Восточный кордон - Пальман Вячеслав Иванович - Страница 34

Они оттащили задавленное животное в сторону и стали рвать ещё не замёрзшее мясо, урча от нетерпения и жадности. Три зимы назад волчица усвоила от своих родителей одну непреложную истину: иди туда, где прогремела лавина. Чаще всего при обвалах гибнут туры; они сами нередко и вызывают эти обвалы. Отрыть погибшего козла всегда легче, чем взять его живьём.

Когда пиршество закончилось, от тура мало что осталось. Но Монашка не пожелала уходить из этого ущелья. Она нашла снег помягче, отоптала его и легла, свернувшись калачиком. Самур посидел рядом, позевал, равнодушно поглядывая, как очищают вороны кости тура, тоже лёг и скоро уснул, не ведая забот и тревог. Сытый желудок принёс успокоение.

Волчица проснулась первой. Потянулась, наклонила морду, хитро посмотрела на Самура и, разбежавшись, толкнула его грудью. Он ошалело вскочил; тогда волчица пружинисто вытянула передние лапы и прижала морду к земле. Ей хотелось поиграть, попрыгать, и она приглашала его. Самур оскалился, прыгнул. Они забавно побегали по каменистой площадке, пожевали хрусткого, перемороженного снега. Ещё раз осмотрели добела очищенные кости тура и только тогда деловито побежали вниз по ущелью.

Оно привело их на широкое мелкогорье. Покатые горки щетинились голым дубом, на кустах шиповника и лещины лежали толстые краюхи застаревшего снега. Под ними чернели уютные и таинственные проходы.

Самур обогнал Монашку и повёл её поперёк склона, уходившего к реке. Так ходят охотники, чтобы пересечь звериные тропинки к водопою.

Вскоре они напали на кабанью тропу. Монашка заскулила: хотелось мяса. Не дожидаясь согласия Шестипалого, она пошла за кабанами вниз, повизгивая от нетерпения. Тропа привела в низкую ольховую заросль с кочками. Снег скрывал неровности почвы, лапы проваливались, скользили. Самур громадными прыжками обошёл волчицу и сделал круг возле зарослей. Оттуда раздалось сердитое хрюканье, стадо поднялось и пошло прямо на Монашку. Черно-жёлтый секач, тяжело переваливаясь, смело ринулся в атаку. Волчица отпрыгнула, кабан мотнул головой, чтоб ударить сбоку клыками, но промахнулся и упал. Она успела рвануть его за ногу, секач взвизгнул и с поразительной быстротой опять бросился на волчицу.

Стадо бежало, оставив вожака сражаться с волчицей.

Самур только и ждал этого момента. Нацелившись на отстающего поросёнка, он грузно свалился сверху, подмял его и начал рвать. Остальные кабаны даже не оглянулись. Тем временем Монашка ловко уводила секача в сторону, отпрыгивая и нападая. Снег окрасился кровью, а когда Самур потащил свою добычу в лес, она изловчилась, царапнула задыхающегося от ненависти вожака за лапу и легко поскакала на подъем. Мстительный кабан не отставал. Рыча и хрюкая, оставляя пятна крови, он бежал за ней до тех пор, пока на пути их не выросла гряда крупных скал. Монашка прыгнула наверх и, остановившись на самом краешке отвесной скалы, защёлкала зубами, подразнивая разъярённого зверя. Кабан брызгал розовой слюной, царапал камень клыками, рычал и тяжело, загнанно дышал внизу. А она, довольная проделкой и успешной охотой, отправилась искать Самура.

Он ждал её в уютном уголке под кустами, придавленными снегом. Поросёнок лежал нетронутый.

Волчица облизнулась, предвкушая славный обед, но тут носа её коснулся лёгкий, крайне неприятный запах, и шерсть на загривке чуть-чуть поднялась. Настроение вмиг изменилось. Самур тоже вскочил. Этот запах встревожил и его. Близко ходила стая Прилизанного. Степные волки напали на их след ещё высоко в горах и пошли за ними, но, спустившись, внезапно встретились с оленем и позволили отвлечь себя от мстительной гонки за Самуром, чтобы подкормиться.

Погоня за оленем оказалась недолгой, волки во главе с Прилизанным загнали жертву на речной лёд. Олень поскользнулся, упал, и все было кончено. Стая пировала, а потом опять отыскала ненавистный след и пошла за Самуром и его подругой.

