Умру и буду жить (СИ) - "Старки" - Страница 30

— Все — это кто? Я? Видишь, как я счастлив! Как я собрался жить с тобой! Хочешь, чтобы я был твой, останови взрыв! Обещаю, поеду с тобой!

— Я не могу! — Руслан упёрся лбом о пол. — Сдался тебе этот дом! Этому чурке так и надо! Он, в конце концов, тебя продать хотел!

— А ты — купить!

— Давай я ещё раз попробую развязать, не может быть, чтобы не получилось! Уже полпервого! Стась, я люблю тебя!

— Погибнем вместе, любимый! — улыбаюсь ему я. Руслан видит валяющийся карабин от ремня, пытается с его помощью пролезть в узел. Я опять мешаю. Тогда он врезал мне под дых. А-а-ап! Воздуха! Потемнело в глазах. Только шевеление его головы у живота. Но у него всё равно не получается. Тогда он задирает рубашку и начинает целовать, забираясь губами выше и выше. Садится мне на ноги, целует лицо, шарит по плечам, забирается в волосы. Потом дёргается, хватается за карман, вытаскивает телефон. Тыкает в него, смотрит наверх, соскакивает, выбегает с галереи на траву, во двор. Слышу, он ругается в трубку:

— Бери, бери, тварь! Где ты? Бери!

Видимо, Пётр Карлович недоступен. Руслан смотрит на часы, смотрит на меня, кричит:

— Стась, ты же куришь! У тебя есть зажигалка?

— Нет! Беги, Руслан! Если ты будешь тут, то придётся объяснять потом в органах, кто виноват.

— Это ты его защищаешь? Мазурова?

— Да!

— Не получится его защитить.

— Получится! Тебе Мурад лгал! Между ними не было никаких конфликтов и мордобоев, мотива расправляться с ним у Мазура нет! А вот тебя посадят! За меня! За Олеся! За маму! За плитку вот эту мудахерскую! — я стучу ладонью по стене.

— Тогда… тогда сдохни! — Руслан падает на колени, и слёзы уже заливают его щёки, он кричит сквозь рыдания: — Сдохни! Как я тебя люблю… Почему всё так? Почему всё напрасно!

— Уходи! — кричу в ответ и пытаюсь удержать уверенность в голосе. Я чувствую, что близко, чувствую, что вот-вот. Не случайно ведь он не заходит на крыльцо. И мне страшно. У меня нарастает внутри какая-то вулканическая активность, боюсь, не смогу её подавить. Она вырывает из меня судорожный выдох. И мне уже не кажется моя затея удачной. Тогда, в кабинете Мазурова, я был более уверен в своих действиях. Я закрываю глаза.

Раз… два… мама, я так тебя люблю, три… четыре… Олесь, я скоро буду рядом, пять… шесть… семь… Андрей, я простил тебя, правда, мне жаль, что мы так встретились, восемь, девять, как страшно, десять…

Щёлк! Рывком открываются ворота, врываются Дамир и Мазур! Дамир хватает Андрея за руку, останавливает, не даёт бежать ко мне.

— Стась! — кричит Андрей. — Я тебя заберу!

— Андрей? — отвечаю я. — Ты всё-таки приехал?

— Он привязал себя, а я не могу это остановить… — кричит Руслан.

Андрей выбегает со двора обратно, через пару секунд он вернулся, вслед за ним Иван.

— Нельзя! Сейчас рванёт! — пятится назад Стоцкий. Мазур впечатывает в челюсть Дамиру, так как тот опять его не пускает ко мне, тот отлетает от него, и через секунду Андрей рядом! Яростно шепчет:

— Глупый, упрямый, идиот, ты жить обязан! Ты с матерью помирился! Я почти работу тебе нашёл! Тебя есть кому защитить! Тебя даже не держит никто! Какого хрена вся эта хуйня тобой придумана? Ты как он, думаешь только о себе, а о нас, о тех, кто любит тебя: мать твоя, отец, я, подруга эта толстая, от её мата у меня уши заворачивались всю дорогу… Ты не любишь, но мы-то…

— Люблю. Андрей, я люблю. Я не знал, как спасти тебя, как спастись от него по-другому. Прости.

В руках у Андрея нож. Тот самый, малазийской формы, с драконом на лезвии, с волшебными зелёными камушками на рукоятке. Тот самый, что посягал на мои дурацкие глаза. Он пилит упрямую ткань на спине. Хоп, и пояс обмяк. Мазур толкает меня вперёд, мы бежим, и ба-а-ах… Удар в спину! Мы летим! Помню, подумал, какого хрена здесь дорожка заасфальтирована? Я ж всю морду раздеру! И сверху на спину что-то свалилось, что-то тяжёлое, как живое одеяло.

