По следам дикого зубра - Пальман Вячеслав Иванович - Страница 59

Кожевников замыкал караван. Он смотрел на передних лошадей с полными сумами, где были увязаны винтовки, патронташи, кинжалы, сушеное мясо, соль — словом, все отобранное у наемников Улагая. Чего Андрей пожалел этого вражину? Слово!.. Да он про то слово в ту же минуту и забудет! Как в поддавки играют.

Небо стало меркнуть, ущелья затуманились, птицы умолкли.

— При-ва-ал! — протяжно крикнул Василий Васильевич, углядев впереди подходящую полянку с ручьем.

Спешились, размялись, вздохнули. И лошади глубоко вздохнули, свалив с себя груз.

— Давайте тихо, — предупредил Кожевников. — Туточки где-то зубры, которых мы угнали. Может, усмотрим, они через часок на пастбище выйдут. Рука твоя позволит, Михайлович?

— Что рука! Свербит немного да чешется.

— Подживает, значит.

Проводив коней на траву, егеря пошли наверх, откуда падал огромный луговой склон в окаемке лесов.

Тихий мир лежал перед ними. Все более длинная тень ложилась от низовых лесов на поляну; она освещалась розовым светом лишь в своей верхней части, тогда как в нижней синела таинственно и прохладно.

Но глаз улавливал в этом красивом, тихом мире и какую-то грустную пустоту, незавершенность композиции, словно на полотне художника, где еще не наложены обязательные мазки. Открытый взору мир выглядел слишком пустым, растительно-тихим, как незаселенный рай.

Солнце садилось. Тень от леса накрыла большую половину луга.

И тогда в синеве затененной поляны возникли фигуры зверей. Сперва их было немного — три стайки оленух с молодняком. Но вот от леса отделились и стали рассыпаться по лугу бурые громады зубров. Через четверть часа вся теневая часть была усыпана зверями.

Зубры мелкими стадами, по четыре — шесть голов, заняли центр и правую сторону луга. Они медленно продвигались к двузубому, полуразрушенному утесу почти посреди луга, где оловянно блестела мочажина с водой. Солонец. Опущенные в траву морды зверей непрерывно кивали, словно раскланивались друг с другом. По левой стороне рассыпались олени и шустрые серны, малыши их уже выскочили на солнечный свет, пятнистые спины оживили луг. Со скал, прыгая через расщелины, сбегали к траве бесстрашные туры.

…Путь наш был раньше намечен, пытливый читатель, —

В лес, что колышется легким дыханием ветра,

В наши луга цветоносные, где на приволье

Звери пасутся, свободу вкушая по праву.

Общим усилием зубры себя защищают, а стража

Зорко следит, чтобы в стаде был строгий порядок.

Перед взорами егерей предстал первобытный мир, каким он был, наверное, до человека. И каким мог оставаться всюду, где человек брал природу под свою защиту.

У Зарецкого шевелились губы, он считал зубров. Телеусов опустил бинокль, улыбался в усы. Василий Васильевич тоже считал зверей.

— Сорок семь, — сказал Зарецкий. — Все твои, Васильевич?

— Из тех, что мы согнали с охоты. По виду скажу, что стада успокоились. Теперь помаленьку вернутся в привычные места. Тут хорошо, а всё не дома. Любят свой дом.

Солнце скрылось, и темнота быстро охватила горы, леса, луг. Смотрины кончились.

— Даже представить себе жутко, встреться охотникам вот это сообщество, — задумчиво произнес Зарецкий. — То-то была бы бойня!

— Само собой, — отозвался Кожевников. — Они затем и ехали.

— В истории человечества всякое бывало. И на Кавказе тоже.

Егеря осторожно пошли к своему лагерю.

— В этих местах? — спросил Телеусов.

— Нет, на юге. Там один вельможа по имени Агабахан лет пятьсот назад в честь победы на войне повелел устроить громадный загон, куда тысячи людей согнали великое множество зверя. Сановники и хан сидели на вышках в этом загоне и убивали по выбору. Сотнями. Тысячами, ради удовольствия. Беззащитных, обезумевших животных. Но тогда еще не было ружей… А вот полтораста лет назад, уже в Америке, куда переселялись люди из Европы, на Великих равнинах паслось, как считают, до семидесяти миллионов бизонов. Их стреляли просто так, из-за куска кожи или чтобы вырезать лакомство — язык зверя. Какой-то охотник по фамилии Коди за полтора года убил более четырех тысяч бизонов! Лет сорок назад их оставалось уже не более сотни тысяч. По последним данным, удалось сохранить одну тысячу. Этих и взяли под охрану.

