Дым на небе, дым на земле (СИ) - "Jean-Tarrou" - Страница 2

Недра пустыни рождают спасительные кристаллы ночью, но мало кто решается залезать так далеко.

Итак, я шел к самому большому поселению людей на много километров вокруг — Белой Крепости. Своим названием она была обязана окружной стене, впрочем, давно не белой, а серой в бурых разводах. Я не любил это скопище альф, узурпировавших доступ к воде, и их безропотных рабов. Но в Белой давали лучшую цену за кристаллы… А еще сурово карали преступивших закон. В прошлый мой приезд над главными воротами висел труп пацана, к его рукам была прибита табличка: "Я украл воду".

При каждом шаге мои ноги проваливались в рыхлый песок, и через четыре часа натруженные связки начали ныть, я полоскал горло последним глотком воды и аккуратно выплевывал воду обратно в бутылку. К седьмому часу сознание начало уплывать, в ушах стоял звон, и тут пустыня, вступая в нашу с ней излюбленную игру, приглушила ветер и вывела меня к твердым пескам.

— Вы гляньте, кто явился! А ты, Том, говоришь, "загнулся", — Джек попытался шлепнуть меня пониже спины, но я увернулся и проскользнул к стойке, где старик Том рубил на ровные кубики мякоть кактуса.

— Херово? — Том смерил взглядом мою бледную рожу и налил стакан мутной воды.

Я выпил залпом и попросил:

— Еще.

— Обнаглел, красавчик, — Джек не унимался. — Хотя, знаешь, у меня для тебя всегда найдется живительная влага, чистый белок…

— Отъебись, — второй стакан я пил, не спеша, задерживая воду на опухшем языке.

И все же я поражался этому извечному вниманию ко мне, иногда думал: "Что будет, если откроется, что я омега?"

Выдавать себя за бету не составляло труда. После того как Его не стало, затяжная депрессия нарушила мой гормональный фон: запах исчез, течки проходили редко и почти незаметно. Врачи говорили, это нормально, что мне нужен полный покой, и все вернется на круги своя.

Но согласитесь, апокалипсис — это не то, что обычно подразумевают под "полным покоем".

Я до сих пор со смехом вспоминаю свою последнюю течку полгода назад. Я ушел в недельный рейд и ночевал у Кривых Барханов в Ковчеге, продуваемом насквозь полночной стужей западных пустынь. Могу теперь совершенно авторитетно заявить, что ничто так не снимает сексуальное напряжение, как дрочка ледяными пальцами, особенно если один негнущийся от холода засунуть себе в задницу. А уж когда Ковчег окружили одичавшие псы (их прозвали горбунами за выпуклое строение хребта), то мне и вовсе стало не до томных потягиваний в заду: одной рукой держался за член, второй — отстреливался. И матерился, как сапожник.

Но на безомежье сойдет и бета, а омег в новом мире не хватало почти так же, как воды. Они были либо старше тридцати трех и, как следствие, уже с мужьями, готовыми порвать глотку любому, кто покусится на их сокровище, либо тем самым процентом "оставленных" по причине здоровья или проваленных тестов. Встречались редкие исключения вроде меня или вот Ариэля…

— У нас радость великая, — протянул Джек, — в Ариэле омега проснулась, — альфа мотнул головой в угол, где обычно веселый и языкастый парень горестно ссутулился над коробкой с кореньями. — Бои назначили на завтра, тройка победителей получит право обслуживать наше солнышко. Так, Ариэль? — Джек свистнул, Ариэль дернулся и ссутулился сильнее. — А пока Тому выдали автомат, и он сторожит девственный зад мальца.

— У Тома стручок ссохся от старости, вот он теперь у нас за благонадежного, — крикнул бородатый альфа, и шумная компания за столом взорвалась хохотом. — Эй, Ариэль, а я на бои записался, будешь болеть?

Даже так… тройка…

Ариэль был одним из местных мальчиков на побегушках, выполнял грязную и муторную работу.

Случай Ариэля принадлежал к самым гнусным страницам в истории Эвакуации. Дело в том, что детям с неопределенным статусом зеленый браслет не выдавали по умолчанию. Спасать кота в мешке считалось "нецелесообразным". Большинство из брошенных малышей и подростков погибло в первые недели, но некоторые выжили, прибились к поселениям и готовы были на все ради крепких заслонов от бурь и суточной нормы воды.

