Миров двух между - Абдуллаева Сахиба - Страница 53

III

— Надо отходить! — Загорелый человек в грубом шерстяном плаще решительно взмахнул обнаженной рукой. — Кир, очнись! Эй, помогите мне… — Ил торопливо стягивал панцирь с обмякшего тела.

— Да не дрожите, как зайцы, еще не готова стрела для нас! — бормотал Ил, неумело перевязывая предплечье. — Дайте флягу…

— Ил сошел с ума! Лекарню развел! П-п-пастухи уже на западной стене! — проверещал подбежавший ашур, начальник дворцовой роты. — Если не поторопитесь, то… м-м-мои ребята снимают оцепление внутренних переходов, и останетесь здесь к-к-кормом для воронья. Центральные ворота разбиты. Поспешите!

Бороденка ашура тряслась, в округлившихся, как у сыча, глазах метался неприкрытый страх.

Ил передернулся, словно от прикосновения сколопендры. “Трусы бросают мечи”, — подумал он.

Вскоре Ил и его телохранители, сгибаясь под телом Кира, добрались до дворца. Кое-где в покоях уже тянуло гарью. Воины в беспорядке сновали по коридорам. Слышались душераздирающие завывания женщин. Черными тенями проплывали монахи, волоча на спинах аккуратно упакованные тюки. “Эти даже сейчас своего не упустят”, — подумал Ил.

Тем временем они добрались до приоткрытых дверей зала Голубого Дельфина. Внутри царила тишина. Стараясь не привлекать внимания, воины Ила прошли в дальний конец покоев. Фонтан был безжизнен, и голубая струя Дельфина казалась поблекшей без привычного водяного покрывала. Скрипнула пружина потайной двери. Зал опустел.

IV

Беглецов обнаружили сразу же после того, как они выбрались из хода, который заканчивался в старой молельне, в десяти полетах стрелы от городских стен.

Осторожно прокравшись под замшелыми сводами, во дворике они столкнулись с плосколицыми людьми в нагольных кафтанах, вооруженными луками и длинными тонкими копьями.

Телохранители Ила — вряд ли хоть кто-нибудь сейчас узнал бы в нем Главного звездочета и астролога Имперского дворца — обнажили мечи и бросились вперед. Просвистело копье, но рослый гигант Нор, небрежно взмахнув оружием, отбил наконечник. Четыре ослепительных блика сверкнули на мечах телохранителей. Три кочевника рухнули на цветные плитки дворика. Четвертый, видимо, начальник, быстро отскочил назад и, метнув копье, юркнул, как мышь, под арку. Послышались гортанные звуки иноземной речи.

— Отходим в молельню! — крикнул Ил.

Через ограду посыпался ливень горящих факелов, копий и стрел. Вспыхнула деревянная кровля. Несколько деревьев во дворике превратились в костры, опаляющие нестерпимым жаром.

Кир пришел в себя. Раскаленной иглой впивалась в плечо боль, но в голове прояснилось. Вначале ему показалось, что штурм продолжается. Так же неторопливо плыли по небу, обезображенному гарью, курчавые облака, слышался далекий гул и рев. Но в следующий момент он понял свою ошибку:

— Ил, где мы? — Кир с трудом разлепил запекшиеся губы.

— Очнулся? Нет времени отвечать. Если в силах, вставай и побыстрее, если не хочешь превратиться в жаркое. Здесь становится горячо.

Они добрались до дверей молельни. В этот момент копье, брошенное со стены, насквозь пронзило одного из телохранителей Ила. Задыхаясь и кашляя от удушливого дыма, беглецы захлопнули за собой тяжелую дверь и увидели в полумраке несколько лучников, притаившихся на верхней площадке, почти под самым куполом.

Нор отвел руку назад, и копье, описав плавную дугу, впилось в горло одного из врагов. Удар был так силен, что беднягу отбросило на соседа, и они, перекатившись через низенькие перильца, рухнули вниз.

— Поторопитесь! — рявкнул Ил, но в это время стрела пробила боковые пластины, защищавшие горло. Из носа, ушей и рта хлынула кровь. Он так и остался стоять, пригвожденный к створке двери.

