Эрагон - Паолини Кристофер - Страница 77

Сапфира не ответила и, покачав головой, пошла прочь, мягко ступая огромными лапами.

Эрагон что-то недовольно пробурчал себе под нос и подошёл к Муртагу, чтобы сказать ему о принятом решении.

— Если ты найдёшь этого Дормнада, — сказал Муртаг, — и вместе с ним отправишься на поиски варденов, я с вами расстанусь. Для меня встреча с варденами не менее опасна, чем безоружным явиться прямо к Гальбаториксу в Урубаен, да ещё под звуки фанфар, возвещающих о моем прибытии.

— Ну, расставаться нам, я думаю, придётся ещё не скоро, — заметил Эрагон. — До Гиллида путь неблизкий. — Голос его чуть дрогнул, и он, прищурившись, посмотрел на солнце, желая отогнать грустные мысли. — Нам бы выехать прямо сейчас, пока не слишком жарко.

— А ты в состоянии пускаться в такой далёкий путь? — нахмурившись, спросил Муртаг.

— Мне нужно непременно что-то делать, иначе я сойду с ума! — воскликнул Эрагон. — Фехтовать, осваивать магическую премудрость, драться наконец — но не сидеть на месте, ковыряя пальцем в носу! Впрочем, сейчас у меня выбор невелик, уж лучше продолжить путь в седле.

Они затушили костёр, сложили вещи и вывели коней из пещеры. Эрагон передал поводья Кадока и Сноуфайра Муртагу и сказал:

— Ты ступай вниз, а я тебя догоню.

Муртаг стал неторопливо спускаться с холма, а Эрагон поднялся на вершину, то и дело останавливаясь и морщась от боли. На вершине он обнаружил Сапфиру. Они постояли у могилы Брома, отдавая ему последнюю дань уважения. «Не могу поверить, что его нет… и никогда не будет!» — плакало сердце Эрагона. И вдруг Сапфира, вытянув свою длинную шею, коснулась носом могильного камня, бока её заходили ходуном, и в воздухе разлилась негромкая мелодия.

Глыба песчаника в том месте, где она прикоснулась к ней, засверкала, точно покрывшись золотой росой, посветлела, и Эрагон в изумлении увидел, что на поверхности её проросли белые алмазные блёстки — точно бесценная филигрань. Солнечные зайчики, отбрасываемые драгоценными камнями, плясали на земле, а алмазы вспыхивали разноцветными огнями, вызывая лёгкое головокружение. Да и само надгробие сильно изменило свои очертания. Сапфира, удовлетворённо фыркая и склонив голову набок, любовалась своей работой.

Грубый каменный шпиль, прежде украшавший могилу Брома, превратился в сверкающий свод, усыпанный драгоценными камнями, и свод этот был прозрачным! Под ним отчётливо виднелось лицо Брома — как живое! И Эрагон глаз не мог оторвать от этого лица: казалось, старик просто спит.

— Как ты это сделала? — с ужасом и восхищением воскликнул он, глядя на Сапфиру.

«Я всего лишь подарила ему то, что могла. Теперь время не в силах поглотить его. И он будет вечно покоиться здесь».

«Благодарю тебя!» — Эрагон обнял её за шею. А потом они вместе стали спускаться с холма.

ПЛЕНЕНИЕ В ТИЛЛИДЕ

Езда верхом причиняла Эрагону ужасные страдания, да и сломанные ребра позволяли ехать только шагом. Он не мог вздохнуть полной грудью, чтобы боль не давала о себе знать, но тем не менее останавливаться не хотел. Сапфира летела рядом, постоянно поддерживая с ним мысленную связь.

Муртаг старался держать своего серого вровень с Кадоком, он был замечательным наездником, составляя с конём как бы единое целое. Эрагон некоторое время наблюдал за ним, потом заметил:

— Красивый у тебя конь! Как его зовут?

— Торнак — в честь того, кто научил меня искусству боя. Муртаг потрепал коня по шее. — Торнак мне ещё жеребёнком достался. Вряд ли во всей Алагейзии можно найти более смелое и умное животное! Не считая Сапфиры, конечно.

— Да, конь великолепный, — с восхищением сказал Эрагон.

Муртаг рассмеялся:

— Но ведь и Сноуфайр великолепен. Во всяком случае, я не встречал другого коня, который по своим достоинствам почти не уступал бы Торнаку.

