Тупик - Парецки Сара - Страница 20

Я живу в просторной, недорогой квартире на Холстед, к северу от Белмонта, в доме на три квартиры. С каждым годом преуспевающие молодые бизнесмены, живущие в Линкольн-парке, подбираются к моему району все ближе и ближе, их дорогие винные магазины, бары, салоны спортивной одежды того и гляди вытеснят меня дальше на север. Дайверси, двумя кварталами южнее, крепко держит пока линию обороны, но в любой день может пасть.

Я попала домой часов в семь вечера, уставшая и сбитая с толку. Проведя два часа в дорожных пробках, я пребывала в очень скверном расположении духа. Когда я наконец подъехала к своему серому каменному жилищу, настроение у меня чуть-чуть улучшилось. К тому же, по зрелом размышлении, некоторые из сегодняшних событий в порту стали казаться мне странными.

Первым делом я налила себе в бокал «Блэк лэйбл», напустила горячей воды в ванну. Все-таки странно, что Бум-Бум назначил встречу с капитаном «Люселлы» по поводу предполагаемого акта вандализма, а потом вдруг приказал долго жить. Я совсем забыла спросить капитана Бемиса и помощника Винстейна про бумаги, которые якобы похитил мой двоюродный брат.

Похоже, что Бум-Бум решил поиграть в детектива. Должно быть, именно поэтому он мне и звонил. Депрессия тут ни при чем, Бум-Бум нуждался в профессиональной консультации. Что же он обнаружил? Что-нибудь достойное и моего внимания?

А не ищу ли я в его смерти что-то более страшное, чем несчастный случай? И есть ли что искать?

Я отхлебнула виски. Следовало прежде всего разобраться в собственных чувствах. С трудом верилось, что Бум-Бума убили лишь из-за того, что он собрался побеседовать с капитаном Бемисом. Хотя как знать... И что означает вражда между Грэфалком и Бледсоу? Бум-Бум позвонил капитану Бемису и сразу после этого вдруг взял и утонул. А как быть с сегодняшней катастрофой в порту?

Я вылезла из ванны, обмоталась красным махровым полотенцем и налила себе еще виски. Да, в порту происходят странные вещи. Надо будет задать кое-какие вопросы. Пускай даже я действую, поддавшись чувству горя и вины. Ну и что? Если это поможет мне чувствовать себя лучше, то и слава Богу. Было бы гораздо хуже, если бы я стала напиваться, впадать в депрессию — одним словом, вести себя так, как обычно ведут себя люди, потерявшие кого-то из близких.

Я надела чистые джинсы, майку и отправилась на кухню. Моему взору открылась картина поистине удручающая: в раковине груда грязных тарелок, на скатерти крошки, куски смятой алюминиевой фольги, остатки сыра и спагетти, которые я готовила несколько дней назад. Я занялась уборкой. Бывают дни, когда нет сил смотреть на окружающий тебя бардак.

В холодильнике ничего особенно интересного не обнаружилось. Я взглянула на деревянные часы и увидела, что уже девять. Отправляться куда-то в город ужинать поздновато — я слишком устала. Поэтому я ограничилась консервированным гороховым супом и тостами.

Налив себе еще виски, я посмотрела печальный финал матча из Нью-Йорка. «Кабсы»[8]  продували восьмой раз подряд. Так рождаются новые традиции, мрачно подумала я и отправилась спать.

Проснулась я в шесть утра. День опять был холодный и пасмурный. Первая неделя мая — и такая ноябрьская погода. Я надела тренировочные штаны и устроила пробежку — пять миль вдоль Белмонтской гавани и обратно. До сих пор я использовала смерть Бум-Бума в качестве предлога, чтобы уклоняться от утренней пробежки. За это пришлось расплачиваться одышкой.

Вернувшись домой, я выпила апельсинового соку, приняла душ и сварила свежего кофе. Позавтракала черствой булочкой с сыром. Было уже половина восьмого. Через три часа меня ждут в компании «Юдора Грэйн». До того времени я собиралась наскоро просмотреть бумаги Бум-Бума. Накануне я искала главным образом что-нибудь личное, нечто такое, что дало бы мне представление о состоянии, в котором находился мой двоюродный брат перед смертью. Теперь же я буду искать следы преступления.

Из подъезда небоскреба, в котором жил мой брат, мне навстречу высыпала целая вереница адвокатов и врачей в дорогих костюмах. Лица у них были нездоровые, как у людей, которые слишком много едят и пьют, а в промежутках сидят на изнурительной диете и играют в теннис. Один из этих джентльменов придержал передо мной дверь, даже не взглянув в мою сторону.

Поднявшись в квартиру, я опять несколько минут любовалась пейзажем. Ветер закручивал на зеленой воде белые барашки. Вдали, на горизонте, крошечной точкой полз грузовой корабль. Насладившись ландшафтом, я потянулась и направилась в кабинет.

Там передо мной предстала поистине ужасающая картина. Бумаги, которые я разложила восемью аккуратными стопками, были разбросаны по всей комнате. Ящики стола открыты, фотографии сорваны со стен, подушки вспороты, постельное белье раскидано.

Беспорядок настолько потряс меня, что я не сразу заметила самое худшее: в углу, около письменного стола, лежал человек.

Я осторожно обошла кипу бумаг на полу, стараясь оставлять поменьше следов. Человек был мертв. В руке он держал револьвер «смит-и-вессон», но выстрелить из него, кажется, не успел. У человека была сломана шея. Других травм я, во всяком случае на первый взгляд, не увидела.

Я осторожно приподняла голову убитого. На меня смотрело знакомое лицо, такое же бесстрастное, как позавчера вечером. Это был старый негр, дежуривший в вестибюле. Я выпустила его голову из рук и бегом бросилась в ванную.

Налила себе стакан воды и залпом выпила, чтобы унять тошноту. В полицию я позвонила из спальни. Телефон стоял возле огромной кровати. В спальне взломщики тоже поработали: картина в красных тонах снята со стены, журналы разбросаны по полу, ящики в шкафу красного дерева распахнуты, носки и белье грудой валяются на полу.

Я наскоро осмотрела остальные комнаты. В квартире что-то искали, но что?

Убитого охранника звали Генри Келвин. Это я узнала, когда полиция вызвала для опознания жену погибшего, миссис Келвин. Это была темнокожая женщина, державшаяся с большим достоинством. Ее сдержанность лишь подчеркивала силу обрушившегося на нее удара.