Непогребенный - Паллисер Чарльз - Страница 20

Доктор Систерсон игриво погрозил мне пальцем:

– Ну-ну, доктор Куртин. Не толкайте меня на нескромность.

Я рассмеялся, поблагодарил его, сунул рукопись под мышку и вышел. В два я снова приступил к работе в пыльном подвале. Скоро появился Поумранс и уделил мне полчаса, но он был так рассеян и неуклюж, что я почувствовал облегчение, когда он удалился пить чай.

Приблизительно в три ко мне спустился Куитрегард и сказал, что доктор Локард приглашает меня на чашку чаю. Я обрадовался случаю выйти на свежий воздух.

Когда я вошел в кабинет, библиотекарь поднялся мне навстречу. На его столе стояли чайник, две чашки, тарелки и два блюда – одно с сандвичами, другое с пирожными.

– Поскольку мы утром говорили о Фрите, – начал он, – вам, наверное, будет интересно взглянуть на его портрет.– Он указал на картину, висевшую у окна, и я подошел ближе.

– Написано через несколько месяцев после его назначения настоятелем.

Как ни странно, портрет изображал не властного, неразборчивого в средствах человека, а, наоборот, вдумчивого и даже утонченного. Я обернулся к библиотекарю:

– Если бы вы мне сказали, что это Бергойн, я бы не удивился. Это лицо скорее аристократа и ученого, чем человека суетного и сластолюбивого.

– К сожалению, Бергойн ни разу не позировал для портрета, или же его портреты не сохранились. Но Фрит, невзирая на свои слабости, имел и большие заслуги. Он отличался способностями и усердием и многое сделал для фонда. От Бергойна остались не живописные изображения, а научные работы.– Он указал на ряд томов в старинном книжном шкафу.– Это издание одного сирийского манускрипта – до сих пор считающееся авторитетным. А теперь позвольте мне сменить тему и продемонстрировать вам одно из самых двусмысленных сокровищ библиотеки.– Он подошел к стеклянной витрине у стены, отпер ее и достал большую рукопись на пергаменте.– Что вы об этом скажете?

Я внимательно осмотрел рукопись, чтобы не ляпнуть второпях глупость. Похоже было, что это средневековый документ, переписанный на пергамент красивым канцелярским почерком.

– Это, без сомнения, какой-то юридический акт, и относится он, я бы сказал, к началу пятнадцатого века.

– Верно. Так вот, казначей Бергойн желал собрать деньги, чтобы спасти здание собора, которое находилось тогда в очень плохом состоянии. Ему пришла мысль ради экономии упразднить одно из учреждений фонда.

– И на чем он остановил выбор?

– На колледже регентов. Школе церковной музыки, где обучали мальчиков и юношей не только для местного хора, но и для хоров других соборов. Бергойн сумел привлечь на свою сторону большинство в капитуле, однако Фрит воспротивился и, что характерно, отказался признать свое поражение. Он с моим предшественником по должности – неким Холлингрейком – переворошил массу старинных записей фонда и через неделю или две извлек документ, который похерил замыслы Бергойна... Между прочим, не забывайте о сандвичах и пирожных. Их приготовила моя жена. Так вот, этот документ мы и держим сейчас в руках – оригинальный акт дарения, датированный тысяча четыреста двадцать четвертым годом.

– Так я был прав! – вырвалось у меня. Чуть помолчав, доктор Локард продолжил:

– По акту фонд получал в дар близлежащее поместье, в том числе красивый дом и несколько ферм, для поддержки колледжа. Но в нем оговаривалось, что в случае упразднения колледжа земли должны быть проданы и выручка передана в личное распоряжения того, кто будет в это время отправлять должность настоятеля. Фриту ничего не стоило уговорить старого настоятеля, и тот заявил, что в таком случае употребит эти деньги на личные нужды. В результате предложение Бергойна все же было отвергнуто.

– Странно, что даритель проявил такую щедрость по отношению к настоятелю.

Доктор Локард улыбнулся:

– Действительно странно. Вам не пришло в голову, что документ фальшивый?

Я почувствовал, что краснею.

– Разумеется, но это очень искусная подделка.

