Заказное убийство - Парецки Сара - Страница 13

Его шея, вплоть до самых ушей, покраснела, но он все же остановился.

— О чем именно?

— Я уверена, что вы знаете об ее исчезновении, мистер Вайнштейн. Вы, вероятно, также знаете, что ее друг — Питер Тайер — убит. Я пытаюсь найти ее, чтобы спасти от подобной же участи. — Я помолчала, давая ему время осмыслить мои слова. — Я предполагаю, что она где-то скрывается, надеясь, что убийца не отыщет ее. Но я боюсь, что она имеет дело с очень опасным убийцей. Из тех, что имеют кучу денег и могут проникать в самые тайные убежища.

Он повернулся ко мне профилем.

— Не беспокойтесь, Филипп Марлоу, меня-то им не подкупить, я не открою им, где она находится.

Я подождала, не добавит ли он еще чего-нибудь. Затем сказала:

— А вы знаете, где она?

— На этот вопрос я не отвечу.

— Есть ли с ней ее друзья?

— На этот вопрос я не отвечу.

— Вы ценный помощник, мистер Вайнштейн. И мой любимый профессор. Жаль, что вы не преподавали здесь, когда я училась. — Я вытащила свою визитную карточку и протянула ему. — Если я вам все же понадоблюсь, позвоните по этому номеру.

Когда я вышла на улицу, настроение у меня резко упало. Мой сногсшибательный темно-синий костюм явно не подходил для такой жаркой погоды. Я сильно потела, рискуя оставить несмываемые пятна под мышками. Он словно отчуждал от меня всех встречных и поперечных. Я даже пожалела, что не врезала Говарду как следует.

Перед колледжем стояла круглая каменная скамья. Я подошла к ней и уселась. Может, отказаться от этого дурацкого дела? Главное мое занятие — промышленный шпионаж; к чему мне влезать в дела продажного профсоюза, якшаться с этими наглыми юнцами? Не лучше ли истратить тысячу долларов, врученных мне Мак-Гро, на то, чтобы провести лето на мичиганском полуострове. Может, он так рассвирепеет, что пошлет за мной каких-нибудь своих бандитов, чтобы замуровали меня в цемент?

Прямо передо мной был факультет богословия. Вздохнув, я поднялась и вошла в это прохладное каменное здание. В подвале, насколько я помнила, помещалось кафе, где подавали перекипяченный кофе и тепловатый лимонад. Я спустилась вниз и убедилась, что кафе все еще функционирует. В том, что все осталось по-прежнему, было что-то успокаивающее. Те же молодые лица виднелись за грубо сколоченной стойкой, и это тоже успокаивало. Эти добрые и простодушные юнцы проповедовали жестокие догмы, верили, что грабители имеют право на награбленное, ибо их оправдывает система социального угнетения, но были бы потрясены до глубины души, если бы кто-нибудь потребовал от них, чтобы они вооружились автоматами.

Я взяла бутылочку кока-колы и удалилась в темный уголок. Стулья были не очень удобные, но я подтянула колени к подбородку и откинулась спиной к стене. Вокруг шатких столиков сидело около дюжины студентов: одни пытались читать в полумраке, другие просто болтали. Обрывки их разговоров долетали и до меня. «Конечно, если смотреть на это диалектически, единственное, что они могут сделать...», «Я сказал ей, что, если она не займет твердую позицию, он...», «Да, но Шопенгауэр утверждает...» Так, сидя у стены, я незаметно задремала.

Но через несколько мгновений меня разбудил громкий голос, который произнес: «Вы слышали о Питере Тайере?» Я подняла глаза. В кафе только что вошла полная молодая девушка с косматыми рыжими волосами, в плохо подогнанной крестьянской блузке. Она бросила свою сумку с книгами на пол и села за столик в самом центре кафе, где уже сидели трое. «Я как раз выходила из аудитории, когда мне сказала об этом Рут Йонкерс».

Я встала, купила еще бутылочку кока-колы и села за столиком позади рыжей.

Худощавый юноша с такими же косматыми, но темными волосами говорил:

— Да, сегодня утром копы обошли весь факультет политических наук. Вы же знаете, что он жил с Анитой Мак-Гро, а она не появлялась с самого воскресенья. Вайнштейн выставил их всех, — добавил он с восхищением.

— Уж не думают ли они, что она убила его? — спросила рыжая.

— Анита Мак-Гро? — фыркнула темноволосая женщина постарше. — Я знаю ее два года. Копа она, может, и прикончила бы, но уж конечно, не своего дружка.

