Тайна моего мужа - Мориарти Лиана - Страница 33

Она повела мамину «хонду» по Тихоокеанскому шоссе, открыв окна и выключив радио. Северное побережье Сиднея было тихим и пустынным, лишь раз по тротуару торопливо прошагал мужчина с портфелем – должно быть, заработался допоздна и поехал домой на поезде.

Женщина, вероятно, не пошла бы одна пешком домой от станции в столь поздний час. Тесс вспомнила, как Уилл однажды сказал ей, что терпеть не может ночью ходить следом за женщинами, поскольку они могут услышать шаги и принять его за маньяка с топором.

– Мне все время хочется крикнуть: «Не волнуйтесь! Я вовсе не маньяк с топором!» – признался он.

– Я бы бросилась бежать со всех ног, если бы мне кто-нибудь такое крикнул, – сообщила ему Тесс.

– Вот видишь, тут уж ничего не поделаешь.

Всякий раз, когда на северном побережье случалось что-то плохое, в газетах писали: «на зеленом северном побережье Сиднея», чтобы новость прозвучала еще страшнее.

Тесс остановилась на светофоре, опустила взгляд и заметила предупреждающий красный огонек на указателе уровня топлива.

– Черт возьми! – выругалась она.

На следующем углу виднелась ярко освещенная заправочная станция. Туда она и завернет. Тесс остановила машину и вышла. Вокруг не было никого, кроме мужчины на мотоцикле с другой стороны площадки, уже залившего бензин в бак и теперь поправляющего шлем.

Она открыла бензобак и сняла пистолет с колонки.

– Привет, – произнес мужской голос.

Тесс подпрыгнула и обернулась. Мужчина подкатил мотоцикл ближе и остановился по другую сторону от ее машины. Стащил шлем. Яркие огни заправки слепили ей глаза, и она не могла разобрать черты его лица: только жутковатое белое пятно.

Ее взгляд метнулся к пустому прилавку за окошком. Куда делся проклятый кассир? Тесс защитным движением прикрыла свою лишенную лифчика грудь. Вспомнился эпизод из «Шоу Опры Уинфри», который она смотрела вместе с Фелисити: там полицейский советовал женщинам, что делать, если к ним пристанут на улице. Нужно вести себя крайне агрессивно и кричать что-нибудь вроде: «Нет! Проваливай! Мне не нужны неприятности! Прочь! Прочь!» Некоторое время они с Фелисити с огромным удовольствием орали на Уилла всякий раз, когда тот входил в комнату.

Тесс прочистила горло и сжала кулаки, будто на занятии по бодикомбату[13]. Будь на ней бюстгальтер, изобразить агрессивность удалось бы легче.

– Тесс, – окликнул ее мужчина. – Да это же я, Коннор Уитби.

Глава 16

Рейчел проснулась, не успев поймать привидевшийся сон. Вспоминалась только паника. Это имело какое-то отношение к воде, и Джейни была еще совсем малышкой. Или это был Джейкоб?

Она села в кровати и посмотрела на часы. Полвторого ночи. Дом пропах тошнотворной ванилью.

После коктейлей с вечеринки во рту было сухо. Казалось, с тех пор прошли годы, а не часы. Она выбралась из постели. Никакого смысла пытаться снова заснуть. Она не сомкнет глаз, пока бледный свет зари не прокрадется в дом.

Несколько мгновений спустя она уже установила гладильную доску и стала переключать телевизионные каналы с дистанционного пульта. Ничего стоящего не показывали.

Тогда она направилась к шкафчику под телевизором, где хранила видеокассеты. Старенький магнитофон все еще был подключен, позволяя смотреть ее коллекцию фильмов.

– Мам, все эти твои фильмы уже есть на DVD, – то и дело обеспокоенно повторял Роб, как будто видеомагнитофоны вдруг оказались вне закона.

Она провела пальцем по торцам кассет, но решила, что не в настроении смотреть на Грейс Келли, Одри Хепберн или даже Кэри Гранта.

Рейчел принялась бесцельно вытаскивать кассеты и наткнулась на чистый футляр, покрытый надписями от руки: ее, Эда, Джейни и Роба. Они вычеркивали заголовки, когда записывали что-то новое поверх прошлой передачи. Нынешние дети, вероятно, сочли бы эту кассету реликтом: сейчас ведь все нужное просто скачивают из Интернета. Она собралась уже отбросить кассету, но взгляд зацепился за названия сериалов, которые они смотрели в восьмидесятых годах: «Семья Салливан», «Сельская практика», «Сыновья и дочери». Похоже, Джейни последняя пользовалась этой кассетой: слова «Сыновья и дочери» были выведены ее небрежным, неразборчивым почерком.