– Это потому, что она, предположительно, скопирована с подлинного документа. Фальсификатор всего лишь добавил – на подобающе дурной латыни – условие, согласно которому правом собственности наделялся лично держатель настоятельской должности.

– А существует ли оригинальный документ?

– Лучшее доказательство подделки – оригинал, на котором она была основана. Поскольку он грозит фальсификатору разоблачением, можете не сомневаться, что его уничтожили.

– Вы подозреваете, что это Холлингрейк состряпал подделку? Кстати, пирожные – пальчики оближешь.

– Когда Фрит стал настоятелем, он дал Холлингрейку пост казначея – щедрая награда, поскольку открывала путь к обогащению. Боюсь, однако, Фрит опередил его на этой дорожке: ирония в том, что он воспользовался поддельным завещанием, закрыл колледж, продал землю и деньги положил себе в карман.

– После такого ожесточенного противостояния Бергойну? Что за алчный лицемер! Но как с этим смирились остальные каноники?

Доктор Локард бросил на меня взгляд, исполненный кроткого любопытства:

– Вероятно, Фрит нашел способ усыпить их совесть.

Я не сразу понял, на что он намекает.

– Они были подкуплены?

– Фрит сделался богачом. Он приобрел во владение изрядный кусок земли и красивый усадебный дом в нескольких милях от города. Он мог себе позволить щедрые траты.

– А Холлингрейк?

– Как ни странно, протоколы заседаний капитула свидетельствуют о его открытой вражде с Фритом; я подозреваю, что дележ добычи прошел не гладко.

– Жаль, что потомки лишились музыкального колледжа.

– Так или иначе, он не пережил бы протектората: пуритане не терпели церковной музыки. Собственно, колледж продолжил существование, сжавшись до размера школы певчих, и занимает он то же здание в северной части Верхней Соборной площади – старую привратницкую.

– Я видел ее днем, когда возвращался после ленча в «Дельфине».

– Ох, бедняга, – воскликнул доктор Локард.– Вам пришлось питаться в гостинице? Вы живете как коммивояжер – просто жалость берет. Мы с женой будем счастливы, если вы окажете нам честь пообедать у нас, пока вы здесь гостите.

– С огромным удовольствием.

– Вы приехали сюда с супругой, доктор Куртин?

– Нет-нет. Она... То есть нет.

– Как долго вы предполагаете у нас пробыть?

– Не долее утра субботы. В этот день меня ждет моя племянница с семьей.

– До субботы? Так вы скоро уедете? Но кажется, завтра вечером мы с женой оба свободны.

– Вы очень любезны.

– Чуть позже я с ней переговорю и немедленно извещу вас.

Я поблагодарил за чай и сказал, что мне пора возвращаться к работе.

– Прибавили или убавили вам оптимизма утренние поиски?

– Надеяться можно только на случай. Если манускрипт все еще существует, думаю, вы, доктор Локард, найдете его, составляя каталоги подземного хранилища, хотя ждать придется, возможно, не один год.

– Для вас это будет весьма неудачный вариант, поскольку, как я понимаю, это уменьшит ваши шансы занять профессорскую кафедру.

Я неловко усмехнулся:

– Я даже не кандидат.

– Однако вы были бы весьма серьезным претендентом, особенно сейчас, когда Скаттард, вероятно, удалится со сцены.

– Скаттард удалится? Почему – он чем-то себя дискредитировал?

Доктор Локард улыбнулся:

– Ничего подобного. Я думаю, ему – весьма вероятно – предложат пост ректора в его собственном колледже.

– В таком возрасте?

– Он в большом фаворе у нынешней администрации, о чем свидетельствует его недавнее назначение в соборную комиссию. Он очень способный человек со здравыми взглядами, и он далеко пойдет.

– У него имеются влиятельные друзья, с этим я согласен. И он, несомненно, оправдает доверие руководства.– Я встал. – Не смею вас дольше задерживать, доктор Локард.

Хозяин тоже поднялся.

– Куда послать уведомление, что мы с женой завтра свободны и ожидаем вас к обеду? Вы, кажется, остановились в «Дельфине»?

– Нет, я устроился у своего старого приятеля по колледжу. Вы, наверное, его знаете. Остин Фиклинг.