Разная доля нас ожидает - Черчень Александра - Страница 22

Я пошевелилась, пытаясь как-то минимизировать физический контакт, от которого тело почему-то стало чрезвычайно чувствительным. Маневр ничего не дал. Разве что ему стало еще удобнее!

— И с чего такая самокритичность? — едко вопросила я.

— Ну… — Он задумчиво посмотрел на змеек, которые… как-то странно себя вели. — Вообще, не хочу тебя смущать, но у элементалей в это время года брачный период. И вызвала ты… самку. А мой, как ты можешь догадаться, самец.

Я неверяще уставилась на элементалей. Нет, ну что такое?! У меня трагедия, а они!!! Другого места для любовных игр не нашли?!

— Знаешь, никогда не поздно исправиться! — воодушевленно начал Лир, все так же игриво на меня поглядывая. — А не изучить ли нам прямо сейчас физиологию… — Он отстранился, глаза его вспыхнули светом силы, и моя сеть стала неожиданно гибкой и подвижной и позволила мне сесть, а потом и вовсе опустила на пол перед Лирвейном, он придвинулся вплотную, деликатно обнял, положил голову на плечо и хриплым полушепотом закончил: — Изучить физиологию… пресмыкающихся.

От бешенства я дернула головой, рассчитывая от души ударить его по длинному носу.

— Отпусти меня немедленно! И по поводу сетки ты все лжешь! Я просто не могу ее порвать!

— Знаю. — Лир легко увернулся и тут же прижался еще ближе, вдобавок прихватил зубами ушко и чувствительно, почти до боли его цапнул. — Это моя родовая магия, смешанная со стихийной. Пока я не захочу — не порвешь.

От его горячего дыхания у меня зашлось сердце и в глазах потемнело, аромат тела одурманил. До разума с трудом доходили слова. Но когда дошли…

— А может, ты захочешь? — робко спросила, стараясь дышать как можно реже. И не смотреть на змеек, чтоб их, гадов! Они пока просто извивались вокруг друг друга, но смотрелось это… ну очень откровенно! Любовная игра.

— Я и так… — Еще один поцелуй, на сей раз нежный, в шею, и из моей груди невольно вырвался прерывистый выдох. — Да, я хочу. Тебя хочу.

— Я люблю Рыжа!

Я была уверена, что, услышав это, он немедленно меня отпустит. Но я была настолько наивна!

— Я знаю, — спокойно ответил Лирвейн, невесомо лаская мою шею, скользя по плечам, груди. — А я люблю тебя, представляешь? Ирония судьбы!

Меня как пыльным мешком из-за угла огрели. Даже желание схлынуло, я просто сидела и хлопала ресницами, пытаясь отыскать в памяти доказательства этому заявлению.

Хранитель Воды не молчал…

— И ты меня любишь. — Снова поцелуй в изгиб шеи, и я вздрогнула от горячей патоки, медленно разлившейся по позвоночнику, и поняла, что с утверждением «желание схлынуло» погорячилась. — Иначе все бы было гораздо больнее для одного не самого умного орвира. Будь ты равнодушна, я бы уже с ума сошел.

— Н-н-не понимаю, — судорожно покачала головой я.

— А хочешь вспомнить? — вкрадчиво спросил он. — Ты ведь чувствуешь, что что-то не то, верно? И не помнишь, что было в ночь после испытания.

— Отпусти, — тихо попросила я. — И… нет, и я не хочу вспоминать.

Не хочу. Правда не хочу. Я сейчас предаю. Его предаю, мою рыжую осень. Тем, что даже не вспоминала о нем последние минуты, тем, что сейчас дрожу от чувств к другому мужчине, тем… что хочу закрыть глаза и отдаться на волю мороза и хвои.

Так нельзя, неправильно.

— Как же с тобой сложно, сокровище мое! — рыкнул Водник и, стремительно развернув меня к себе, коротко и властно поцеловал. Так, что я вскинула руки, обнимая его, так, что губы заныли, так, что внизу живота стало горячо. Так… правильно. — Не отпущу, — шепнул Лирвейн, снова целуя меня, перехватывая мою руку, которую уже почему-то не сковывала сеть, и переплетая наши пальцы. Сжимая крепко, почти до боли, как будто боялся потерять. — Глупая, неужели ты думаешь, что, пока горишь мной, пока дрожишь в моих руках и тело твое говорит «да», я послушаюсь? И да, моя принцесса, ты уже даже не связана. А ведь после испытания ты сильнее, госпожа, более того, ты можешь мне приказывать. Но не делаешь этого!

— Отпусти меня! — бесстрастно сказала я, но… он положил руки мне на грудь и сжал, отчего я затрепетала в его руках, а с моих губ сорвался длинный стон.