— А ты знала его, Мэри? — заинтересованно спросила рыжая.

— Нет, — коротко ответила Мэри. — Никогда его не встречала. Я знаю Аниту по объединению университетских женщин.

К этому же объединению принадлежит и Джералдин Харата, которая живет в одной с ней квартире. Но Джералдин уехала на пето. Будь она здесь, копы, наверное, заподозрили бы ее. Они всегда начинают расследование с женщин.

— Странно, что ее приняли в объединение университетских женщин, если у нее был дружок, — вмешался бородатый молодой человек. Он был весьма неряшлив на вид. Из-под его задравшейся тенниски торчал не слишком-то привлекательный живот.

Мэри посмотрела на него свысока и пожала плечами.

— Не все в объединении лесбиянки, — огрызнулась рыжая.

— Когда кругом такие молодые люди, как Боб, странно, что не все, — жеманно протянула Мэри. Толстый молодой человек вспыхнул и забормотал что-то малоразборчивое. Единственное слово, которое я уловила, было «кастрировать».

— Но я никогда не встречалась с Анитой, — продолжала рыжая. — Я стала ходить в объединение только в мае. Она и в самом деле исчезла, Мэри?

Мэри вновь пожала плечами.

— Если эти свиньи пытались обвинить ее в смерти Питера Тайера, у нее просто не было другого выхода.

— Может, она просто уехала домой? — предположил Боб.

— Нет, — возразил худощавый юнец. — Тогда полиция не искала бы ее здесь.

— Что до меня, — сказала Мэри, — то я надеюсь, что они никогда ее не найдут. — Она встала. — Пойду послушаю, как Бертрам будет нудить о средневековой культуре. Если он еще съязвит по поводу ведьм, будто они были просто истеричками, как бы они не напали на него после занятий.

Она перекинула ремень сумки через левое плечо и вышла Другие придвинулись теснее к центральному столику и стали оживленно обсуждать гомо— и гетеросексуальные отношения. Бедный Боб отстаивал последние, но похоже было, что у него нет шансов практически применить свои убеждения. Худощавый энергично защищал лесбиянство. Я слушала в изумлении. У студентов колледжа такие разнообразные взгляды.

В четыре часа парень за стойкой объявил, что он закрывает кафе. Студенты стали собирать книги. Трое, которых я слушала, еще несколько минут продолжали дискуссию, пока парень за стойкой не окликнул их опять:

— Эй вы, мне пора уходить.

Они нехотя подняли сумки и направились к лестнице. Я отбросила свой бумажный стакан и медленно последовала за ними. На самом верху лестницы я притронулась к руке рыжей студентки. Она остановилась и посмотрела на меня с дружеской непосредственностью.

— Я слышала, вы упоминали объединение университетских женщин, — сказала я. — Вы не могли бы сказать, где они собираются?

— Вы новичок? — спросила она.

— Нет, я старая студентка, но хотела бы этим летом провести здесь некоторое время, — ответила я, не слишком отклоняясь от истины.

— У нас есть комната в одном из тех старых домов, которые перешли в собственность университета. Объединение собирается там по вторникам, вечерами; в остальное же время недели там проводится другая деятельность.

Я спросила ее, есть ли у них какой-то особый женский центр. Оказалось, да, правда, не очень большой, но в мое время не было вообще никакого: в те времена даже радикально настроенные студентки считали борьбу за эмансипацию женщин не более чем грязной болтовней. Но сейчас у них был консультационный медицинский пункт, группа самозащиты, танцевальная группа и объединение университетских женщин.

Мы шли по университетскому двору к Мидуэю, где стояла моя машина. Я предложила подбросить ее домой, и она легко вскочила на переднее сиденье, энергично, хотя и простодушно, рассуждая об угнетении женщин. Она поинтересовалась, чем я занимаюсь.

Я ответила, что занимаюсь нештатной работой, главным образом для корпораций. Я ожидала дальнейших вопросов, но она вполне удовлетворилась сказанным, только спросила, фотографирую ли я. Очевидно, она решила, что я независимая журналистка. Я не решилась сказать ей правду, опасаясь, что она разболтает то, что я скажу, всем членам объединения и я уже не смогу ничего выяснить об Аните. Но и лгать я боялась, ибо, если правда каким-нибудь образом выплывет наружу, эти молодые радикалки отнесутся ко мне более чем враждебно. Поэтому я ответила, нет, не фотографирую, и спросила, фотографирует ли она сама. Она еще весело болтала, когда мы подъехали к ее дому.