Гений страшной красоты - Донцова Дарья - Страница 43

– Постой, – удивился Круглов, – разве мы этим занимаемся?

Катя смущенно потупилась.

– Георгий Петрович собирает материал для кандидатской, она посвящена тому, как некоторые заболевания изменяют кровь ребенка. Если попадается интересный случай, доктор меня просит для него исследование провести. А мне, как я говорила, деньги нужны, ну…

– Понятно, – кивнул психиатр, которого совсем не удивило, что педиатр использует рабочую лабораторию в личных целях. – И что же тебя встревожило?

– Чего только у мальчика не нашлось, – вздохнула Катя, – я сумела определить лишь малую часть веществ. Не ребенок, а ходячая аптека!

Далее доктор Круглов услышал следующее.

…На тот момент, когда результаты анализа были готовы, родители забрали сына из клиники. В историю болезни Юры Коровина подклеили для порядка бланки с обычным лабораторным исследованием и сдали карту в архив. Лаборантка забыла об этом случае и не вспоминала до той поры, пока ее не вызвала к себе главный врач и не сказала:

– Катя, сделай девочке Соне Бархатовой необходимые анализы. Она отправляется в лесную школу, там требуют заполненную медицинскую карту. Родители Сонечки мои добрые знакомые, просьба к тебе личная. Понимаешь?

Катя кивнула и повела пациентку в свой кабинет. По дороге ей показалось, что девочка напугана до смерти, и медсестра решила приободрить ее:

– Не бойся, больно не будет, у меня иголка тоненькая, а рука легкая.

Девочка не ответила.

– Надеюсь, ты сегодня не завтракала? – спросила Катя.

Соня мотнула головой.

– Немая, да? Разговаривать не умеешь? – улыбнулась медсестра. – Или от страха язык проглотила? Не трясись, дело быстрое. А почему тебя в лесную школу отправляют? Заболела? Чем?

– Я уколов не боюсь, – шепнула Соня. – Мне папа запретил с посторонними разговаривать. Я плохая девочка. Очень. Я должна молчать.

Катерина опешила и решила более не разговаривать с пациенткой. Когда лаборантка взяла Соню за руку, кисть пациентки оказалась ледяной, влажной, зато щеки и глаза ее горели лихорадочным огнем.

– Тебе плохо? – спросила медсестра.

– Жарко у вас, – через силу произнесла Соня, – дышать трудно, голова кружится, а в остальном все хорошо.

Катя быстро принялась за дело, а потом отвела Соню назад в кабинет начальницы.

Результаты анализа удивили лаборантку, они оказались очень странными. Главврач тоже вскинула брови, а потом сказала:

– Напиши обычные цифры, оформи девочке нормальные бумаги.

Катя выполнила указание, побоялась спорить, но через пару дней вдруг поняла: кровь Сони очень походила на кровь Юрия…

– Такое ощущение, что детей чем-то травили, – лепетала лаборантка, исповедуясь доктору Круглову. – Токсикологию Юрия я делала, а Бархатовой нет, но понимаете, их общие и клинические показатели почти идентичны. Готова поклясться, что у Софьи та же аптека в венах плавает, что и у мальчика! Вы бы ее видели – девочка словно десять минут назад из наркоза вышла. И что мне теперь делать?

Сергей Петрович попросил принести ему историю болезни Юрия. И после ее изучения понял, что Коровин-старший усиленно потчевал сынишку «ускорителем», и предположил, что ту же настойку пила Соня. Следы сделанного невесть из какой дряни препарата содержались в крови обоих детей.

По-хорошему, Сергею Петровичу следовало взять бумаги Юрия и вместе с Екатериной пойти в управление здравоохранения. Но психиатр не стал поднимать шум.

– Не в моих правилах стучать на людей. Главврач была не плохим человеком, – объяснял он мне сейчас. – Да и не хотел я гадить Бархатовым, которые опекали гомеопата. В общем, постарался забыть об этой странной истории. Никто ведь не умер, все живы.

– У Юры была серьезная травма головы? – уточнила я.

– Да нет, – отмахнулся врач, – легкое сотрясение мозга, ничего особенного. Мальчику назначили стандартное лечение.

– Делали операцию? – не успокаивалась я.

Круглов с удивлением посмотрел на меня.

– Зачем? Дело давнее, всех подробностей я не помню, но обошлось без хирургического вмешательства, это точно.

