Церковная история - Памфил Евсевий - Страница 47

40

О том, что случилось с Дионисием, он рассказывает сам в письме к Герману. Привожу оттуда выдержку:

«Говорю перед Богом, Он знает, лгу ли я. Я никогда бы не ушел своей волей и без Божиего указания. (2) Еще раньше, когда при Деции объявлено было гонение, Сабин в тот же час послал фрументария разыскать меня; я четыре дня сидел дома, ожидая прихода фрументария, а тот кружил по всей окрестности, выслеживая меня по дорогам, рекам, по полям, где, подозревал он, я прячусь или разгуливаю. Как пораженный слепотой, он не смог найти дом, да и не верил, что я сижу дома, когда меня преследуют. (3) С трудом через четыре дня, когда Господь велел мне уйти и чудесным образом уготовал путь, я, и мои слуги, и многие братья – все вместе мы отправились. А что все это было по Божиему Промыслу, это стало ясно из дальнейшего, и мы тут кое-кому оказались полезны».

(4) Рассказав затем о некоторых событиях, он говорит, что произошло с ним после ухода:

«Около захода солнца меня и бывших со мной воины вели в Тапосирис. По Божиему смотрению, Тимофея с нами не было, и его не схватили. Придя позднее, нашел он дом пустым и под охраной, а мы были уже невольниками».

(5) И затем говорит:

«Вот как удивительно Домостроительство Его! Расскажу правду. С Тимофеем, в перепуге бежавшим, повстречался какой-то крестьянин и спросил, чего он так торопится. Тимофей сказал правду, (6) а тот выслушал (он шел, намереваясь попировать на свадьбе; у них там в обычае не расходиться целую ночь) и, придя, всё рассказал гостям. Те разом, словно сговорившись, вскочили, понеслись бегом и, догнав нас, радостно закричали. Воины, охранявшие нас, тут же убежали, а они обступили меня; я же, как был, так и лежал на голых носилках. (7) И я – видит Бог – принял их сперва за разбойников, которые нас разденут и ограбят. Я сидел на своем ложе голый, в одной льняной рубахе; остальная одежда лежала около меня, им я и протянул ее. Они же велели мне встать и как можно скорее уходить. (8) И тогда, поняв, зачем они пришли, я стал криком просить и молить их уйти и нас оставить. Если же хотят они мне добра, то пусть предупредят взявших меня и сами отрубят мне голову. Пока я это выкрикивал, как это известно моим спутникам, все со мной пережившим, они силой меня подняли. Я навзничь упал на землю, но они потащили меня за руки и за ноги. (9) За мной шли свидетели всего этого: Гай, Фавст, Петр и Павел. Они же взвалили меня себе на спину, вынесли из этого городка и увезли, посадив на осла, даже не покрыв его попоной».

Вот что рассказывал о себе Дионисий.

41

Он же в письме к Антиохийскому епископу Фабию так рассказывает о том, что претерпели при Деции мученики в Александрии:

«Преследование у нас началось не с царского указа, а на целый год раньше, когда какой-то пророк и виновник бедствий этого города – кто бы он ни был – стал возбуждать и натравливать на нас языческую толпу, разжигая их родное суеверие. (2) Подученные им язычники решили, что всякое злодеяние им дозволено и что благочестивое почитание демонов требует одного – убивать нас. (3) Первым они схватили старца Метру и приказали ему богохульствовать; он отказался, его стали бить палками по телу и колоть острым тростником лицо и глаза, затем вывели за город и побили камнями. (4) Верующую женщину, именем Квинту, привели в капище и заставляли кланяться кумирам; она с отвращением отворачивалась; ей связали ноги и протащили через весь город по острым камням мостовой, бичевали, толкали на мельничные жернова и, приведя туда же, куда Метру, убили. (5) Затем все единодушно устремились на христианские дома; каждый врывался к знакомым и соседям, тащил и грабил. Вещи подороже забирали себе, дешевые и деревянные выбрасывали и жгли на улицах; казалось, город взят неприятелем. Братья уклонялись и уходили, радуясь расхищению своего имущества, как и те, о которых говорил Павел. (7) Не знаю, нашелся ли до сих пор человек, который, попав к ним в руки, отрекся от Господа, разве один-единственный.