Но на сытый желудок не хотелось ввязываться в драку. Поэтому они залегли неподалёку от места своей трапезы, чтобы выспаться и доесть оставшуюся половину от оленя. Овчар от них не уйдёт.

Самур и Монашка топтались на месте, ожидая нападения и не решаясь начать первыми. Они понимали, что уходить бесполезно, волки уже не отстанут. Самур тихо рычал. Он предвидел тяжёлую битву.

Завечерело. Пасмурное небо стало быстро темнеть. Они сделали один круг вблизи своего временного логова, где остался нетронутый обед, потом пошли по широкому кругу, изучая местность. Преследователи залегли в чащобе ольховника недалеко от реки. По запаху Самур определил, что их много. Но это не поубавило в нем храбрости. Схватка будет, избежать её нельзя.

Разведка вывела насторожённую пару к приречным кустам. И тут Самур увидел людей. Три человека. Три лошади.

Люди приехали в сёдлах, спешились в виду разорванного оленя, привязали коней и стояли, тихо переговариваясь между собой. Порыв ветра принёс до боли знакомый запах. Самур вскочил, отбежал, снова вернулся, он вздёргивал морду, нюхал и страшно волновался. Монашка не отходила от него ни на шаг, все время, будто нечаянно, тёрлась боком, тыкалась холодным носом в шею овчару, то и дело напоминала о себе.

На той стороне реки стоял Егор Иванович Молчанов и его друзья-лесники.

Самур, по врождённой склонности к добру, уже забыл обиду, но зато он прекрасно помнил ласковые руки хозяина, его голос, проникающий в душу, его взгляд, который нельзя долго выносить от переполнявшего собаку таинственного счастья дружбы и доверия. Не будь рядом волчицы, он бросился бы к людям, чтобы упасть у ног хозяина и уже не отходить от него. Монашка, почувствовав неладное, вертелась перед Самуром, отбегала, звала его назад и рычала, напоминая об угрозе, нависшей над ними. И она победила. Постепенно Самур успокоился, но не ушёл, а лёг и внимательно стал разглядывать из кустов, что делают эти близкие и далёкие ему люди, его хозяин.

Их разделяло расстояние метров в двести. Стояли поздние сумерки, люди переговаривались, но голос их сюда не долетал, да если бы к долетел он, что понял бы Самур из сказанного?

А говорили они вот о чем.

— Это работа степной стаи, они в урочище уже трех оленей порвали, — сказал один.

— Больше десятка собралось. Самая крупная орава из всех, что приходили в горы, — согласился Молчанов.

— Что будем делать? — спросил третий. — Может, сесть в засаду, перестрелять?

— Ночью ты много настреляешь, — критически заметил первый.

Молчанов потрогал усы, подумал и спросил:

— Сколько у тебя капканов, Матвей?

— Семь. Если ты хочешь ставить, тогда придётся перенести тушу на берег. Где на льду упрячешь?

Егор Иванович задумчиво смотрел на речку. Она разливалась в этом месте широко и оттого мельчала. А тонок ли лёд? Ни слова не промолвив, он отыскал на берегу тяжёлое корневище и стал ломать лёд.

Лицо у лесника повеселело.

— Поставим на месте, хлопцы, — сказал он.

— Тогда чего дорогу губишь? — заметил Матвей. — Нам же тушу тащить.

— Куда её тащить? И близко не подойдём, чтобы не отпугнуть. А капканы поставим в воде. Наверняка сработают. Тут мелко. Кто смелый?

Они взялись обламывать лёд вокруг растерзанной туши. Олень остался на ледяном островке. Битый лёд, шурша, уходил под кромку. Вода очистилась, и тогда Матвей и Егор Иванович скинули телогрейки, засучили рукава и осторожно стали опускать в воду капканы, связав их одним тросиком, конец которого обмотали за прибрежный пенёк. Везде было неглубоко, чуть выше колена, и течение спокойное, только с одной стороны, где стрежень, поставить ловушки не удалось из-за быстрой воды и глубины. Но ведь и волки туда не полезут, они пойдут по мелкому.

Видать, ожгла все-таки холодная вода лесников, потому что Молчанов и его напарник стали сильно тереть руки, притопывать и кряхтеть на берегу, а третий взялся обломать лёд пошире. Он опасался, как бы волки не сиганули через воду на ледяной островок.

Стемнело. Лесники сели на коней и растаяли в густых сумерках. Тогда Самур повёл Монашку к оленю.