Нор подхватил Кира и ринулся к спасательному потайному ходу. Своим могучим телом от заслонял раненого. Под сводами сухо щелкнули тетивы. На таком близком расстоянии ни один панцирь не выдержал бы прямого попадания. Три жала вонзились в спину Нора, но он все же донес Кира до потайного хода. В это время дверь часовни поддалась усилиям рвавшихся со двора. Тяжелое копье, брошенное с десяти локтей, раскроило шлем Нора. Кир вновь потерял сознание.

Рабство

Итак, наступил третий день новой жизни. Раб… Только познавший на собственном опыте может понять весь ужас этого короткого и хлесткого, как удар бичом, слова: раб. Кир бездумно смотрел на узенькое зарешеченное оконце, за которым в чернильной мгле наступающей ночи начали загораться звезды. Впервые ему захотелось стать птицей.

Теперь всю жизнь придется разделить на то, что было ДО… и что ПОСЛЕ… Если только это “после” будет. Ему вспомнились последние торжества в Императорском дворце. Такая же летняя лунная ночь; огненные отблески факелов и светильников на воздушных нарядах женщин; играющих всеми цветами радуги, и дразнящий изысканными запахами блюд стол, установленный прямо под кипарисами, рядом со звонко опадающими струями фонтанов. Переплетаясь с их мелодичным журчанием, разливалась по залам дворца и саду музыка нежнейшего фиолетового тона — “Прощальная песнь дельфина”, которая стала любимой мелодией Императора.

Кир по обыкновению стоял в одиночестве.

Он никогда не слыл любимцем публики и краснобаем. Пустым речам и сплетням за чашей вина он предпочитал гулкое дыхание рудников, неумолчный грохот тяжелых деревянных бадей, которые поднимали из штольни руду. Там, среди прокопченных мастеров и надсмотрщиков с тупыми физиономиями и среди тех несчастных, чью многоликую массу можно было определить словом “рабы”, он чувствовал себя на своем месте.

На шумных же пирах, торжественных церемониях Кир присутствовал как один из хранителей императорского трона. Он отвечал за добычу железа, ценившегося дороже золота. Все двенадцать рудников, расположенные в горах, находились под неусыпным надзором Главного мастера Кира и двадцати его ближайших помощников. Он старался быть немногословным, ибо считал: могущество и сила Миноса (так именовалась Империя) заключается не в соловьином красноречии льстецов и блюдолизов, а в сильных и умелых руках, которые преумножают богатство и могущество Империи.

Немногие осмеливались держаться с Киром на равных, тем более вести с ним задушевные беседы. Только единицы из дворцовой знати, подобно ему, могли позволить себе роскошь высказывать все, что они думают.

В тот вечер Кир, как всегда, находился в стороне от зала Голубого Дельфина, где неудержимым потоком, подогретым музыкой и вином, бурлила река веселья. Степенно прихлебывая душистое вино, выделанное из нежнейшего винограда бронзовых долин, он рассеянно наблюдал за кружащимся по саду хороводом юношей и девушек, от которого вдруг отделилась миниатюрная фигурка в открытой лиловой тунике, призывно махнула рукой:

— Кир! Вы опять в своем одиночестве, как орел-бородач. Спускайтесь к нам. Этот вечер так прекрасен!..

— Спасибо, Ия! — смущенно ответил он. — Я уже слишком стар для танцев. Неуклюжесть не должна мешать молодости…

В это время на террасе появился Ил. Он был изрядно навеселе, и огненно-красное вино из кубка в нетвердых руках смородиновыми бусинками выплескивалось на пол:

— Рад видеть тебя в полном здравии, Кир! Да не угаснет род Наала во веки веков!

— И тебе, Ил, удачи во всем, — ответил Главный мастер.

— Опять, как всегда, в одиночестве? — Ил пристроился рядом, поставив кубок на мраморный столик, подлил из кувшина вина.

— А ты, как всегда, в плену у веселой водички, от которой развязывается язык и глупеют глаза?

— Не будь так категоричен, Кир. Много ли лун отвели нам боги для завершения кольца жизни? Зачем обкрадывать себя и становиться монахом на земле, когда можно сделать это на небесах?.. Кто из присутствующих красоток осчастливил тебя своим приглашением? Наверное, Ия, дочь придворного лекаря?

— Да, — Кир пригубил из кубка.