Полюбить никогда не поздно - Палмер Диана - Страница 25

— Что ж ты не разыскала меня? Почему не обратилась ко мне? Мы же дружили с твоим отцом, я бы сделал для него все, что в моих силах.

— Не надо бы вспоминать старое, — задумчиво отозвалась Корин, — мне все было ясно уже тогда. Ты же как сквозь землю провалился! А если и заглядывал…

— …то только для того, чтобы поругаться, — закончил за нее Тед. — Барри все твердил и твердил — она тебя ненавидит, на дух не переносит!

Корин подняла голову, внимательно посмотрела ему в глаза — они потемнели от боли.

— Да я в жизни ему ничего такого не говорила!

— Неужели? А он без конца внушал мне:

«Корин вышла за меня замуж, потому что я богаче тебя».

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Ну сколько можно оправдываться? Сил больше нет! Считает ее корыстной — что ж, пусть считает.

— Молчишь? Сказать нечего? Да что с тобой, Корин? Сидишь, будто воды в рот набрала. Защищайся же, черт тебя побери! Барри интриговал, плел небылицы, я болтаю всякие гадости, а ты все глотаешь, слова не скажешь. Тебе что, все равно?

Корин сосредоточенно терла невидимое пятнышко на джинсах.

— Ну почему же небылицы? Что я холодна как лед? Так это правда.

— Не рассказывай мне сказки! Я-то знаю. — Корин очень серьезно посмотрела ему в глаза:

— Ну, у нас с тобой дальше поцелуев дело не пошло. Так, юношеская привязанность. Вот супружеская жизнь… Это совсем другое.

Да как расскажешь ему все? Она и Сэнди-то ничего не рассказывала. Первая брачная ночь… Бедняга Барри — ну мало ли, с кем не бывает. А она стала смеяться над ним, поддразнивать. Не хватило тонкости, не сумела быть истинной женщиной, сгладить острые углы. На Барри страшно было смотреть — а как же, ведь страдало его мужское достоинство. Он шел на все, изобретал невиданные способы близости, а в результате — становилось все хуже.

— Сказать по правде, Тед, Барри как мужчина чувствовал себя со мной униженным. Немало я поизмывалась над ним. Он начал грубить, то и дело сыпал оскорблениями. Постепенно росло отчуждение. А уж когда он начал выпивать — поверь, ничего, кроме брезгливости, я к нему не испытывала.

— Да ты понимаешь, о чем говоришь? Измывалась? — Тед присел рядом на корточки, заглянул ей в глаза. — Ты хоть раз забывалась в его объятиях, отдавалась ему целиком?

— Целиком?

Тед принялся объяснять.

— Ради всего святого, Тед! Прекрати!

— Нет, постой! — Схватив Корин за руки, Тед не дал ей уйти. — Говори! Расскажи мне все, Корин!

Надо привязать ее к себе, думал Тед, добиться, чтобы она ему, и только ему, рассказывала все.

— Нет! Говорю тебе — нет! Так не было ни разу.

— Господи, Корин, девочка моя милая! Ты что же — по-прежнему наивна, как и раньше?

Да-а, теперь он все больше осознавал, что же происходило за закрытыми ставнями тетушкиного дома.

— Какое это сейчас-то имеет значение? Ведь его уже нет, стоит ли вспоминать?

Да как же объяснить, что это нужно прежде всего ей самой? Тед отошел к окну, мучительно размышляя, как быть дальше.

— Скажи, Корин, а Барни нравится тебе? — спросил он. — Говори начистоту. Ну представь себе, что я — твой брат, с которым ты всем делишься, и прошу — не ругай меня за настырность, не говори, что это меня не касается.

— Да! Не касается! — возмутилась было Корин, но его непривычно мягкий тон подействовал на нее самым удивительным образом — она неожиданно обмякла. — Барни — мой друг, у нас много общего.

— Ты любишь его? — Тед внезапно обернулся, внимательно взглянул на Корин.

Ее глаза успели сказать ему все, прежде чем она отвела взгляд.

— Он мне нравится, — уклонилась Корин от прямого ответа, — но я не готова полюбить сейчас, — твердо добавила она, — ты шутишь, Тед? Да этот брак иссушил меня!

— Понимаю. — Тед глубоко вздохнул, обернулся, посмотрел на Корин — пичужка, чудесная маленькая пичужка, примостилась на ручке кресла, нахохлилась. — Ты счастлива, Корин?

