Сила магии - Панина Наталья В. - Страница 35

– Кажется, он приходит в себя, – чуть слышно прошептала Альвертина, делая шаг назад. – Слава богу, я уже начала бояться.

Надо мной склонился Ронни. Ну и перепуганная у него рожа! Видать, круто я летел, если даже его ухитрился напугать.

– Привет, – говорю я с максимумом беззаботности, на которую способен, и с ужасом понимаю, что даже звука издать не в состоянии. Губы еле шевелятся, голос начисто пропал. В панике я задвигал руками и ногами, но они даже не дрогнули. И тут я испугался по-настоящему. Что-то круто разладилось, если я и пальцем не могу шевельнуть. И помощи ждать неоткуда, всех докторов – ведьменок да подмастерье, во, попал!

– Тихо. Тебе, наверно, вредно говорить, – голос Ронни, будто сквозь вату, а сам он качается у меня перед глазами, как джинн из волшебной лампы.

Тоже придумал. Мне жить вредно, а говорить как раз сколько угодно. Я сделал героическую попытку приподнять голову и под совиное уханье провалился в вязкую темноту. Когда я из нее вынырнул, медбратья и сестры были уже на грани нервного срыва. Это я понял по их полным паники разговорам. На сей раз я решил не спешить с объявлением своего возвращения в реальность и послушать, что все-таки произошло. Надо думать, над моим бесчувственным телом они будут откровеннее, чем в компании с ним же, но полуживым.

– А если он умрет? – всхлипнула Альвертина.

Милый ребенок. Одного не пойму: почему в разобранном виде я внушаю ей столь трогательную жалость, а в здоровом – желание меня разобрать в аккурат до моего нынешнего состояния.

– Это вряд ли, – проворчал Ронни. Дождешься от него сочувствия.

– Столько крови было, – это снова Альвертина, – голову он разбил конкретно. Почти сутки без сознания. А вдруг это кома? Я в кино видела, так могут несколько лет лежать.

Только этого не хватало, застрять полутрупом во вражьем стане на годы. Не дождетесь. Выходит, я уже сутки провалялся, а голова болит, как свеженькая.

– Не бойся, в Мерлин-Лэнде невозможно умереть. Это не под силу даже такому хитрожо… ушлому тушканчику, как Инсилай.

Тушканчик, значит. Ну, душка-Рональд, за грызуна ответишь. Тут ты можешь не сомневаться, крысенок хозяйский!!

– Все равно боюсь, – вздохнула Альвертина, – не дай бог что. Как жить-то потом? Это ведь мы его чуть не угробили. Он никуда и не собирался. Из-за нас пошел, и вот как вышло. А мы даже помочь ему не можем.

Спасибо за сочувствие. Но на счет помощи ты, деточка, заблуждаешься. Если бестолковый Ронни перестанет суетиться и пораскинет остатками мозгов, то вспомнит, наконец, что он без двух минут ученик Волшебницы, а значит, и действовать должен соответственно. Но это я размечтался. Рональд и логика – вещи несовместные.

– Я могу попробовать сходить за помощью, – самоотверженно предложил Ронни.

Правильно, не умеешь работать головой – работай ногами, идиот. Если еще и тебя по стенке размажет, мы здесь все перемрем, как мухи.

– Нет, – вздохнула Альвертина, – это слишком опасно. Как ты думаешь, что все-таки произошло?

УРА-А!! Хоть одна здравомыслящая. Если ты еще и напомнишь ему, что он умеет колдовать, я обязуюсь забыть о понесенном мною от тебя моральном и материальном ущербе.

– С Инсилаем или вообще?

– Начни с Инсилая.

– Полагаю, у него проблемы с энергетикой…

Ну, молодец, догадался! Еще чуть-чуть, и ты додумаешься до простейшего заговора на здоровье.

– Разве он не Волшебник, как Варвара?

– Он ученик, но даже если бы и был Волшебником, ничего бы не изменилось.

– Но ведь он знает заклинания, умеет ими пользоваться, значит, может и колдовать, почему нет?

– В том-то и дело, что не может. Умеет, но не может.

– Почему?

– Для того, чтобы сделать самолет, недостаточно знать, как он летает. Колдун без жизненной силы все равно, что дровосек без топора. Как деревья валить, знает, а толку-то. От одних знаний они не падают.

– Поэтому его и отбросило от двери? Не хватило энергии сопротивляться?