Очнулся от того, что одеяло стащили с меня. Одеяло застонало. Меня осторожно повернули.

— Этот жив! — голос Ивана. — Ах ты, дочь полка, пол-лица об асфальт! А Мазур? Как он?

— Вызываю скорую. Лишь бы не было пробок.

========== the end ==========

Андрея привезли из больницы только через месяц, но велели лежать. Вот он и лежит. У него черепно-мозговая травма и что-то с позвоночником. В день взрыва он даже впал в кому, но, к счастью, ненадолго. Его чинили в Склифе. Нас сначала к нему не пускали, но примчал Алексей Фёдорович и по знакомству провёл меня, красивого с гипсом на руке и ужасными ссадинами на лице, и его маму — Александру Фёдоровну — в палату. Андрей спал, и мы сидели просто рядом.

Потом он начал приходить в себя. Ему делали операцию. В тот день я отправился к Серафиме. Мы с Иваном еле нашли её дом. Женщина меня встретила холодно, поджав губы. Но я знаю, она просто не умеет выказывать нежность. Но она рада мне. Я ей привёз платок пуховый — мне его Гала навязала. Серафима платок приняла. Иван вызвался калитку починить; пока он там стучал и выразительно разговаривал с гвоздями, досками и молотком, меня напоили чаем с какими-то травами. И я обратился за помощью, которую могла дать только она:

— Серафима, попроси у Бога за одного человека, ему сегодня операцию делают.

— Тот самый?

— Да.

— А ты его простил?

— Да.

— А себя?

— Да.

— Что же сам не попросишь?

— Да я виноват перед Богом… Дважды я пытался с жизнью расстаться…

— Ну, мальчик, если уж ты научился прощать, — Серафима строго грозит мне пальцем, — то Господь ждёт и прощает гораздо охотнее. Но я помолюсь. А что тот, другой?

Странно, про Стоцкого она вроде бы ничего не должна знать. Но я ей рассказал. О том, что его арестовали, арестовали и Грума. Дело о взрыве дома и покушении на жизнь людей свесили только на Петра Карловича. Первейший мотив моего бывшего препода — деньги. Но, конечно, возникает вопрос: как Стоцкий вообще на него вышел? Они познакомились ещё, когда я учился. Однажды в разговоре с Русланом я брякнул, что ко мне пристаёт один препод, недвусмысленно мне намекает, что смогу сдать у него экзамен, только если сдавать приду к нему домой. Ревнивый идиот тут же прикатил в Москву. Их разборки закончились, по-видимому, всеобщим пониманием. Думаю, Карлуша (так мы его называли меж собой) просто испугался психа с деньгами и со связями. Но препод не дурак, он, вместо того чтобы набычиться и обозлиться, стал Стоцкому приятелем и даже осведомителем. Хитрец! А потом со мной произошла эта история «с глазами». Во-первых, Грум узнал о фирме «Терем», которая теряла сразу двух людей — главного архитектора и начальника службы безопасности. Пётр Карлович подсуетился и устроился на подработку, оставляя себе в академии немного часов и несколько дипломников. Во-вторых, помог Стоцкому организовать травлю на меня. Руслан рассчитывал, что я вернусь в Смоленск, как только меня выпрут из вуза. Ан нет! Не выперлось у них!

Так или иначе, но Грум будет отвечать за дом Мурада в одиночку. Причастность Стоцкого не доказали. Думаю, причина этого — телефонное право и чудодейственная сила платной адвокатской помощи. Его забрал отец. Знаю, что Руслана отправили в Швейцарию, надеюсь, в какую-нибудь психиатрическую клинику. Но куда точно и насколько, никто не знает. Я опасаюсь, что когда-нибудь он может вернуться. Серафима сказала, выслушав:

— Его тоже надо простить!

Я не ответил. Я пока не могу. И когда смогу, непонятно.

Операция на позвоночнике у Мазура прошла хорошо. Правда, Андрей бесконечно жаловался, что лежать на животе его достало, как и достали мои бесконечные «прости». Да, я никак не мог угомониться, при каждом случае говорил о том, какой я дурак, как я виноват перед ним, что я самонадеянный сопляк. И вот его привезли из клиники домой. Первое, что он потребовал, это побрить его опаской. Что я и сделал. Мазур лежал на боку, а я на коленках перед ним. Между прочим, это бритьё гораздо опаснее того, первого раза. У меня левая рука всё ещё в гипсе и пальцы шевелятся с трудом. Крик оргазма в конце и блаженная улыбка. Он даже уснул после этого, как после секса. Это у него эрогенная зона такая — щёки и подбородок?