— А кто счастлив? — с цинизмом, свойственным, скорее, зрелой женщине, парировала Корин и заложила прядку выбившихся волос за маленькое ушко. — Я просто довольна жизнью.

— Довольна… Как это понимать? И это говоришь ты, Корин, — да я помню, какая ты была живая, энергичная, обаятельная…

А много ли он, Тед, сделал, чтобы помочь ей, поддержать ее? Если честно, положа руку на сердце, — ничего. Потерять свободу? Попасть в кабалу? Ну нет, он не допустит, чтобы кто-то распоряжался его жизнью. Тед не привык считаться с чувствами других и очень удивился, услышав, что Корин больно ранит его равнодушие.

— Сознавайся, во всем винишь меня: если бы не Тед, жизнь сложилась бы иначе. Точно?

— Брось, Тед. Не смей говорить так. Зачем винить других за собственную глупость? С больной головы на здоровую? Нет уж.

— Когда-то и я так думал, но… жизнь многому учит, не всегда мы сами понимаем себя до конца… — Тед не договорил — казалось, хочет что-то добавить, но не решается. Корин терпеливо ждала.

— Еще кофе? — прервала она наконец молчание.

Тед кивнул. Корин отправилась на кухню, размышляя об услышанном. Задумавшись, поставила чашки на поднос и не заметила, как в дверях кухни возник Тед, взял поднос, отнес в комнату.

— Вот, испекла вчера печенье, угощайся. — Корин придвинула ближе тарелочку.

Тед улыбнулся, снял пиджак, ослабил узел галстука, закатал рукава рубашки. Теперь он выглядел по-юношески молодым. Корин отвела взгляд — в голову полезли глупые воспоминания: когда-то она сама расстегнула ему рубашку, гладила стройное, мускулистое тело…

— Неужто сама пекла?

— Да. Поднаторела, пока отец болел. Ему нужна была диета — сахар в крови, холестерин. Проштудировала все кулинарные книги, что были в доме.

— Штудируй дальше! Совершенствуйся! У тебя здорово получается. Мне нравится. — Но Корин занимали уже другие мысли.

— Ну как там моя подруга?

— Скучает по тебе. Даф тоже.

— Они приезжали ко мне.

— Знаю, но по ночам кутенок плачет, скулит.

— О Господи! Как только переберусь на свою квартиру — возьму его к себе! Передай Сэнди, чтобы дала ему старую шапку или еще что-нибудь мягкое — он подумает, что это мамин животик.

— Есть более простой выход — ты воз вращаешься на ранчо!

— Я там в гостях.

Тед допил кофе, поставил чашку на столик. Расстегнул и снял рубашку, почесал пятерней грудь, где курчавились густые черные волосы с проседью.

— Иди сюда, Корин, — ласково позвал он.

— Да как ты можешь, Тед? Хватит, в конце-то концов! Все прошло! Было и прошло!

Преодолею ли я когда-нибудь эту мучительную страсть к нему? — содрогнулась Корин.

Тед только улыбнулся в ответ — нет, он знает Корин лучше, чем она себя.

— Не говори того, о чем потом пожалеешь!

— Говорю тебе, Тед, мне не вынести больше этого наваждения. — Корин встала, чтобы уйти.

— Постой, постой! — Тед крепко обнял ее.

Неожиданно для себя Корин разрыдалась и прильнула к нему — как хорошо с ним рядом, как тепло, уютно и спокойно! Если бы не эти два года! Ну почему все так случилось?

— Знаешь, чего я боюсь, Тед? Что ты опять исчезнешь, как весенний снег. А ты словно вину за собой чувствуешь — то гадость какую-нибудь ляпнешь, то прогонишь меня. Для тебя все это лишь очередное приключение.

— Неужели ты всерьез, Корин? — нахмурился Тед.

— А что, разве не так?

— Я — последний болван, Корин, что не расстроил твою свадьбу с Барри.

— А как бы ты это сделал? Женился бы на мне?

Он нагнулся, поцеловал Корин, ласково погладил по щеке.

— Слышишь, как бьется мое сердце? Обними меня, Корин, — прошептал он, — я хочу чувствовать тебя.

Корин робко обняла Теда, спрятала лицо у него на груди.

— Ближе, подойди ко мне ближе, Корин! Я сгораю от страсти. С тобой мне ничего в жизни не страшно!

Корин прильнула к Теду.

— Это правда, что тебе хорошо со мной?

— Да, дорогая.

Тед обнял ее, усадил на диван, сел рядом.