Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Квентин Патрик - Другая жена Другая жена

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Другая жена - Квентин Патрик - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

Старик, когда не делал комплименты Поли, прямо таял при взгляде на Дафну. Поль, как искушенный дипломат, то и дело отпускал шуточки. Все это оставляло Бетси в стороне, и обстановка за столом вызывала у нее ощущение, что она нудная, скованная и портит все дело. Я ободряюще улыбался ей поверх роскошной подставки с серебряным блюдом, занимавших середину стола, и она ответила мне улыбкой. Но я-то знал, что она несчастна.

И никто и не вспоминал о ее фонде.

Очередь до него дошла только потом, когда мы, мужчины, как принято в высшем свете, посидели немного с бутылочкой портвейна и снова присоединились к дамам. Полю удалось блокировать Дафну в углу огромной гостиной. Я подсел к Поли на причудливую кушетку в стиле Людовика XV и отвлек ее тем самым от Старика. Теперь Бетси могла относительно спокойно поговорить с отцом. Но тот делал все, чтобы усложнить эту задачу. Тем не менее она, наконец, осмелилась изложить свою скромную, многократно отрепетированную просьбу. Старик перебил ее уже после первых слов.

— Моя дорогая Бетси, не трать время на уговоры. Я знаю, почему ты сегодня здесь, и не думаю, что твое красноречие может хоть как-то повлиять на мое решение.

Старик, родившийся в бедняцких кварталах Цинциннати, с невероятным упорством взявшийся за самообразование, с тем же упорством потом сколачивавший состояние, обожал грубоватые откровения. Растянув свой лягушачий рот, покрутил пузатый бокал с бренди и потом с привычным высокомерием разразился поучением о том, как похвально стоять на собственных ногах. С момента основания фонда именно он был его главной опорой. Будь у Бетси хоть капля уважения к себе, относись она всерьез к своей деятельности в фонде, давно бы уже поняла, что не может бесконечно сидеть у отца на шее.

Я слушал его с нараставшим недовольством. Это было не просто грубо, а незаслуженно, несправедливо. Бетси создала фонд из денег, унаследованных от матери; всем она занималась сама; единственным, чего она хотела от отца, был его ежегодный взнос и умеренная реклама в его журналах. Знал он это не хуже меня. Но тем не менее продолжал вещать.

Я видел, как в углу Поль наклонился к Дафне и что-то шепчет ей на ухо. Потом они оба присоединились к нам. Старик тем временем перешел к заключению.

— И таким образом, моя милая Бетси, по зрелому размышлению я решил, что будет лучше, если теперь ты получишь возможность доказать самой себе, что прекрасно можешь обойтись без какой-либо помощи с моей стороны.

Бетси старалась не подавать виду, но я знал, как ей было больно, как оскорбил ее этим Старик. Я был настолько взбешен, что начал вдруг бормотать что-то в ее защиту. И тут, путаясь в словах, перехватил отчаянный взгляд Поля, понял, как невозможно глупо я выгляжу, и замолчал. Наступила долгая, давящая тишина.

Потом заговорила Дафна.

— Так ты, папочка, отказываешься пожертвовать Бетси свой ежегодный взнос?

— Да, милочка. Должна же она наконец позаботиться о себе сама.

— Ах, эти милые несчастные неудачники! — Дафна захихикала, как девочка из пансиона благородных девиц, плюхнулась Старику на колени и обхватила своими холеными голыми руками его за шею. — Но, в самом деле, меня это так расстраивает! Бедняжка Бетси! Ведь у нее одна радость на свете — этот несчастный фонд! И ты же прекрасно знаешь, что без тебя она тут же обанкротится. Как ты можешь быть таким жестоким?

Стрельнув глазами в Бетси, она начала таскать отца за уши. На эти наивные шалости ее толкало не только желание похвастаться, какова ее власть над ним, но и инстинктивное желание помочь сестре. Все это было крайне неприятно. И еще неприятнее мне стало, когда я заметил, что Старик поддается. Лицо у него обмякло и порозовело, губы расслабились и в конце концов он даже начал вторить хихиканью дочери.

За неполные четверть часа у него из головы уже выветрилась идея о том, что дочери нужно стоять на своих ногах, словно ничего подобного и не говорил, и он уже подписывал чек, ворча: «Последний раз, только чтобы угодить Дафне».