— Нужны сводки, — сказал я, выкладывая на грязный прилавок шесть крупных кристаллов.

Брат Тома, Фрэнсис, заведовал метеостанцией в Белой Крепости, он сам ее создал по прототипу той, в которой работал еще студентом.

Фрэнсис, как и многие беты, отличался дальновидностью и умом. Три года назад, пока все лихорадочно таскали еду, драгоценности (да, нашлись идиоты) и оружие, Фрэнсис под шумок уволок с Центральной Гидрологической станции полный набор — метров и — графов, но главное: осадкомер и метеозонд, именно эти две крошки позволяли предсказывать бури с точностью до часа.

Том покосился на кристаллы, но брать не стал.

— Нынче крупная рыба.

— Какая, нахрен, рыба?

— Такая, про которую всем стоит знать, но не все узнают.

— Сколько?

— Двадцать.

У меня останется пятнадцать кристаллов, на воду и пули хватит, но… Хотя какое, блядь, "но", без сводок не понадобится ни вода, ни пули, ничего. Мертвецу ничего не нужно. Я выложил на прилавок еще четырнадцать кристаллов.

Том тщательно пересчитал и смахнул кристаллы в пакет, ненадолго исчез под стойкой. Я знал, что у него там сейф.

— Помнишь бурю на третью неделю после солнцестояния? — Том нагнулся вперед, и я почувствовал кислое дыхание на своем лице. — Помнишь, как деревеньки в округе засыпало по крыши, а у нас выжили те, кому места в подвалах хватило? — Я помнил, тогда я закатил Ковчег в пещеру за барханами и после откапывался с неделю. — Так вот, парень, к нам движется папаша той бури.

— Когда?

— Я советую в пятницу, к шести вечера найти себе надежное укрытие. И еще, ты мне нравишься, Лейв, так что… надумаешь снова ныкаться в своем Ковчеге, улетишь, как Элли в домике, прямиком в рай.

В пятницу — это через два дня. Том не знает, что Ковчег сдох, а ходить за кристаллами пешком…

Видимо, на моем лице отразилась усиленная работа мысли, потому что Том лениво заметил:

— Ты знаешь, как получить место в подвале.

Я знал.

Как было сказано, в безомежье сойдет и бета. Особенно если это красивая, строптивая бета, которая щелкает затвором возле твоего уха при попытке зажать ее в темном углу.

Я усмехнулся и направился к выходу. Не дождетесь. Помирать, так помирать.

— Если такой гордый, — догнал меня голос Тома, — дуй в Крепость Рока!

Я вынырнул на залитую солнцем улицу и на секунду ослеп. Воздух подрагивал от жары, и тишина стояла такая, будто все живое вплавилось в белые стены домов, я прислонился к тенистому уступу сбоку таверны и задумался.

Послать человека в Крепость Рока было у нас чем-то вроде расхожей шутки.

Говорили, что за ее стенами райские кущи.

Говорили, что на главной площади бьет фонтан.

Говорили, что омег там много, и их уважают, как в прежние времена.

Еще говорили, что завидев незваных гостей, они дают предупредительный залп в воздух, а следующий — в цель.

А, может, Том не шутил. Мысли текли лениво, увязая в топкой духоте. Том, в сущности, мужик незлой, он же не знает, что я теперь без колес, а до Крепости Рока тысяча с лишним километров.

Я подумал, что техника в пустыне изнашивается в пять раз быстрее, и хорошие механики на вес золота даже в райских кущах.

Подумал, что дождей не было с месяц, и солончаки снова стали проходимыми, был бы Ковчег…

— Я могу угнать мотоцикл Джека.

Я не сразу понял, откуда голос, оглянулся и увидел Ариэля возле черного входа.

— Я могу угнать мотоцикл Джека, — повторил Ариэль, было странно видеть, как ожесточилось его лицо: под зелеными глазами залегли тени, а некогда огненно-рыжие волосы потускнели, — а ты домчишь нас до Крепости Рока. — Я молчал, и когда парень заговорил снова, голос у него дрожал. — Ты бы не оставил Ковчег за стенами, ты от него и на два метра не отходишь. Он же сдох, так? Нет у тебя Ковчега…