— Неубедительно. — Последовал смешок, и мочку уха сначала нежно поцеловали, потом пустили в ход язык, отчего у меня вообще звезды под закрытыми веками зажглись. — Что же ты такая чувствительная, милая? Слишком чувствительная для женщины, которая провела ночь с любимым мужчиной. Или ты так и не получила удовлетворения? Ой, какая же досада… Исправим?

— Не смей!

— Да ты что? — Снова низкий смех, и снова поцелуй. Ладонь, занесенную для удара, перехватили, быстро перецеловали каждый пальчик, потом Лир взял в плен вторую руку, соединил обе над головой… и спустя миг мои запястья словно окоченели, я не могла даже пошевелить ими. Он заставил завести руки ему за голову и шепнул: — Сцепи пальцы.

Я уже открыла было рот, чтобы рассмеяться, но похолодела, ощутив, как руки зарываются в шелковистые волосы и послушно переплетаются в замок.

— Алька-зайка, а вот теперь поиграем. Ты уже поняла, что сейчас целиком в моей власти?

— Да… — выдохнула я. — Но почему, как?!

— Избранница, — совсем невесело хмыкнул орвир. — Видишь ли, мой народ имеет такое свойство… если чувства взаимные, мужчина может иногда влиять на свою женщину. Подчинять ее.

Слов у меня не нашлось!

— Козел последний! — Нет, я погорячилась, слова все-таки отыскались.

Но тут… у меня будто свет в глазах померк, и снова возникла картинка моей спальни в резиденции. Я и этот мужчина. Он ласково обнимает меня, я доверчиво прижимаюсь и чувствую себя очень счастливой от того, что он рядом. От того, что он такой. От того, что сейчас между нами… Что все страхи и сомнения остались где-то в другой жизни, скрытой туманом забвения.

И его слова…

«Я орвир. Орки — однолюбы. Мы не сразу влюбляемся, но если это случилось… Это чувство — высший дар и проклятие. Потому что, если что-то идет не так, — мужчина сходит с ума».

— Ты понял давно… И не воспользовался.

— Я верил, что успею, — спокойно ответил Лирвейн. — Но первым успел мой заклятый друг.

— И не смущает, что я уже принадлежу ему? И хочу, чтобы все так и осталось.

— Ты сама не знаешь, чего хочешь, — жестко ответил Лир. — Иначе сейчас просто разнесла бы тут все. А так, родная, ты желаешь меня. Ты хочешь быть рядом, но злишься, боишься и неизвестно что еще. Потому… я пользуюсь своей властью. Как и ты своей, когда держала меня на расстоянии. Но сейчас, зайка, есть еще одна проблема. Стихии. А ты нервная и как струна дрожишь. Ты не сможешь играть и выигрывать на той арене, куда вышла, если не будешь спокойна. Поэтому сейчас… сейчас можешь кричать, вырываться, но в таком случае я не буду сдерживаться и просто возьму тебя. — Он с очевидным удовольствием провел рукой сначала по лицу, а потом сразу распахнул ворот платья, лаская грудь под тонкой сорочкой. — Или ты позволяешь сделать то, что нужно. И тогда не произойдет главного.

— Я вернусь к…

Он склонился, закрыв мне рот поцелуем и, как только оторвался, яростно прошипел:

— Ты не поняла? Я хочу сегодня быть с тобой, и мне не важно, чем придется «прикрыть» это желание. И еще я знаю, что ты хочешь быть со мной. У тебя выбор только один, Александра. Все… или не все.

Ответить я не успела. Меня осторожно опрокинули на ковер, и Лирвейн, склонившись, скривил губы в горькой усмешке.

— Знаешь, как больно, — прошептал он, нежно поглаживая мои брови, касаясь скул, губ, — знать, чувствовать, что ты с другим. Знать, что можешь забыть. Понимать, что можно приказать, и ты будешь со мной и моей. Будешь… но надолго ли? Любовь — такая хрупкая вещь, моя девочка. Твоя любовь. Это я привязан узами крепче стального троса — не порвешь, не вырвешься, не убежишь. А вот ты… счастье, что хоть что-то есть.

— Тогда зачем ты сейчас… так?! — с горечью спросила я. — Понимаешь мои чувства к нему? Как я себя буду чувствовать!

— Эгоист, — тихо выдохнул он. — Я боюсь, что та ночь так и останется первой и последней. А мне хочется хоть немного для себя. Хочется такого разного, горько-сладкого, но счастья. Того, что сведет меня с ума гораздо быстрее. — Он внезапно рассмеялся и, приподнявшись на локтях, лег рядом, а потом добавил: — Ты сможешь уйти отсюда только через полчаса. Но сопротивляться тоже пока не сможешь.