Забавно. Именно благодаря «Сыновьям и дочерям» Рейчел победила во вчерашней викторине. Вспомнилось, как Джейни когда-то лежала на полу в гостиной, зачарованная дурацким сериалом, и подпевала слащавой музыкальной теме. Как там было? Рейчел почти услышала эту мелодию у себя в голове.

Повинуясь порыву, она вставила кассету в магнитофон и нажала кнопку воспроизведения.

Она присела на корточки и просмотрела конец ролика про маргарин, с этим курьезным, устаревшим видом и звуком старых телереклам. Затем начались «Сыновья и дочери». Рейчел мысленно подпела заставке, с удивлением обнаружив, что может извлечь из глубин памяти все слова. Там обнаружилась Крыса Пат, моложе и привлекательнее, чем запомнилось Рейчел. Вот в кадре появилось измученное лицо исполнителя главной мужской роли и сурово нахмурилось. Этот актер все еще мелькал в телевизоре, блистая в каком-то сериале про полицейских-спасателей. Все продолжали жить своей жизнью, даже звезды «Сыновей и дочерей». Только бедная Джейни навеки застряла в 1984 году.

Рейчел уже собиралась извлечь кассету, как вдруг услышала голос Джейни:

– Ну что, работает?

Сердце Рейчел замерло, рука застыла в воздухе.

А потом экран заполнило лицо Джейни: она весело и дерзко глядела прямо в камеру. Ее глаза были подведены зеленым, и она использовала слишком много туши. На носу сбоку виднелся небольшой прыщик. Рейчел казалось, она отлично помнит лицо дочери, но она забыла то, о чем даже не подозревала, что забыла, – вроде точного вида зубов или носа Джейни. Ни в зубах, ни в носу Джейни не было ничего особенно примечательного, не считая того, что они принадлежали Джейни, и Рейчел снова их видела. Левый глазной зуб был самую малость скошен внутрь. Нос казался чуть-чуть длинноватым. Несмотря на это – а может, и благодаря этому, – она была красива, красивее даже, чем помнилось Рейчел.

У них дома никогда не было видеокамеры. Эд считал, что на эту ерунду не стоит тратить деньги. Единственная запись дочери, которая у них сохранилась, была сделана на свадьбе друзей, где Джейни была «девочкой с букетом».

– Джейни, – выдохнула Рейчел и прижала ладонь к экрану телевизора.

– Ты стоишь слишком близко к камере, – произнес мальчишеский голос.

Рейчел уронила руку.

Джейни отступила назад. На ней были голубые джинсы с высокой талией, металлический серебристый пояс и фиолетовая блуза с длинным рукавом. Рейчел помнила, как она гладила эту блузу. С рукавами приходилось повозиться из-за сложного расположения складок.

Ее дочь была по-настоящему красива, словно изящная птица – может быть, цапля, но, боже правый, неужели этот ребенок и впрямь был настолько тощим? Ее руки и ноги выглядели такими тонкими. Может, с ней что-то было не так? Может, она страдала анорексией? Как Рейчел могла этого не заметить?

Джейни присела на край узкой кровати. Этой комнаты Рейчел никогда не видела. Красно-синее полосатое покрывало на постели, темно-коричневые деревянные панели на стенах позади. Джейни опустила подбородок и взглянула в камеру с напускной серьезностью, а затем поднесла к губам карандаш на манер микрофона.

Рейчел громко рассмеялась и сомкнула ладони, словно в молитве. Это она тоже забыла. Как она могла это забыть? Джейни любила прикинуться репортером. Она заходила на кухню, подхватывала морковку и спрашивала: «Скажите, миссис Рейчел Кроули, каким был ваш сегодняшний день? Заурядным? Незаурядным?» А затем она протягивала морковку Рейчел, и та подавалась ближе и отвечала в морковку: «Заурядным».

Конечно, она говорила «заурядным». Все ее дни были исключительно заурядными.

– Добрый вечер, я Джейни Кроули, в прямом эфире из Туррамурры, где со мной согласился побеседовать молодой затворник, известный под именем Коннора Уитби.