Механизм чуда - Усачева Елена Александровна - Страница 27

А на кухне Левшин старательно выкладывал колбасу на тесто, красными кляксами растекалась томатная паста. Саша резал выскакивающую из-под пальцев петрушку.

– Евочка, смотри, как у меня красиво, – похвастался Левшин, любовно глядя на будущую пиццу.

– Дурак ты, Левшин, – зло процедила Ева. – Катька тебя использует, а ты радуешься. Ты без нее хоть шаг сделать можешь?

Лешка быстро глянул на нее. Красивый, глазастый, лохматый.

– Я без нее в туалет хожу, – тихо произнес он и подмигнул.

– Чего ты на него? – удивился Саша, когда Лешка ушел.

– Ничего.

Ева снова пошла в коридор, но там стоял Антон. Спина, кудрявый затылок. Рука опущена вдоль бедра. Белые пухлые пальцы. Длинные, выпиленные треугольничком ногти. Не доходя до гостиной, свернула в свою комнату. Стив сидел, далеко отъехав на кресле от стола, только кончики пальцев касались клавиатуры. Из динамиков неслись крики, хохот, топот и тяжелое дыхание.

– Выигрываешь?

Стив ответил не сразу. Поерзал в кресле, пригибаясь от выстрелов, чертыхнулся и, только когда его герой совсем уж тяжело задышал, отъехал от стола окончательно.

– Клавиши у клавиатуры жестковаты. А так все ничего. Как там дела?

– Через двадцать минут будет пицца.

– Пицца не горит, так загорицца! – радостно сообщил Стив, придвигаясь обратно к столу. – Сейчас музончик дадим. А я тут пока программку погоняю.

– Тебе нравится «Коппелиус»?

– Не, «Коппелиус» – это Тоха, а я – вот что!

Сильный удар по клавише. На экране дернулся уровень басов. И был это никакой не стимпанк. Вернее, панк, но не стим.

– Это «Thirty Seconds to Mars» – с гордостью сообщил Стив, с восторгом глядя на Еву. – Слышишь, как тему вводит? Сейчас-сейчас будет место хорошее.

Наверное, оно было хорошее. Ева не поняла. А Стиву уже было неинтересно что-то объяснять. Название переводилось как «Тридцать секунд до Марса». Разве до Марса так быстро долетишь?

Пушкин маялся в коридоре.

– Богато живешь, – зло сообщил он. – Родители у тебя кто?

– Люди, – буркнула Ева. И так настроение никакое, сейчас еще и Пушкин добавит.

– Обеспеченные люди. – Пушкин улыбнулся, некрасиво обнажив зубы. – А ты знаешь, что не все космонавты возвращались с дальних подступов к Земле? Некоторые вон сгорели в плотных слоях атмосферы. Только представь, как это: вокруг тебя все плавится и пылает?

– Голодный, что ли?

– Наших четверо погибло, – не отвлекался Пушкин. – У одних не сработали парашюты – корабль просто врезался в землю. А у других разгерметизация произошла. У америкосов вообще на второй минуте старта – бах – и взрыв. Там твердотопливный ускоритель прогорел – и шарах – красивый фейерверк над горизонтом.

– Я не буду входить в плотные слои атмосферы.

– А в чем обман?

– Почему обман?

– Просила шуметь. Обманешь, значит.

– А ты будь внимателен.

– Зачем? Я все у египетских богов узнаю.

– Узнавай, – пожала плечами Ева. – Только порой те, кто спрашивает, первым и пропадает. Ты гроб себе уже присмотрел?

– Слушай… – протянул Пушкин и зачем-то потер между пальцами шуршащую ткань, натянутую на стены. – А давай, когда вы с Антоном окончательно разбежитесь, я с тобой встречаться буду?

– Да иди ты!

От удивления, от злобы Ева забыла о стоящем в дверях Антоне. Прошла, задев его.

– Ослепла? – возмутился Антон.

– А ты не стой на дороге!

Антон промолчал. Он не Пушкин, чтобы на каждое слово отвечать десятью своими.

– Пицца горит! Пицца! – кричала Катрин, пролетая по коридору. – Левшин! Куда ты смотришь!

За столом мест не хватило. Все расползлись по гостиной. Птах и Гор сидели на полу, сложив ноги по-турецки. Ева тянула «Тархун». Пузырьки били в нос.

– Время! Время! – хлопнул в ладоши Ра. – Хорош жрать! Испытание машины времени через пять минут.

Ева закашлялась.

