Молотодержец. Легенда о Зигмаре - Макнилл Грэм - Страница 15

— Не мешкай, — сказал Пендраг. — Ты будешь глупцом, если не пойдешь.

Они шли к реке и смотрели, как последние лучи заходящего солнца исчезают за горизонтом. С востока наползала тьма, и тишину тревожило лишь бряцание брони часовых и плеск речных волн.

Равенна ничего не сказала, когда к ней подошел Зигмар, и вдвоем они молча направились к реке, несущей на юг темные, словно деготь, воды. В доспехах Зигмар чувствовал себя очень неуклюжим, и, в отличие от бесшумной и грациозной поступи Равенны, каждый его шаг сопровождался лязгом.

Они петляли средь лежащих на берегу лодок и сохнущих сетей и наконец оказались у небольшой дамбы, где в речное дно для укрепления берегов были вбиты длинные бревна. Равенна ступила на мол и дошла до самого конца, глядя на воды Рейка, стремящиеся к далекому западному побережью.

— Триновантес любил плавать, — вспомнила Равенна.

— Точно. У него одного хватало сил переплыть реку, борясь с течением. Всех остальных сносило вниз, и приходилось возвращаться в Рейкдорф пешком.

— Даже тебе?

— Даже мне, — улыбнулся Зигмар.

— Я скучаю по нему.

— Всем нам его не хватает, — заверил сестру погибшего друга Зигмар. — Если бы можно было найти слова, которые облегчили бы горечь утраты…

Равенна покачала головой:

— Слова тут бессильны, Зигмар. К тому же я не желаю смягчать боль.

— Не понимаю тебя, — удивился Зигмар. — К чему упиваться страданиями?

— Потому что иначе я могу его забыть, — сказала девушка. — Если душа не будет болеть, тогда можно забыть, что была война, что воины, в том числе ты, видели его смерть.

— Ты меня обвиняешь в гибели брата?

Равенна отвернулась, и последние лучи заходящего солнца расплавленной медью вспыхнули у нее на волосах. Она проговорила:

— Орк пронзил моего брага копьем, не ты. Я не виню тебя в смерти Триновантеса, но ненавижу то, что воины — как ты и как он — вынуждены защищать нас от мира, в котором мы живем. Не выношу то, что приходится строить стены и прятаться за ними, не терплю то, что нужно ковать мечи и сражаться с врагами.

Зигмар коснулся плеча девушки и сказал:

— Мир — смутное место, Равенна, без мечей и воинов все мы обречены на погибель.

— Знаю, — кивнула она. — Я не так наивна и понимаю, что без вооруженных воинов не обойтись, но мне это не нравится. Как и то, что из-за войны я лишилась брата и, быть может, расстанусь с тобой.

— Я не собираюсь в поход! — рассмеялся Зигмар.

Равенна обернулась, и смех замер у него в горле: в глазах девушки стояли слезы.

— Ты воин и сын короля, — проговорила она. — Твоя жизнь — война. Вряд ли тебе суждено умереть от старости, лежа в постели.

— Прости меня. — Зигмар протянул к девушке руки.

Равенна упала в его объятия и горько зарыдала — только теперь, когда уже завершились все похоронные обряды. Она долго держалась. Вместе стояли они над рекой, пока за горизонт садилось солнце и зажигались звезды. Ночь выдалась безоблачной, и, глядя на темное небо, Зигмар видел созвездие Большого Волка, Копье Мирмидии и Весы Верены.

Ему не хотелось шевелиться, чтобы увидеть другие звезды, не хотелось портить этот удивительный миг. Долго Равенна оплакивала погибшего брата, и Зигмар безмолвно обнимал девушку, понимая бессмысленность слов утешения. Наконец слезы Равенны иссякли, и она посмотрела на него припухшими, но такими же решительными глазами, как тогда, когда на Холме воинов взяла из его рук щит Триновантеса.

— Спасибо тебе, — сказала она, вытирая слезы кончиком шали.

— Я ничего не сделал.

— Еще как сделал.

Озадаченный, Зигмар ничего не сказал. А Равенна чуть отступила от него и снова обхватила себя руками.

— Знаешь, там, у Клятвенного Камня, все показалось мне таким торжественным, — вдруг резко перескочила на другую тему Равенна. — Я имею в виду вас с Вольфгартом и Пендрагом.

Зигмар колебался, подбирая ответ.