Но когда он подавал чек Бетси, я увидел в его глазах коварное злорадство, и до меня дошло, впрочем, не впервые, что я попался на удочку. Его напыщенная речь, как и маска снисходительного папаши, были только игрой, частью какого-то темного, извращенного юмора богачей. В своей безмерной гордыне он с самого начала решил дать Бетси деньги, но ему захотелось вначале ее унизить, и Дафна послужила ему в этом идеальным инструментом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В такие моменты все кэллингемовское общество подавляло и раздражало меня, и остаток вечера я провел в никудышном настроении. Но Старик, видимо, от души наслаждался. К счастью, он рано ложился спать. В половине одиннадцатого мы освободились.

Когда я пошел за плащом, Дафна отвела меня в сторону и с триумфальной улыбкой похвасталась монеткой в двадцать пять центов.

— Поль поспорил со мной на четвертак, что я не уломаю Старика. А я прекрасно справилась, тебе не кажется? — Она многозначительно прищурила свои огромные глаза. — Завтра днем я поеду в город. Раз уж я спасла для Бетси ее несчастный фонд, думаю, взамен ты мог бы угостить меня обедом.

Обедать с Дафной было делом долгим и утомительным. Но я знал, что отказываться нельзя, чтобы не обострить для Бетси ее семейные отношения.

— Ну конечно, разумеется, — ответил я.

По дороге домой Бетси держалась молодцом. Не упомянула о моей неудачной попытке встать на ее защиту и не подала виду, что отец ее обидел.

Слишком велика была фамильная гордость. И Поль был великолепен. Об эпизоде с четвертаком он умолчал. Все это он воспринимал как обычную коммерческую операцию, причем удачную.

Фаулеры собирались заехать к нам на стаканчик, но когда мы почти доехали до Бикман Плейс, Поли вдруг обнаружила, что у нее болит голова. Почти каждый раз, когда не она оказывалась в центре внимания, у нее начиналась головная боль. Другого способа добиться своего она так и не придумала. Поль, как обычно, был с ней сама нежность.

— Бедная малютка, что же делать, серое вещество — вещь капризная.

— Нет, Поль, не в том дело. Просто Старик меня утомляет…

Высадив Бетси перед домом, я отвез Фаулеров. Когда один возвращался домой, заметил вдруг, что хандра меня не покинула. После трех лет счастливого супружества бывали минуты, когда я чувствовал себя в ловушке, когда я чувствовал, что Бетси и я, при всей нашей кажущейся независимости, ничем не лучше остальных рабов в бескрайней империи старого Кэллингема. Тот день был особенно неудачным. Мне опротивели интриги вокруг места вице-президента; потом мне пришлось бессильно наблюдать, как Старик тиранит мою жену, и в довершение всего я позволил капризной девятнадцатилетней девчонке навязаться на обед со мной. И невольно мне захотелось, как перед этим Поли, немного покапризничать.

Я взглянул в окно. Был почти перед домом, где жила Анжелика.

3

Знал, что поступаю неразумно, но все-таки остановился. Не уговаривал себя, что загляну к ней из вежливости. Мне даже не слишком хотелось ее видеть. Это был просто такой неожиданный вздорный импульс сделать хоть что-то, что бы не имело ничего общего с Кэллингемами, — нечто такое, что явно бы не понравилось Старику. Ибо в минуты, когда тот взывал к спасению американской морали, он все еще возмущался «той вульгарной женщиной, от которой — и вообще от всего этого вырождающегося европейского сборища — мы тебя спасли».

Поставив машину перед домом, я нажал кнопку звонка, и когда двери подались, унылым коридором направился внутрь.

Честно говоря, я ждал, что мне откроет бледная больная женщина, как накануне вечером, но увидел я Анжелику, изменившуюся до неузнаваемости. На ней было черное платье с желтым шарфиком вокруг шеи. В платье не было ничего необычного, но шик, с которым она его носила, вместе с ненавязчивым, простым обаянием, превращали Поли в манекен из витрины, а Дафну — в сопливую девчонку. И тут я почувствовал, что счастлив.

— Я ехал мимо, и пришло в голову зайти узнать, как ты. Выглядишь ты гораздо лучше.