Первый дневник сновидений - Гир Керстин - Страница 52

Генри положил одну руку мне на талию, а второй придерживал за затылок и нежно гладил по волосам. Я закрыла глаза. Именно так чувствуешь себя, когда целуешься, в этом я была уверена на все сто. Когда он вдруг отпустил меня и немного отстранился, всё моё тело дрожало.

– Как я уже сказал, мне тебя не хватало, – тихо повторил Генри и снова взял меня за руку, чтобы повести дальше. У меня в голове не укладывалось, как он может спокойно идти, будто ничего не случилось. Я же еле держалась на ногах, словно этот поцелуй превратил обе ноги в желейные конфеты. Очень мягкие желейные конфеты.

К счастью, Генри всего лишь хотел довести меня до ближайшей скамейки, которая была всего в нескольких метрах отсюда. Ровно настолько же хватило и моих внутренних сил. С облегчением я плюхнулась рядом с ним. Он положил руку за моей спиной на спинку скамейки.

– Почти такой же замечательный вид, как и в Беркли, правда? – Генри указал другой рукой на холм напротив.

– М-м-м-м-м, – одобрительно протянула я. – Мы успели пожить уже в стольких местах, и это действительно не худшее.

– Лучше, чем Верхний Аммергау? – спросил он.

– Что? – я в испуге отпрянула от Генри.

Он рассмеялся.

– «Пройдёт ли он через Верхний Аммергау или через Нижний Аммергау и прибудет ли вообще – это неизвестно»[12], – сказал он по-немецки и снова засмеялся. – Интересно, все немецкие народные песни так похожи на скороговорки? Просто язык сломать можно! Воображаемая Лотти хотела, чтобы я это ей пропел, но затем она всё-таки засчитала мне правильный ответ. Эй, ну перестань же глядеть на меня так оторопело, Лив, неужели ты думала, что я не разгадаю этой загадки? После того как ты дала мне столько подсказок? «Сегодня Ганс придёт ко мне, радуется Лиз…» Видела весёлый клип в Ютьюбе с типом в кожаных штанах и с мандолиной? Просто улёт…

– Значит, всё это время ты знал правильный ответ? – возмущённо спросила я.

– Не всё время, а лишь с тех пор, как погуглил Ганса и «неизвестно» на немецком, – Генри нахмурился. – Почему у меня такое чувство, будто я какая-то сороконожка из Хидерабада? Видела бы ты своё ошарашенное лицо.

Это было уже слишком. Я действительно была ошарашена. И разочарована. И зла.

– Что ты себе позволяешь? – закричала я. – Сначала притворяться, будто… А затем за моей спиной…

Генри откинулся назад.

– И почему ты так сильно злишься, скажи, пожалуйста? Я разгадал твою загадку – мне казалось, ты именно этого и хотела.

– Этого и хотела? – я разъярённо заглянула ему в глаза. – У тебя все дома вообще? Чтобы ты подсматривал за мной в моих снах? Что ты там делал?

– Да ничего я не делал, – обиделся Генри. – Я даже не прошёл через твою зелёную дверь.

– Откуда же ты тогда знаешь о сороконожке?

– Лотти мне рассказала. Она вообще может говорить о тебе часами. Например, я знаю, что ты терпеть не можешь бананы, в три года уже не верила в Санта-Клауса и когда смотришь «В поисках Немо», всегда плачешь в одном и том же месте.

– Лотти?

– Воображаемая Лотти, – он вздохнул. – Которая, кстати, оказалась не очень-то хорошей танцовщицей. Так что, боюсь, нам придётся пропустить этот вступительный вальс, если мы не хотим опозориться на всю школу.

– Значит, ты не был в моих снах? – злость пропала так же быстро, как и появилась.

Генри снова вздохнул и покачал головой.

– Не был. Можешь спросить воображаемую Лотти. Я остался перед дверью и ждал тебя. Но ты так и не появилась, – взгляд его серых глаз был прямым и честным.

– Прости, – пристыжено сказала я. – Мне жаль, что я заставила тебя ждать. Я просто почувствовала, что с меня хватит. Все эти сны только запутывают. И тогда перестаёшь доверять своему здравому смыслу. А ещё я ненавижу, когда вопросов становится всё больше, а ответы так и не появляются.

– Ах, вот как? А что насчёт науки и психологии? – насмешливо спросил Генри. – Разве не ты говорила мне ещё совсем недавно, что сны вполне можно объяснить с научной точки зрения?