Язычники схватили также Аполлонию, дивную старушку-девственницу, били по челюстям, выбили все зубы; устроили за городом костер и грозили сжечь ее живьем, если она заодно с ними не произнесет кощунственных возгласов. Аполлония, немного помолившись, отошла в сторону, прыгнула с разбега в огонь и сгорела. (8) Серапиона взяли дома, измучили жестокими пытками, переломали все суставы и сбросили головой вниз из верхней комнаты.

Нам не было проходу ни на людных улицах, ни в переулках, ни днем, ни ночью; всегда и всюду все кричали: кто не произнесет слов мерзостных, сейчас же его в костер. (9) Очень долго всё так и шло, ничуть не ослабевая, но потом поднялся мятеж, и гражданская война обратила на них самих прежнюю их жестокость к нам. Мы немного передохнули: им в их злобе было не до нас, но скоро пришло известие о смене милостивой к нам власти; великий страх перед тем, что угрожало, навис над нами.

(10) И вот появился указ, говоривший почти о том же, что предречено было Господом нашим, – такой страшный, что могли, пожалуй, соблазниться даже избранные. (11) Все притаились. Многие видные люди явились сразу: одни – из страха; магистраты – повинуясь своим обязанностям, некоторых тащили близкие. Вызванные по имени подходили к нечистым жертвам, одни – бледные и дрожащие, словно не они собрались принести жертву, а сами шли как жертвы на заклание. Толпа, стоявшая вокруг, осыпала их насмешками: явные трусы, они боялись и умереть, и принести жертву. (12) Другие быстро, с готовностью подходили к жертвеннику, развязностью своей подтверждая, что никогда и не были христианами; об этих людях истинно изрек Христос: трудно им спастись. Из остальных одни вели себя или как первые, или как вторые из упомянутых, иные сбегали. (13) Из тех, кто был схвачен, одни даже пошли в тюрьму и кое-кто долго просидел в заключении, но затем они отреклись, не представ еще даже перед судом; другие некоторое время терпели пытки, но терпеть дальше отказались.

(14) Крепкие и блаженные столпы Господни, укрепляемые Им, черпая в своей твердой вере соответствующие ей достоинство и терпение, стали дивными свидетелями Его царствования. (15) Первым из них был Юлиан; он страдал подагрой и не мог ни стоять, ни ходить; он был взят вместе с двумя другими людьми, его несшими. Один из них сразу же отрекся; другой же, Кронион, по прозвищу Евнус, и сам старец Юлиан исповедали Господа; бичуя, их провезли на верблюдах по всему городу – а вы знаете, что он большой, – и, наконец, среди окружающей толпы бросили в негашеную известь. (16) Воин, сопровождавший их по дороге, не позволял над ними издеваться; толпа подняла крик, и Вису, смелого воина Божия, отличившегося в великой борьбе за веру, привели на суд и обезглавили. (17) Другой, ливиец родом, Макарий, воистину блаженный – и по смыслу своего имени и по благословению Божиему – остался непоколебимым, хотя судья долго уговаривал его отречься, и был сожжен живым. Затем Епимаха и Александра, долго просидевших в узах, перенесших «когти» и бичевание, облили негашеной известью.

(18) Вместе с ними были и четыре женщины: Аммонария, святая дева, которую судья пытал усердно и долго, ибо она сразу объявила ему, что не скажет ни слова из тех, которые от нее потребуют; обещание свое она сдержала и была уведена на казнь. Остальных: почтеннейшую старицу Меркурию, Дионисию, многодетную мать, возлюбившую, однако, Христа больше детей, судья, устыдившись напрасных пыток и поражения, нанесенного женщинам и, распорядился убить мечом и не пытать. Аммонария, первая в этой борьбе, прошла через всё.