– Может, и так, но, по-моему, Варвара просто закрыла дом на вход и выход.

– Но мы-то вошли.

– Либо мы проскочили до наложения запрета, либо он касается только Инсилая, либо приказано всех впускать и никого не выпускать. Но выяснить это можно только опытным путем, а это риск.

Черт тебя побери, Ронни. Ты, похоже, попал в точку. Мой вирус колдовского бессилия зовется Варварой. Она посадила меня под домашний арест, заперла в доме, и каждая моя попытка выбраться отсюда будет караться сильнее предыдущей. А когда госпожа Волшебница разберется со своими проблемами, и руки у нее дойдут до меня… об этом лучше не думать. Моей разбитой голове стрессовые ситуации противопоказаны. А Варвара, выходит, дамочка отчаянная. Такое колдовство беспределом попахивает и тянет лет на сто в Башне Заточения.

– Опять будем дом поджигать? – упавшим голосом говорит Альвертина.

Что-то я упустил из их беседы. Пожар-то им зачем?

– Плох он или хорош, но мы с ним в одной лодке, – говорит Ронни.

Опять что-то прозевал. О чем это они? Пора, сдается мне, приходить в чувство.

Я осторожно открыл глаза. Альвертина стоит у меня в ногах и глаза у нее, похоже, на мокром месте. Ронни нервно вышагивает по комнате, бесцельно слоняясь от окна к дверям. Мыслители, ничего не скажешь. Лучше б водички принесли, никакой заботы о несчастном больном человеке.

– Ой, – Альвертина поймала мой взгляд и искренне обрадовалась, – с возвращением! Ты нас так напугал. Нет-нет, не шевелись и ничего не говори, а то опять вырубишься. Ты и так уже сутки без сознания.

– Что произошло? – не удержался я от вопроса. Интересно, какая версия будет для меня?

– Ты попытался выйти из дома, а тебя отбросило назад. К сожалению, прямо на траектории твоего полета оказалось мраморное изваяние Гермеса, – любезно сообщил Ронни. – Гермес не пострадал, тебе не повезло.

– Ронни, – укоризненно сказала Альвертина, – он же ранен! Как ты можешь с ним так говорить?

– Простите. – Не понятно, это он мне, Альвертине или обоим сразу? – Могу я чем-то помочь? – Рональд с видимым усилием выдавил из себя подобие доброжелательности.

Поможешь ты, как же! В лучшем случае не навредишь.

– Возьми плоды омелы, десять кофейных зерен, пять белых бобов и пепел петушиного гребня, – спасибо Мерлину, хоть память мне Варвара оставила, – все тщательно растолки в ступке.

Ронни вышел из комнаты, хочется верить, что за всем вышеперечисленным. Альвертина тихонько присела на краешек моей кровати и уставилась на меня грустными-прегрустными глазами. Теперь ей меня жалко. Сквозняк, а не девица. Надо было остаться без головы, чтобы она перестала мне пакостить.

Ронни потерялся навсегда. Он что там, петуха, что ли ловит? Только за смертью посылать, ей-богу. Если прошли сутки, почему голова так болит? Как-то я неудачно стукнулся, с максимальным ущербом. И что дальше? Интересно, вход-выход закрыт для всех, или для меня персонально? Только методом тыка можно определить.

О, Ронни нарисовался. Сосредоточенный какой. Его просто распирает от сознания собственной значимости. В руках ступка, в глазах решимость.

– Что дальше-то делать? – Рональд топчется у моей постели в обнимку с медной ступкой. Двоечник, мог бы и сам разобраться. Справочник знахаря в аптечке валяется, так ведь нет, обязательно нужно больного побеспокоить.

– Добавляешь немного кипятка, заговор на здравие и пару капель змеиной крови, в зеленом флаконе с хрустальной пробкой в аптечке.

То ли Ронни схалтурил, то ли ингредиенты подвыдохлись, но чувствовал я себя после его зелья не очень. Голова все еще побаливала и была тяжелая и гулкая. Зато я смог подняться с кровати и хоть на некоторое время избавился от санитаров-любителей.

Одиночество мне было сейчас крайне необходимо. Масштабы постигшего меня энергетического бедствия предпочтительнее было выяснять без посторонних глаз. Приплелся к себе в комнату и попытался взлететь, но шлепнулся на четвереньки. Не больно, но обидно до одури. Пингвин, наверно, и тот выше взлетит, если приспичит.