— Мы клялись, — наконец сказал он.

— Клялись? В чем?

Зигмар не знал, стоит ли рассказывать Равенне об их планах, но тут же понял, что сможет претворить в жизнь мечту об Империи лишь тогда, когда она поселится в сердцах и умах людей. Ибо идея — штука могущественная и двигается скорее любой армии.

— В том, чтобы положить конец войне, — ответил Зигмар, — объединить племена и основать Империю, которая сможет противостоять порождениям Тьмы.

Девушка кивнула и поинтересовалась:

— И кто же будет править этой Империей?

— Мы. Унберогены.

— То есть ты.

Зигмар спросил:

— Что, разве это так плохо?

— Нет, Зигмар, потому что у тебя золотое сердце. Я в самом деле уверена в этом. Если тебе когда-нибудь удастся основать Империю, то она будет сильной и справедливой.

— Ты говоришь «если»? Не веришь в мои силы?

— Если такое вообще возможно, то ты справишься, — сказала Равенна, делая шаг вперед и взяв Зигмара за руку. — Только пообещай мне кое-что.

— Все что угодно.

— Осторожней. Ты же не знаешь, о каком обещании пойдет речь.

— Не имеет значения, — улыбнулся Зигмар. — Твое желание для меня закон.

Равенна погладила его по щеке:

— Ты милый.

— Я серьезно! Проси, я исполню.

— Тогда пообещай мне, что когда-нибудь войнам придет конец, — сказала Равенна, глядя ему прямо в глаза. — Когда ты достигнешь желаемого, опусти оружие и перестань сражаться.

— Обещаю, — не задумываясь ответил он.

Глава пятая

Мечты королей

Зима подступила к Рейкдорфу: день ото дня становилось все темнее и холоднее, и вот землю накрыл белым покрывалом первый снег. Величаво и медленно текли воды Рейка и несли с собой льдинки от самых Серых гор.

Унберогены готовились зимовать. Амбары ломились от зерна. Хлеба было вдоволь, ни одной семье не грозил голод. Король Бьёрн отправил обозы с зерном на запад, в край эндалов, ибо тамошнюю, и без того бедную, землю отравляли злые болотные воды.

С обозами ехали вооруженные воины, ибо даже зимой в лесах было небезопасно. Разбойников останавливали глубокие снега, но жутким тварям, таящимся в лесах, снег и холод — не помеха.

В Марбург воинов племени унберогенов вел Вольфгарт, который ехал во главе отряда в новой кольчуге, совсем недавно выкованной Алариком и Пендрагом. Сначала воин не желал расставаться со своим бронзовым нагрудником и латами, но, когда гном продемонстрировал преимущества железных доспехов, Вольфгарт тут же сбросил старую броню и с удовольствием облачился в новую кольчугу.

Отряд Вольфгарта собирался зимовать у эндалов. Назад их ждали только весной, и в холодные и безрадостные зимние дни Зигмару очень не хватало верного друга.

Студеные недели шли своей чередой. Зигмар жаждал приступить к исполнению клятвы, но, пока над миром властвовала зима, ничего поделать он не мог. Зимой воевать нельзя, и выступить в такой мороз было бы равносильно самоубийству. День за днем жители Рейкдорфа наверстывали упущенное во время страды, ибо лишь в зимнее время могли забыть о тяжком сельском труде.

Ремесленники изготавливали украшения, ткали гобелены, обучали молодежь резьбе по дереву, обработке камня и многим другим искусствам.

В кузнице Аларика стучал молот, из высокой трубы вырывались облака горячего пара. Пендраг ежедневно наведывался в кузницу, чтобы изучить секрет ковки железных мечей, которые долго не тупились и не ломались.

Зима полностью вступила в свои права, и торговля почти прекратилась. В холодную пору лишь караваны гномов осмеливались тронуться в путь, их низкие и тяжелые дроги тянули столь же коренастые и мускулистые лошадки. Каждый обоз привозил руду, искусно сработанное оружие и доспехи, а также бочонки крепкого пива.

Обоз сопровождали гномы в мерцающих кольчугах и тяжелых латах, причем казалось, что им глубокие сугробы нипочем. Из-под бронзовых шлемов виднелись только длинные, заплетенные в косы бороды. Аларик лично приветствовал каждый караван и говорил на резком языке горного народа, а унберогены смотрели на все это в щелочки закрытых ставнями окон.