Изнанка - Палий Сергей Викторович - Страница 69

— Слушайте меня, орлы, так-сяк. С этого дня мы берём в разработку одного интересного человечка. Сразу сцапать его вряд ли удастся. Поэтому задача простая: создать ему такие, блин, условия существования, чтоб в конце концов сам приполз на карачках. Подчиняться будете только мне. Никаких начальников, кроме меня, больше у вас нет! — Павел Сергеевич глубоко затянулся и добил: — Если не хотите так работать, сейчас же разворачивайтесь и уходите. Работайте спокойненько себе, как раньше. Зла не затаю. Но если останетесь, а потом стуканете на меня — убью.

Ни один офицер не двинулся с места. Дальше курили молча.

Пятнадцать девятимиллиметровых батончиков рядом стояли на столе. Тщательно смазанный пистолет лежал рядом. Под сонное покрякивание попугая Павел Сергеевич заканчивал просматривать материалы по Рысцову Валерию Степановичу. Водрузив на раскрытую папку последний лист, протёр глаза и потянулся. Сколько он не спал? Полтора суток, кажется… Картина между тем вырисовывалась плохонькая. Этот бывший мент состоит при Больбинской кем-то вроде координатора проектов, связанных с (С-пространством. Там его не возьмёшь — сшиз все-таки, и довольно сильный. Тем более в эсе пользуется авторитетом у масс, никогда не остаётся один. В этих сраных снах теперь вообще трудно работать стало, равно как и добывать оттуда информацию — не успеешь обернуться, как зомбированная толпа в клочья разорвёт. И плевать таким отродьям, откуда ты родом и как тебя зовут! Кто-кто? Ах, ещё и разведчик? На лоскуты!.. Можно, конечно, самому пройти через изнанку и стать сшизом, но толку-то — выше восьмой категории однозначно не получить. Все продумали, гады! А может, и не они продумали, а само оно так выходит — кто знает…

Эс отпадает. Так, значит — реальность.

Все время в разъездах. Дипломатический иммунитет, но это как раз ерунда. Не таких мордой в асфальт тыкали! Хуже другое: охраняют его, словно беременную деву Марию. За Кастро в своё время поменьше армия ходила. И это вам не урезанное в финансировании до гипоксии гэбэ. Это — полный модерн в плане технических средств обеспечения безопасности. Живёт в Кремле…

Таусонский вдруг не выдержал и заржал, бахнув ладонями по голым коленям. Жорик встрепенулся и, подозрительно скосив на хозяина глаз, осведомился:

— Кр-ража?! Кр-рах?!

— Крах, дружище, это ты точно подметил, — вздохнул подполковник, отсмеявшись.

Он встал и прошёлся по комнате, поглаживая могучий подбородок. Остановился и ещё раз усмехнулся… Это ж надо: в Кремле живёт. Звучит, а?! Нет, так-сяк, мир точно сошёл с ума…

Главное, никак его за глотку не возьмёшь, заразу этакую. Родных нет, кроме сына и бывшей жены, на которую ему начхать и растереть. У них там несколько лет назад до поножовщины даже дошло — чуть не засадили тогда милка нашего. По старым связям отмазался… И ведь кем был-то? Козюлькой незаметной — одним из рядовых сотрудников С-канала какого-то. 24-го, кажется… А теперь погляди-ка — миром рулит, только что задницу ему ещё не подтирают. Хотя не факт, можно выяснить…

Сын. Пацан, судя по рассказам классной руководительницы, к которой Павел Сергеевич недавно наведался, хороший. Пусть и задёрганный слегка родительскими склоками. Но… Даже два «но». Первое: Рысцов, как только была запущена первая установка «Изнанки», забрал мальчишку от матери и увёз куда-то. Видимо, за пределы страны. Учится сейчас паренёк в каком-нибудь фешенебельном канадском пансионате и в ус не дует. Да и какие у него в семь лет усы-то… И второе «но», более весомое, чем первое. Добраться до подонка Рысцова — старшего, несомненно, очень хочется — аж руки чешутся! Но… Подполковник Таусонский солдат, а не мародёр. Он, конечно, зачастую по долгу службы прибегал к некрасивым и жестоким мерам. Но семилетний мальчуган — это уже перебор. Честь, господа, честь должна оставаться у офицера до последнего вздоха. А если офицер не липовый, то и после него. Да и совесть, в конце концов, нельзя совсем безболезненно списывать в архивы, так-сяк. Она, бедолага, и так слишком много на себе волочит. Совесть… Фуражир сдутых, отощавших душ.

Так что с этой сволочью на шантаже не проскачешь. Как же к нему подобраться-то?

Из старых связей Рысцова тоже хижины не слепишь. А слепишь — развалится. М-да, негусто. В основном — бывшие коллеги и несколько приятелей. Правда, есть среди них одна личность, достойная рассмотрения. Причём не как заложник, а как потенциальный… м-м… партнёр.

Личность известная. В некотором роде пафосно-скандально-эпатажно известная…

Петровский Андрей Михайлович. Режиссёр и продюсер. Фамилия, правда, у него не настоящая, но это значения не имеет. Бывший хороший приятель Рысцова. Даже скорее — друг…

Подполковник поморщился и, обнаружив, что все ещё стоит посреди комнаты в одних трусах, прошлёпал в кухню, включая чайник и забрасывая в кружку несколько ложек кофе.

Друг… Нет такого понятия. Не придумали настоящих друзей в этом мире пока. Ни в этом, ни в эсе, ни в других мирах, если они вообще существуют! Павел Сергеевич всегда снисходительно смотрел на человека, называющего кого-то своим другом. И презрительно на того, кто при этом добавлял эпитет «лучший». Есть коллеги, приятели, любовники и любовницы, компаньоны, жены и мужья, братья по крови и братья, вместе прошедшие сквозь ужас войны, есть одноклассники, сослуживцы, товарищи и просто мимолётные знакомые. Друзей нет…

…Осенний парк сдвинул брови деревьев и, судорожно моргнув, блеснул глазами фонарей, Костик скоро должен был подойти к этому кафе, которое уже закрылось, но навес убрать не успели, и поэтому тут можно было спокойно поговорить, не опасаясь лишних ушей и моросящего дождя.

Текли минуты. Даже не текли — аритмично капали… глянцевитыми искорками с проводов…

«Привет. Извини, я опоздал — шеф задержал, опять у него мегапроекты по поводу и без повода», — протягивая руку, сказал Костик.

«Как у вас с уэсбэшниками сейчас?» — спросил Павел, доставая из кармана плаща маленькую бутылочку водки и банку тоника.

«А-а… Не парься. Вчера накрыли каких-то врачей из ВВК ГУВД за взятки. Показуха в основном», — ответил Костик, принимая из рук Павла наполовину наполненный пластиковый стаканчик и тоник. Оглянулся, поёжился.