Бабочка из Поднебесной - Лубенец Светлана - Страница 25

— Ну почему же? Стас ведь уже проявлял инициативу, сделал первый шаг, а ты его отвергла. Так что вполне можешь реабилитироваться! Ничего в этом стыдного нет!

— Да… но у меня нет его телефона…

— Не беда… Мы же с его отцом сослуживцы. У меня есть все телефоны Петра Егоровича Ткачева. Я дам. Хоть сейчас… Хочешь?

— Нет… Лучше когда уже будем дома…

— Согласен, это лучше!

— Значит, Стас — Ткачев… — задумчиво произнесла Ника.

— Не нравится фамилия? У Долинского, конечно, красивее будет! — Николай Иванович расхохотался.

— Ну, папа! Вечно ты что-нибудь придумаешь… Нормальная фамилия… Я просто так сказала… Не знаю зачем… Новое узнала о Стасе, вот и все!

— Я удивляюсь тому, что для тебя его фамилия — новость! Мы же в отеле оформлялись… и вообще…

— Я не прислушивалась, папа… Представляешь, я даже не могла вообразить, что мне когда-нибудь понадобится фамилия Стаса!

— Но ведь жизнь и интересна своей непредсказуемостью, не так ли, Никуш?

— Пожалуй…

Уже дома, в Санкт-Петербурге, Ника получила от отца домашний телефон Ткачевых, но никак не могла себя заставить позвонить Стасу, хотя даже придумала повод: можно попросить сбросить ей китайские снимки с его фотоаппарата. Конечно, несмотря на этот повод, девочка испытывала неопределенную неловкость, но дело было не только в этом. Ей казалось, что сначала она должна закончить отношения с Долинским и вернуть ему нефритовую бабочку. Можно будет даже признать, что она — не та самая, которую подарил он. Захочет — оставит себе в качестве еще одной памятной вещицы из Китая, не захочет — Ника устроит бабочку на полочке среди своих любимых стеклянных фигурок. Девочка не исключала, правда, и третий вариант. Раздосадованный ее предательством, Глеб может в отчаянье разбить бабочку, например, об асфальт… Что ж, значит, такова ее судьба…

Телефона Долинского у Ники тоже не было, но имелись номера других одноклассников, у которых можно спросить о Глебе. Ника медлила и никому не звонила, поскольку понимала — каждый из них будет и ее расспрашивать, зачем да почему ей понадобился Долинский. Можно было бы, конечно, сочинить что-нибудь правдоподобное, но почему-то совсем не хотелось. Вскоре девочка поняла, что мешало ей найти телефон Глеба. Одноклассник точно знал, когда у Ники заканчивается путевка и когда она вернется в Петербург. Ему тоже совсем несложно узнать номера ее телефонов, хоть домашнего, хоть мобильного. Он мог бы уже позвонить сам, но почему-то не звонил…

Прошла неделя. Глеб так и не позвонил. Ника с виноватым лицом посматривала на отца, который дал ей номер домашнего телефона Ткачевых. Она боялась, что он станет расспрашивать, звонила ли она Стасу и как у них идут дела, но Николай Иванович ни разу даже не посмотрел на нее вопросительно. Видимо, он решил дать ей возможность во всем разобраться самой. Ну, показалось ей, будучи еще в Китае, что Стас ей более симпатичен, чем Глеб, а приехала — и наваждение прошло. Такое ведь бывает. Мало ли что примерещится в экзотической стране. Чувства обостряются, преувеличиваются… Здесь, в Питере, все другое…

Ника любила читать обычные, бумажные книги, а не электронные. Ей нравился особый типографский запах новых книг, доставляло удовольствие переворачивать страницы, оставлять закладки в понравившихся местах. Она сама делала эти закладки. Нарезала полоски из твердой бумаги для черчения и разрисовывала их цветами и птицами. Книги, из которых топорщилось большое число закладок, были самыми любимыми. Перечитав все, что можно, в домашней библиотеке, Ника со вкусом поглощала книги библиотеки районной. Чаще всего они уже не пахли типографией, имели пожелтевшие, захватанные страницы, но от них веяло тайнами душ других читателей, которые держали в руках книги до нее. Это было соприкосновение с неизвестными людьми на особом эмоциональном уровне и потому волновало.