В тот день они сумели проехать совсем немного, но Эрагон был доволен и этим, ему очень хотелось продолжать движение вперёд. Езда отвлекала его от мрачных раздумий. Места вокруг были дикие, дорога, ведущая в Драс-Леону, осталась значительно левее. Они как бы огибали город по широкой дуге, направляясь на север, в Гиллид, до которого отсюда было так же далеко, как до Карвахолла.

Кадока они продали в какой-то небольшой деревушке. Когда новый владелец увёл коня, Эрагон с сожалением опустил в карман те несколько монет, которые выручил в этой печальной сделке. Ему было жаль расставаться с Кадоком — ведь они столько пережили вместе: и половину Алагейзии проехали, и схватку с ургалами выдержали…

Дни пролетали незаметно, их путешествие по этим малонаселённым местам затянулось. Эрагону приятно было общество Муртага, у них оказалось немало общих интересов, и они подолгу обсуждали технику стрельбы из лука и различные охотничьи уловки.

Но одной темы, словно по негласному уговору, они касаться избегали: они почти ничего не рассказали друг другу о своём прошлом. Эрагон ни словом не обмолвился о том, где он нашёл Сапфиру, как познакомился с Бромом и даже откуда он родом. И Муртаг молчал о своём происхождении и о том, почему за ним охотятся слуги Империи.

Тем не менее, будучи постоянно вместе, они все же немало успели узнать друг о друге. Эрагона, например, очень интересовало, как это Муртаг умудряется так хорошо разбираться в борьбе различных сил внутри Империи, а также во внешней политике Гальбаторикса. Он, похоже, знал конкретные дела и пристрастия любого представителя знати, любого королевского придворного и отлично мог объяснить, как именно эти дела и пристрастия отражаются на простых людях. Эрагон всегда очень внимательно его слушал, благодарный за такую науку, однако разнообразные подозрения так и роились у него в голове.

Миновала первая неделя, раззаков было не слыхать, и тревоги Эрагона улеглись сами собой. Но они по-прежнему дежурили по ночам, опасаясь встречи с ургалами. Впрочем, пока никаких следов ургалов они тоже не замечали. Эрагон, прежде уверенный, что в этих диких краях чудовища кишмя кишат, был даже рад такому спокойствию.

Прекрасная узница больше ему не снилась, хотя он не раз пытался мысленно вызвать её образ. Проезжая через какое-нибудь селение, первым делом он старался узнать, есть ли там тюрьма. Если тюрьма была, старательно изменив обличье, посещал её, но той женщины нигде не было. Кстати, в искусстве перевоплощения Эрагон весьма преуспел, и особенно этому способствовал разосланный повсюду королевский указ с перечислением примет «государственного преступника» и обещанием весьма внушительного вознаграждения в случае его поимки.

Путешествие на север неизбежно должно было привести их в город Урубаен, столицу Алагейзии. Места близ Урубаена были заселены очень густо, и проскочить незамеченными им бы ни за что не удалось. Дороги патрулировали королевские гвардейцы, мосты бдительно охранялись. Так что им пришлось объезжать столицу стороной, и на это ушло несколько весьма напряжённых дней.

Благополучно миновав Урубаен, они оказались в южной части той обширной равнины, которую Эрагону уже доводилось пересекать, когда они с Бромом ехали из долины Паланкар на юг. Только теперь путь его лежал на север, и они с Муртагом старались держаться ближе к восточному краю равнины, следуя по течению реки Рамр.

Как раз в эти дни Эрагону исполнилось шестнадцать. В Карвахолле непременно устроили бы по этому поводу праздник — ведь это время вступления в общество взрослых мужчин, — но здесь, в этих диких краях, он решил даже Муртагу не говорить о своём дне рождения.

Сапфире было уже почти полгода, и в последнее время она стала значительно крупнее и массивнее. Особенно крылья. Тело драконихи было мускулистым и плотным, костяк — тяжёлым и прочным. Клыки, торчавшие из пасти, были толщиной с руку Эрагона и острые, как меч Заррок.

Прошло немало дней, прежде чем Муртаг разрешил наконец Эрагону снять туго перетягивавшую его грудь повязку. Ребра полностью зажили, лишь в том месте, где тяжёлый башмак раззака рассёк кожу, остался небольшой шрам. Сапфира внимательно наблюдала, как Эрагон освобождается от своего «свивальника», опасливо расправляет плечи и наконец-то, вздохнув полной грудью, с наслаждением потягивается. Никакой боли он больше не чувствовал. В былые времена он наверняка просиял бы от удовольствия, но после смерти Брома улыбка едва ли появлялась на его лице.