Я пожала плечами.

– Я говорила, что речь идёт о неисследованной области психологии. И, честно говоря, голова у меня болит вовсе не от снов и даже не от жутких шелестящих существ в коридорах.

– А от чего же?

– От людей, которые всерьёз верят в демонов. От них я по-настоящему устала.

– Ты имеешь в виду Артура?

Я кивнула.

– Ты, похоже, не веришь, что он действительно желал Тому Голланду смерти, но я уверена, так оно и было. Он думает, что демон убрал Тома с его пути. И Артур продолжает всю эту ерунду с заклинаниями и ритуалами не потому, что ему страшно, а потому, что он действительно хочет вызволить из подземного мира этого демона. С каким рвением он подходит к делу, ты наверняка не мог не заметить.

Глаза Генри заблестели.

– Должен признаться, с тех пор, как мы начали эту игру, он действительно изменился. Да и вся история с Анабель тоже очень на него повлияла. Но он не злой человек.

Нет, вовсе не злой, но, кажется, близкий к сумасшествию.

– Анабель намекнула, что изменила Артуру вовсе не с Томом Голландом, – сначала я запнулась, но затем договорила фразу до конца. Я просто хотела быть уверенной. – В Балабо-Балаба написано, что вы с Анабель отлично ладили, и если это был не Том, то…

Брови Генри поползли вверх.

– Ты только что обвинила меня в том, что я переспал с Анабель? – в его голосе сквозило крайнее смущение. – Неужели ты действительно думаешь, что я способен увести девушку у друга?

Разве я обвинила? Просто Анабель такая привлекательная, какой парень сможет перед ней устоять?

– Ладно тебе, – попыталась утихомирить его я. – Я тебе верю. Но ты летел со мной в одном самолёте, вот я и подумала…

Может, мне действительно не стоит так много думать.

– Я помогал Анабель с переездом, – Генри покачал головой. – Я беспокоился о ней. Она никак не может прийти в себя после смерти Тома, а потом этот случай с её псом…

Откуда-то раздался детский крик, мимо нас пронеслись двое мальчишек с футбольным мячом и тут же снова скрылись за деревьями. Я поглядела им вслед.

– Артур – твой друг, – рассуждала я. – И тебе кажется, что ты отлично его знаешь. Но действительно ли ты понимаешь, что с ним происходит? Он так уверенно назначил себя главным заклинателем демонов и, кажется, считает, что конец этой истории после того, как будет сорвана последняя печать, ему известен. Он с вами об этом вообще говорит?

– Я… Артур просто хочет, чтобы всё это побыстрее закончилось, – ответил Генри, но я заметила, что он колеблется.

Я задумчиво смотрела вниз, на город. Мне вдруг стало невероятно обидно, что мы об этом говорим, лучше бы уж просто целовались дальше. Я протянула руку и погладила Генри по волосам. Мне так давно хотелось это сделать. Хоть они и дико торчали в разные стороны, но на ощупь оказались довольно мягкими.

Он тут же снова повернулся ко мне.

– У тебя такие красивые глаза, – прошептала я.

Губы Генри растянулись в широкой улыбке.

– А у тебя красиво всё, – ответил он и совершенно точно опять меня поцеловал, если бы перед нами вдруг не выросли откуда ни возьмись Мия и Дейзи Дон.

– Мы хотим отпустить сейчас все шарики, пусть летят! – сказала Дейзи Дон, а Мия протянула:

– Мэ-э-э.

По дороге обратно мы с Генри молчали, но, пройдя примерно половину пути, он решительно взял меня за руку. И тут меня охватило сильнейшее, совершенно необъяснимое чувство счастья. Это был действительно потрясающий день рождения. А без всяких чёрных мыслей в моей голове он мог быть ещё лучше.

Солнце поднялось уже совсем высоко и погрузило всё в золотистый осенний свет. Тут я снова невольно вспомнила свой сон о Беркли. И в моей голове всплыли слова Генри, которые он сказал в ту ночь: «Нигде ты не поймёшь человека лучше, чем в его снах, нигде нельзя узнать столько о чьих-то слабостях и тайнах».

Вдруг мне стало совершенно ясно, что надо делать. Оставался всего один способ выяснить, что же именно происходило с Артуром. Но для этого необходимо сначала его обокрасть. И прекратить своё сонное затворничество.