Тайна моего мужа - Мориарти Лиана - Страница 15

Песня сменилась новостями, но бoльшая их часть оказалась скучной и не задержалась у нее в голове, поскольку не имела к ней отношения. Заинтересовало ее только сообщение о том, что в Канаде родился первый ребенок из пробирки. В Австралии уже был ребенок из пробирки! Так что первенство за нами, Канада! Ха-ха. В Канаде жили ее старшие двоюродные сестры, и она невольно завидовала их изощренной любезности и не вполне американскому выговору. Она села на постели, схватила школьный ежедневник и нарисовала длинного тонкого младенца, втиснутого в пробирку: маленькие ладошки прижимаются к стеклу, рот разинут. «Выпустите меня, выпустите меня!» Девчонки в школе помрут со смеху. Она захлопнула ежедневник. Сама мысль о ребенке из пробирки казалась отталкивающей. Напоминала о том дне, когда их учитель естественных наук начал говорить о женских яйцеклетках. О-мер-зи-тель-но! А хуже всего что? Что естественные науки у них вел мужчина. Мужчина, рассказывающий о женских яйцеклетках, – это попросту неподобающе! Джейни с подругами пришли в ярость. А еще он наверняка хотел бы заглянуть им всем в вырез блузки. Они ни разу не поймали учителя на горячем, но так и чувствовали его отвратительную похоть.

Какая жалость, что жизнь Джейни должна была оборваться спустя всего лишь восемь часов – ведь ее характер переживал сейчас не лучшие времена. Она была очаровательной малышкой, славным ребенком, милым и застенчивым подростком, но примерно в прошлом мае, когда ей исполнилось семнадцать, все изменилось. Джейни смутно осознавала, что стала несколько гадкой. Но это была не ее вина. Ее пугало все подряд: университет, вождение автомобиля, звонок парикмахеру, чтобы условиться о посещении. Гормоны сводили ее с ума, и множество мальчишек начали проявлять к ней какой-то болезненный интерес, как будто она была хорошенькой, – это ей льстило, но и сбивало с толку: ведь в зеркале она видела только свое заурядное, ненавистное лицо и нескладное, длинное и тощее тело. Одноклассница как-то заметила, что Джейни похожа на богомола, и это было вполне справедливо. Ее конечности казались слишком длинными, особенно руки. Она вся была непропорциональной.

Опять же, с матерью тем временем происходило что-то странное: она не сосредоточивалась целиком на Джейни, а ведь до недавних пор все ее внимание с раздражающим пылом обрушивалось на дочь. Ее матери было сорок! Да что вообще интересного могло происходить в ее жизни? Джейни беспокоило, что этот яркий луч интереса вдруг без предупреждения рассеялся. И даже, пожалуй, обижало, хотя она ни за что в этом не призналась бы и даже не отдавала себе отчета в том, что обижена.

Если бы Джейни выжила, ее мать вскоре вновь сосредоточилась бы на ней со всем привычным пылом, а к дочери вернулось бы очарование – примерно к девятнадцатому дню рождения. Они были бы близки настолько, насколько это возможно для матери с дочерью, и это Джейни похоронила бы свою мать, а не наоборот.

Если бы Джейни выжила, она успела бы попробовать легкие наркотики и хулиганистых парней, аквааэробику и садоводство, «Ботокс» и тантрический секс. За всю жизнь с ней случилось бы три мелкие автомобильные аварии, тридцать четыре сильных простуды и две серьезные хирургические операции. Она стала бы умеренно успешным художником-оформителем, смелой аквалангисткой, капризной, но увлеченной туристкой и одной из первых обладательниц айпода, айфона и айпада. Она развелась бы с первым мужем и завела ЭКО-близнецов со вторым, и слова «дети из пробирки», словно бородатый анекдот, пришли бы ей на ум, когда она вывешивала бы их фотографии на «Фейсбуке», чтобы ими полюбовались ее двоюродные сестры из Канады. Она сменила бы имя на Джейн в двадцать лет и обратно на Джейни в тридцать.

Если бы Джейни Кроули выжила, она бы путешествовала и сидела на диетах, танцевала и готовила, смеялась и плакала, много смотрела телевизор и старалась изо всех сил.