– Он сказал «Поехали!» и махнул рукой, – процедил Пушкин.

Антон качнул головой и нехорошо усмехнулся. Он так и стоял в дверях, отказавшись не только сесть, но и что-нибудь съесть. Ева стукнула стаканом по столу и вышла следом за Ра.

– Все запомнила? – шепотом спросил Ра. Он последний раз поправил раму, провел длинными пальцами по шуршащей фольге, выровнял зеркала. – Запускай, – разрешил он.

– Чего это у них шкаф открыт? – закричал Пушкин, первым вбежавший в комнату.

– Чтобы не так резонировало, – хохотнул Стив. На уровне его колена болталась железная коробочка от противогаза. Это отвлекало. Движение закончилось, а коробочка еще несколько тактов болталась.

Из головы тут же высыпались все приметы. Лягушонок потерялся на просторах квартиры. Махать рукой неудобно. Пинок от Пушкина уже получила.

– Евка! Держись! – сжала кулаки Маша. Саша тянул ее сесть рядом.

– Все садимся! Садимся! – командовал Ра. – Антон! Садись!

– Я постою. – Антон переместился из одного дверного проема в другой.

– Все должны сидеть. Петька! Упади, – приказал брат Птаху. – У меня тут все рассчитано. Фотонный заряд и ударная волна. Если сидеть, вас не заденет. А стоящим башку снесет.

– Редька, ты несешь чушь! – процедил Птах, устраиваясь на полу. Антон лениво отлепился от дверного косяка и устроился на стуле.

– Все в этом мире относительно, дети мои! Покайтесь! – тянул Пушкин.

– Левшин! – звала Катрин.

– Раз! Раз!

Ожили датчики, раскинули зеленые лепестки вееров.

– Внимание! – В динамиках противно пискнуло, заставив поморщиться. – Первый полет человека во времени! Пошел обратный отсчет.

Машина в полумраке смотрелась великолепно. Подсвеченная лампочками, с шипом и треском, в дрожащей фольге. Сидящие смотрели на отражения в зеркалах.

– Ключ на старт! – командовал Ра.

Пластмассовая коробочка в руках Евы казалась такой легкой, такой несерьезной.

– Какое время выставили? Где ее ловить? – выкрикнула Катрин.

– Полет малый, две недели.

– Что было две недели назад? – громким шепотом спросила Маша.

– У меня сидели, – с гордостью сообщил Стив. – Евка, ты как меня встретишь, скажи, чтобы я в замок не лез. Его лучше обойти. Там оружие будет. И уже с ним на штурм. А то я потом этот уровень несколько часов заново проходил.

– Зачем две недели? Давай на год! – веселился Левшин.

– Тогда я вас еще не знала, – улыбнулась Ева.

Интересно, догадываются они обо всем или нет, придуриваются или на полном серьезе уверены, что она улетит в прошлое?

– Десять! – начал считать Ра.

– Ко мне не подходи, – предупредил Пушкин. – Я, когда с привидениями встречаюсь, веду себя неадекватно. Могу и серебряным дрыном засветить.

– Девять!

– Злой ты, Пушкин, – толкнула его ногой Катрин. – Ева, принеси что-нибудь оттуда.

– Восемь!

– Да! Как ты докажешь, что была в прошлом? – привстал Саша. – Принеси что-нибудь вещественное!

– Ага, забеги в соседний банк и захвати там слиток золота, – кладбищенски пошутил Пушкин.

– Семь!

– Газету! – орал Левшин. – Принеси газету!

– Или с собой кого-нибудь приведи, чтобы мы поняли, что он оттуда! – поддакнул Стив.

– Шесть!

– Да никуда она не полетит, вы что? – не выдержал Пушкин. – Летал у нас так один на истории. Все утверждал, что бывал в эпохе Ивана Грозного.

– Пять!

– И что? – спросила Катрин.

– А то! Если он там был, то в одежде и в очках, местные должны были его принять за демона и посадить на бочку с порохом.

– Четыре.

– Может, не поймали? – осторожно предположил Саша.

– Его историк поймал и пару вкатал. Так этот парень все обещал алебарду того времени притащить и историка на нее насадить.

– Три!

– И что парень? – тихо просила Маша.

– Ничего. От нервного расстройства лечится.

– Два!

Все разом замолчали, уставившись на Еву.

– Один!

– Ой, мамочки! – прижала руку к груди Маша.

– Лажа все это! – Пушкин старался говорить равнодушно, но голос его звенел. – Никто никуда не полетит.