Однажды, возвращаясь из библиотеки в предвкушении интересного чтения, на остановке автобуса Ника вдруг столкнулась с Долинским. Ей показалось, что он ее испугался и вроде бы даже сделал шаг назад. Но бежать было некуда — позади него стоял газетный киоск, и Глеб, как-то натужно улыбнувшись, вынужден был начать разговор:

— Привет! Как дела?

— Хорошо, — односложно ответила Ника и замолчала. Все же первым об их отношениях должен заговорить он. Так она чувствовала в этот момент, хотя дома несколько раз пыталась заготовить речь, в которой станет извиняться перед ним.

— Давно приехали? — вынужден был опять спросить Долинский. Оно и понятно, вопросы задавать легче, чем определяться с настоящим положением вещей.

— Да уж почти две недели.

— А-а-а… Ну и как?

— Что как?

— Ну… понятно же что… Китай как?.. Понравился?

— Понравился.

Возможно, Долинский ждал, что она спросит «А тебе?», и тогда можно будет непринужденно поговорить о Китае, но Ника молчала.

— Мне тоже, — промямлил он, и тут от киоска отошла яркая рыжеволосая девушка с несколькими глянцевыми журналами в руках и встала рядом с Долинским.

— Это кто? — спросила она, неприязненно поглядывая на Нику.

— Э-э-э-это? Да та-а-ак… однокла-а-а-ассница… — непривычно растягивая слова, отозвался Глеб, делая суетливые беспорядочные движения руками. — Учимся мы с ней вместе… то есть в одном классе… В школе одной, значит… Правда же? — И он стал отчаянно и смешно подмигивать Нике, что ее здорово развеселило. Она рассмеялась и, глядя прямо в глаза рыжеволосой красавице, сказала:

— Правда-правда! Не сомневайтесь, девушка! Мы с ним только учимся вместе, а ничего более между нами нет, никогда не было и не будет!

Ей казалось, что Долинский должен был бы после этих ее слов совершенно расслабиться, еще раз, но уже довольно, подмигнуть ей и удалиться со своей новой подругой, но он почему-то ошарашенно глядел на Нику и не трогался с места. К счастью, как раз в этот момент к остановке подрулил Никин автобус. Она помахала Долинскому рукой, сказала: «Пока!» — и вслед за другими пассажирами зашла в транспорт. Она встала на задней площадке, обернувшись к стеклу, и потому, когда автобус отъезжал от остановки, видела, как Долинский, размахивая руками, что-то объяснял девушке. Ее лица Нике видно не было, но она поняла по напряженной позе юной красавицы, что с Глебом они сейчас поскандалят, возможно, до самой настоящей ссоры. Впрочем, отношения Глеба с этой девушкой ее абсолютно не интересовали. Рыжеволосая особа была ярче и интереснее Ники, и девочка должна была бы чувствовать себя уязвленной, но почему-то не чувствовала. Ника обрадовалась этому, но крепко задумалась. Что же такое случилось? Неужели с Долинским произошло то, о чем она размышляла от лица отца применительно к себе и Стасу — в ярком экзотическом Китае с его пряными ароматами и сказочными восточными красотами Глебу только показалось, что он наконец по-настоящему (а не как после новогодней дискотеки) влюбился в одноклассницу Веронику Томилину? Похоже, что так… А сейчас ему мучительно стыдно, что он очередной раз так влип. И нефритовую бабочку он, скорее всего, вовсе не стал бы разбивать об асфальт, а таким же суетливым движением сунул бы ее в карман, чтобы потом… А что он сделал бы с ней потом? Скорее всего, выбросил бы в помойку… Или нет… Это как-то неэстетично! Наверно, он забросил бы ее в Неву! Пусть камнем идет ко дну несостоявшаяся любовь…

Ника об этом не сожалела, но весь день и вечер размышляла над странностью и зыбкостью человеческих отношений. Видимо, ее необычную задумчивость заметили Николай Иванович с мамой Аллой, но выяснять, что приключилось с Никой, как всегда, в ее комнату пришел отец.

Он сел на диван рядом с дочерью и спросил:

— Что ты сегодня такая смурная, Никуша?

Ника подумала с минуту и решила рассказать отцу о сегодняшней встрече с Долинским. Отец всегда был ее лучшим другом, а кроме того, о ее метаниях между Глебом и Стасом знал почти все, и потому кто, как не он, может дать ей хоть какие-то пояснения по поводу происходящего.