— Ну, а тот, Коди или как его там? Судили? — спросил Телеусов.

— В герои нарекли. Книги о нем писали.

— С ума мы, что ли, сходим, братцы?

— Ты в эти дни своими глазами видел сумасшедших. Боюсь, не последних.

На другой день егеря увидели русло обмелевшего Лабенка, и Зарецкий с радостным удивлением оглядел уже обжитой дом кордона, пожал руки семейным наблюдателям — первым новоселам.

— А у нас и банька готова, не угодно ли с дороги? — предложили умпырские робинзоны.

— Тебе самое кстати, Михайлович, — сказал Телеусов. — Для раны пользительное дело, ежели еще с березовым веником. Давай?

Каким свежим и помолодевшим ощутил свое тело Зарецкий после деревенской бани с веником и парком! Лучше стала заживающая рана. Спал мертвым сном.

Провели здесь три дня. Ездили смотреть зубров. Слушали рассказ наблюдателей, которые спугнули браконьеров, пытавшихся с юга проникнуть в охраняемые леса. Показали отнятые ружья.

— И отпустили с миром? — строго спросил Кожевников.

— Да как сказать… — замялись хлопцы. — Теперь-то небось уже поправились…

На кордонах война за зверя не прекращалась.

Зарецкого не пришлось уговаривать ехать на мостик барса. Тем более по пути к дому.

Телеусов добавил на вьюки кое-какой инструмент, проволоку, гвозди, чтобы поправить мост, захватил мяса. Лошадей перековали. Попрощавшись с Кожевниковым и новоселами, два всадника отбыли вниз по Лабенку.

Ночевали уже у моста, успели осмотреть его. Да, ремонт требовался. Опасным стал мостик.

Хозяин этого места заявил о себе без промедления. Его рычание с мяукающей концовкой напугало лошадей и обрадовало Телеусова.

— Здорово, здорово! — крикнул он и заторопился.

Взял кусок мяса, отошел от костра и кинул подарок в кусты жимолости. Вернувшись, взял лошадей.

— Отведу их на поляну, где прошлый раз паслись. От греха подальше. Друг-то наш к костру прибудет.

Барс, конечно, нашел мясо, но у костра гостить не торопился. Наверное, присматривался, нет ли какого подвоха.

С утра начали работать на мосту. Спилили два граба, накололи новые плахи, связали цепями и проволокой ненадежные места. Хлопот хватило на весь день и еще осталось.

Барс заявился только под вечер. Встал на камне, на виду, похоже специально, чтобы на него поглядели — вот я каков! Зеленоглазый красавец в пятнистой шкуре. Егеря делали вид, что зверь их не интересует, и это совсем успокоило хищника. Он подошел ближе, прошелся саженях в тридцати. Ему бросили еще кусок. Взял, лег, как кошка, и, жмурясь от удовольствия, съел. Потом постоял в ожидании и переступил еще шагов на десять ближе. Вот он я…

Алексей Власович присел и на корточках, с мясом в руке, стал двигаться к зверю: ниже ростом — меньше страху. Барс чуть попятился. Они сошлись сажени на три. Человек, протягивая мясо, заговорил со зверем. Уж каких добрых слов не сказывал, какими ласками не награждал хищника! Смысла сказанного барс, разумеется, не понимал, но интонация доброты доходила до него. Зарецкий смотрел — и глазам не верил: барс прилег и положил голову на передние лапы — словно говорил: ты мне друг и я не боюсь тебя. Телеусов кинул ему кусок — недобросил. И тогда барс подгреб мясо лапой и, чуть отодвинувшись, принялся грызть, не обращая внимания на человека — не страшный, знакомый, чего бояться?

Телеусов опять заговорил, а барс лежал, не спуская с него глаз.

— Подходи, Андрей, — сказал егерь через плечо. — Мясо возьми. На корточках.

Барс нехотя отошел. Недалеко. Андрей Михайлович тем временем подкатился и сел обок с Телеусовым. И опять к барсу полетело мясо. Хищник поморгал, потянул носом, привыкая к полузабытому запаху Зарецкого, и стал подходить.