристыми линиями, напоминающими нити седины. Холодный, такой бесконечно холодный. Голодный…

Тёмный шерениз, более известный как душильник. Тэйону уже доводилось видеть этот неестественный минерал, в основном в качестве инкрустации на ошейниках и оковах! И если он находится в камере, выстроенной из этой мерзости…

Магистр воздуха медленно прикрыл глаза. Лаэссэйская техника для сохранения внутреннего равновесия предписывала сложные, прекрасные в своём изяществе медитации и ритуализированные упражнения в эстетической магии. Магистр Алория предпочитал более простые методики своей родины: дыхательные упражнения и концентрацию. Однако сейчас и то, и другое казалось ему явно недостаточным. Маг ровным голосом произнёс несколько слов, от которых должны были бы покраснеть даже эти стены. Не помогло.

Голодный минерал уже начал свою работу. Пока что это было почти незаметно, особенно на фоне опустошающего урона, который аура мага понесла днём ранее, но даже после пары минут в закрытой камере он чувствовал, как тошнота и слабость, вместо того чтобы отступить, накатывают новыми волнами.

Спокойно, сокол. Спокойно. Вдох. Два удара сердца. Длинный, медленный выдох. Сосредоточиться на воздухе в своих лёгких. Первые вещи — первыми. Надо сплести заклинание, которое защитит ядро его «я» от душилки.

Тэйон начал строить в уме матрицу, по которой его энергия должна была распределиться так, чтобы создать нечто вроде кокона, находившегося в шатком, в любой момент грозящем пошатнуться балансе с ненасытной пастью шерениза. Выпустил первый слой заклинания… и вцепился пальцами в холодный камень, когда силы, призванное создать ментальный блок, были без остатка поглощены стенами. Спокойно. Он просто не рассчитал мощность. Импульс должен быть резким, очень быстрым и энергоёмким, чтобы душилка хотя бы на секунду помедлила, переваривая подношения и давая тем самым заклинанию осесть вокруг мага.

Ещё раз.

Сосредоточиться. Следить за дыханием. Собрать импульс.

В глазах потемнело от боли и внезапно нахлынувшей слабости. Голова упала на камень с глухим стуком, но Тэйон, кажется, даже не заметил этого.

Второй импульс тоже был поглощён без остатка. С предельной отчётливостью маг осознал, что не сможет защититься. В таком ослабленном состоянии у него просто не хватит элементарной энергии на столь сложное заклинание.

Душилка выпьет его. Выпьет до конца, оставив на месте бывшего сокола только пускающее слюни искалеченное тело. Потому что в душе Тэйона Алория не было ни одного уголка, ни одной чёрточки, так или иначе не связанной с магией. Потому что он сам и был магией.

Его всё-таки уничтожат: не потому, что это запланировали, а просто из-за невежества. Из-за ошибки. Нелепого стечения обстоятельств.

Говорят, что лишь в момент смертельной опасности можно по-настоящему узнать человека. Если это так, то Тэйону вер Алория не слишком понравилось то, что он узнал о себе за короткие мгновения после осознания всей безнадёжности положения.