Лед и пламень - Папанин Иван Дмитриевич - Страница 52

«В результате шестидневного шторма в 8 часов утра 1 февраля в районе станции поле разорвало трещинами от полуметра до пяти метров. Находимся на обломке поля длиною 300, шириною 200 метров. Отрезаны две базы, также технический склад со второстепенным имуществом. Из затопленного хозяйственного склада все ценное спасено. Наметилась трещина под жилой палаткой. Будем переселяться в снежный дом. Координаты сообщу дополнительно сегодня; в случае обрыва связи просим не беспокоиться».

А о страшной штормовой ночи, которую нам пришлось пережить, решил пока что умолчать. В качестве оправдания, думал я, можно будет сослаться на радио. Эрнст экономит каждый ватт энергии и не позволяет загружать передатчик.

Утром Ширшов разбудил всех:

— Трещина угрожает радиопалатке и подходит к шёлковой палатке…

Мы решили дежурить по двое.

Когда начало немного светать, я переправился через трещину на базу, уложил всю одежду, горючее, продовольствие и перевёз на наш обломок льдины.

Теодорыч начал налаживать связь, так как Женя провёл очередные метеорологические наблюдения и приготовил сводку. Женя с Ширшовым, взяв нарты, отправились на другую базу, которую тоже отнесло от нас. Там они погрузили клипер-бот и фотоплёнку, перетащили все в жилую палатку.

Удалось спасти имущество и третьей базы.

Все сильно промокли.

На соседних льдинах везде битый лёд. Немного осталось от нашего ледяного поля!

В полдень мы внимательно обозревали окрестности. Осмотр но дал ничего утешительного: всюду, насколько хватает глаз, мы видели битый лёд; на нашем обломке мы обнаружили новые трещины, ещё сократившие размеры льдины. Одна из трещин отрезала от нас дальнюю мачту антенны вместе с палаткой, которую мы вчера поставили.

Ничего не поделаешь: надо ещё раз менять квартиру.

Нам, естественно, хочется возможно дольше пользоваться своим ветряком, и поэтому мы всё время стремимся иметь его рядом: ведь ветряной двигатель — это источник энергии для аккумуляторов радиостанции; без ветряка нам придётся крутить ручной «солдат-мотор». Быстро собрав все своё имущество, мы перетащили его к ветряку. Теперь все снаряжение нашего лагеря будем держать на нартах.

Лебёдка осталась, перенести её не удалось. Это первая в мире лебёдка, с помощью которой измерялась глубина Центрального полярного бассейна, начиная от Северного полюса. Жаль, что она пропадёт, но ничего не поделаешь!

Петрович вместе с Женей опять ушли искать по соседству большие льдины. Перепрыгивая через трещины, они отправились на север, влезали на торосы, внимательно осматривались вокруг.

Все огромное поле, на котором восемь месяцев назад совершили посадку многомоторные воздушные корабли, было расколото на куски. Теперь здесь не смог бы совершить посадку даже лёгкий учебный самолёт…

Возвращаясь в лагерь, они обнаружили одну из запасных баз, которая дрейфовала на своём «острове» среди обломков льда. Я предложил взять оттуда всё, что возможно, погрузить на нарты и притащить в лагерь. Так и сделали. Работали втроём: Петрович, Женя и я.

Эрнст наладил радиостанцию на новом месте и возобновил связь с «Мурманцем». Передав радиограмму, он запустил ветряк, чтобы зарядить аккумуляторы.

Вечером получили из Москвы телеграмму: «Ваша телеграмма доложена правительству. Все восхищены вашим мужеством, большевистской выдержкой в столь тяжёлый для вас момент. Все шлют вам горячий привет и уверены, что в героической борьбе со стихией победителем будет ваш отважный коллектив. Правительство утвердило ряд новых мер по оказанию вам большой помощи. „Таймыр“ выйдет третьего с Остальцевым. „Мурманцу“ поручено обязательно пробиться к вам. Срочно готовится „Ермак“. Я выхожу на „Ермаке“. Шмидт».

Трудно передать чувства, которые охватили нас, когда мы прочли телеграмму. Признаться, мы больше беспокоились не о себе, а об экипаже «Мурманца». Конечно, такое небольшое и слабое судно, как эта мотопарусная шхуна, не сможет пробиться сквозь тяжёлые ледовые перемычки, которые преграждают ему путь к нашей льдине. Но приказ надо выполнять, и моряки будут стараться пробиваться через лёд. Арктика коварна, и как бы не пришлось в первую очередь спасать экипаж «Мурманца». Одна надежда, что Ульянов, опытный полярный капитан, не даст поймать себя в ледовую ловушку. Поэтому, отдавая должное отваге команды «Мурманца», мы всё же больше рассчитывали на встречу с такими мощными судами, как ледоколы «Таймыр», «Мурман» или «Ермак».

В тот же день было передано разъяснение ТАСС.

Было сообщено, что «Таймыр» выйдет в море в любую погоду, как только в Мурманск прибудет О. Ю. Шмидт. Командование рассчитывало, что путь от Мурманска до кромки льда в Гренландском море займёт не более 6 суток. Но ждать Шмидта «Таймыр» не стал: правительство изменило планы.

Шмидт немедленно выехал в Ленинград. Исполняющим обязанности начальника Главсевморпути остался Георгий Алексеевич Ушаков. 4 февраля он получил сообщение из Ленинграда:

«Днём было совещание у тов. Жданова с дирекцией завода. Тов. Жданов отверг план завода. В 4 часа… Шмидт выехал в Кронштадт, где вместе с инженерами, капитаном и рабочими разобрали график ремонта. Окончательный срок 7 февраля 24 часа. Тов. Жданов принял этот срок. Командование Кронштадта даёт согласие бункероваться там же, частью из их запасов. Вся погрузка продуктов, воды и горючего — 8-го числа, девиация — 9-го, и к полудню 9-го — выход „Ермака“ в море к льдине».

А к нам уже шёл «Таймыр». С «Ермаком» было сложнее: ремонт предстоял серьёзный, сроки, установленные правительством, были чрезвычайно короткими. Как шла работа, вспоминал Алексей Васильевич Чуев, токарь Балтийского завода, депутат Верховного Совета СССР, впоследствии дважды Герой Социалистического Труда:

«По нормам ремонт ледокола занимает три-четыре месяца. А в нашем распоряжении были считанные дни. Говорю „в нашем“, потому что и мне пришлось участвовать в том „великом аврале“. Точил пудовые болты для рулевой системы „Ермака“. Требовалась высокая точность — до двух сотых долей миллиметра. Помню, по сорок часов не выходили из цеха, с самыми малыми перерывами на сон и еду. Завершили работу менее чем в неделю».

Да, вот так Родина заботилась о нас. Я и сегодня, спустя почти четыре десятилетия, не могу без волнения читать документы тех дней. Для меня они прежде всего свидетельство гуманизма нашего советского общества, его беспредельных возможностей. Судите сами: 1700 матросов-балтийцев — экипаж линкора — нагрузили «Ермак» всего за сутки.