– Скажите, Юра мог вследствие травмы стать дауном? – воскликнула я.

Круглов провел рукой по столу.

– Вот уж редкой глупости вопрос! Конечно, нет. Синдром Дауна врожденный, это генетическая аномалия. Его нельзя приобрести в течение жизни. А почему вы интересуетесь?

– Сейчас Коровины гостят в доме Лидии Сергеевны, – сказала я, – Юрий взрослый мужчина, но его разум остался в детском состоянии, на уровне лет шести. Возможно ли такое осложнение после той давней травмы?

– Возможно все, – сердито буркнул Круглов. – У меня был пациент после тяжелой автоаварии. Пятьдесят лет ему стукнуло, когда в дерево въехал, сейчас жена с ложечки его кормит и за руку водит. Но у Юры ничего подобного не наблюдалось. Обычно дети после подобной травмы быстро восстанавливаются и забывают о ней.

– Николай и Надежда уверяют, что их сын затормозился в развитии из-за несчастного случая, произошедшего в доме Бархатовых, – сообщила я.

– Не могу поставить диагноз, не имея на руках документов и не видя человека, – пожал плечами Сергей Петрович, – но, зная Кольку, скажу: он врет. А Надежда смотрит супругу в рот, своего мнения не имеет и повторит за благоверным любую чушь.

– Юрий на самом деле нездоров, – вздохнула я.

Сергей Петрович оперся руками о стол.

– Знаете, я абсолютно убежден: гомеопат затравил сына своим «ускорителем». Неизвестно, что за смесь Коровин давал ребенку, как она сочеталась с лекарствами, которые мальчику вводили в больнице.

Я моментально вспомнила рассказ Лидии о том, что случилось шестнадцатого сентября…

Соня толкнула кривляющегося Юру, мальчик рухнул, стукнулся головой о пол и потерял сознание. Надя ринулась к сыну с криком:

– Зовите врача!

– Сейчас я его вылечу, – самонадеянно пообещал Николай.

– Нет, нужен профессиональный доктор! – в запале завопила жена.

Похоже, Надежда знала цену супругу. Она молчала, когда Коровин «лечил» посторонних, но в случае с любимым сыном хотела, чтобы его осмотрел грамотный специалист. Травник оттолкнул жену от мальчика, достал пузырек и начал капать ему в рот настойку. Может, Сергей Петрович прав и Юра совсем не пострадал после падения, а все дело в пресловутом «ускорителе мозгов»?

Зачем в таком случае обвинять Софью? Да, девочка поступила некрасиво, ударила ребенка, но будем объективны. В доме только что произошла трагедия, Лена сломала позвоночник, Егор в открытую обвинил дочь хозяев, сказав, что видел ее на балкончике, четко описал одежду, которая в тот момент была на Соне: розовая футболка и джинсы. А Юра начал кривляться, дразнить девочку, и у той просто отказали тормоза. Я ни в коем случае не оправдываю свою подругу, она была уже взрослой и могла бы сдержаться. Но куда смотрели взрослые? Почему ни Надя, ни Коля не сказали сыну: «Немедленно перестань паясничать, отправляйся в спальню и сиди тихо»? Нет, родители с умилением взирали на чадо и вроде как поощряли его. Так что доля вины за случившееся лежит и на Коровиных. А если травма у Юры была пустяковой, то Соня совершенно не виновата в теперешнем состоянии младшего Коровина.

– Где можно взять историю болезни мальчика? – разволновавшись, спросила я.

– В архиве, – ответил Круглов. – Но вам ее без специального запроса никто не даст.

– Понятно. А как вы думаете, зачем обвинять человека в нанесении тяжелого ущерба, если у пострадавшего диагностировали простое сотрясение мозга без каких-либо осложнений?

– Понятия не имею, – хмыкнул Круглов. – Но если речь идет о великом гомеопате, то здесь лишь одна мотивация – деньги. Ради звонкой монеты Николаша пойдет на что угодно.

В особняк Бархатовых, я добралась поздно.

Сергей Петрович любезно дал мне старый велосипед, сказав на прощание:

– Вернете, когда выпадет свободная минутка. Надеюсь, умеете ездить?

– Да, – храбро ответила я, умолчав, что в последний раз пользовалась подобным средством передвижения, будучи школьницей.