Но ничему из этого не суждено было сбыться, ведь наступило утро последнего дня ее жизни. И хотя она с немалым удовольствием полюбовалась бы на перепачканные тушью лица подруг, пока те при всем честном народе цеплялись друг за дружку и рыдали над ее могилой в оргии скорби, все же Джейни, безусловно, предпочла бы на собственном опыте пережить все то, что ей еще только предстояло.

Вторник

Глава 6

Большую часть времени на похоронах сестры Урсулы Сесилия размышляла о сексе.

Не об извращенном сексе. О славном, супружеском, одобренном папой римским сексе. Но тем не менее. Покойница, вероятно, этого бы не оценила.

– Сестра Урсула посвятила свою жизнь детям из школы Святой Анджелы.

Отец Джо взялся за края аналоя, торжественно взирая на горсточку скорбящих. Хотя, вот если честно, скорбел ли по сестре Урсуле вообще хоть кто-нибудь в этой церкви? На миг священник вроде бы встретился взглядом с Сесилией, как будто искал одобрения. Сесилия кивнула и чуть заметно улыбнулась ему, давая понять, что он отлично справляется.

Отцу Джо сравнялось всего тридцать, и выглядел он вполне привлекательно. Что в наши дни побуждает столь молодых мужчин принимать духовный сан? Соблюдать целибат?

Итак, снова к сексу. Прости, сестра Урсула.

Как Сесилии помнилось, впервые она заметила, что с их сексуальной жизнью не все ладно, на прошлое Рождество. Они с Джоном Полом постоянно ложились в постель в разные часы. Либо он засиживался допоздна за работой или в Интернете и она засыпала раньше, чем он присоединялся к ней в кровати, либо внезапно объявлял, что совершенно вымотался, и ложился в девять. Недели сменяли одна другую, и порой она спохватывалась: «Боже, сколько же времени прошло?» – но тут же забывала об этом.

Затем была та ночь в феврале, когда она отправилась поужинать с другими матерями четвероклассников и выпила больше обычного, поскольку за рулем была Пенни Марони. Ложась в постель, Сесилия была настроена игриво, но Джон Пол оттолкнул ее руку и пробормотал: «Слишком устал. Оставь меня в покое, женщина, ты пьяна». Она посмеялась и заснула, совершенно не оскорбившись. Вот пусть он теперь заведет разговор о сексе – она скажет шутливо: «О, так, значит, теперь тебе этого захотелось». Но возможности сказать что-то в этом роде ей так и не предоставилось. Именно тогда она начала отмечать проходящие дни. В чем же дело?

По ее ощущениям, минуло уже около полугода, и ее замешательство все возрастало. Но всякий раз, когда на язык просилось: «Послушай, милый, что происходит?», что-то ее останавливало. Между ними секс никогда не был поводом для разногласий, как это бывает у многих пар. Она не использовала его как оружие или предмет для торга. Он оставался чем-то невысказанным, естественным и прекрасным. И ей не хотелось бы все разрушить.

А может, она просто боялась услышать его ответ.

Или, того хуже, молчание вместо ответа. В прошлом году Джон Пол увлекся греблей. Он был в восторге и по воскресеньям приходил домой, бессвязно расписывая, как ему это нравится. А затем неожиданно и необъяснимо ушел из команды.

– Я не хочу об этом говорить, – заявил он, когда она пристала к нему с расспросами. – Закроем тему.

Временами Джон Пол вел себя так странно.

Сесилия поспешно выбросила эту мысль из головы. К тому же она была почти уверена, что все мужчины временами ведут себя странно.

Опять же, шесть месяцев – это, в общем-то, не так уж и долго, правда? Во всяком случае, для женатой пары средних лет. Пенни Марони говорила, что они занимаются сексом хорошо если раз в год.

Впрочем, в последнее время из-за постоянных мыслей о сексе Сесилия ощущала себя мальчишкой-подростком. Умеренно порнографические образы мелькали в ее голове, пока она стояла в очереди к кассе в супермаркете. Она беседовала с другими родителями на игровой площадке о предстоящей экскурсии в Канберру, а сама тем временем вспоминала гостиницу в Канберре, где Джон Пол связал ей запястья синей пластиковой лентой, которую ей выдал физиотерапевт, чтобы упражнять голеностоп.