Любовь за гранью (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 2

Она пошла в кабинет Дмитрия Олеговича, здесь он хранил фотографии, документы, проекты в толстых папках, аккуратно расставленных в шкафу. В этой комнате он проводил больше всего времени, иногда даже спал на старенькой кушетке у камина. Ей захотелось окунуться в то, чем он занимался последнее время. Лина села в его любимое кресло, открыла ящик слева достала толстый альбом со своими детскими фотографиями, затем следующий со снимками отца. Шли часы, а она, поджав под себя ноги, смотрела запечатленные в альбомах кадры, уносившие ее в детство — далекое и беззаботное, полное безграничной любви к отцу. На многих снимках они вместе и подписи: "Я и моя принцесса", "Я и моя маленькая фея". Раньше она спрашивала, где ее мама, почему нет ее фото? Дмитрий Олегович говорил, что все сгорело при пожаре, в котором погибла Кристина. Эту историю она слышала много раз, а когда выросла и захотела знать подробности, то отец сказал, что с мамой они не жили вместе — расстались еще до рождения дочери. Когда случился пожар, Лина как раз находилась в гостях у отца. Больше он ничего не рассказывал, а девушку не покидало чувство, что от нее что-то скрывают. На все просьбы поехать в Румынию, в деревню, где жила мать и возможно имелись родственники, он отвечал категорическим отказом. Отец кричал, что нечего там делать, все сгорело дотла, камня на камне не осталось. Никаких друзей и близких мама не имела. "Тогда зачем ты ее бросил?!" — кричала Лина, но отец говорил, что не бросал Кристину — она сама его прогнала. Почему она так поступила? Но все вопросы оставались без ответа. Со временем Лина отдалилась от отца, она ему не верила, ей казалось, что это он во всем виноват. Потом она смирилась и больше не о чем не спрашивала.

Лина аккуратно сложила альбомы на место. Во втором ящике стола находились документы — они ей не интересны. Она хотела открыть третий, самый нижний, но он не поддался и оказался запертым. Девушка попыталась его вскрыть с помощью ножа для писем, но не тут-то было, в доме вся мебель из добротного маранного дуба. У Лины появилось такое чувство, что в этом ящике есть нечто очень важное, и именно "это" отец спрятал от нее. "Но как же открыть этот треклятый замок? Позвоню Сашке, и он его раскрошит" — со злостью подумала она, но одернула себя: "Нет, нельзя! Это же просто хамство, чистый эгоизм, разбудить человека ночью, для того что бы вскрыть какой-то ящик". Хотя, Лина не сомневалась — Сашка прибежит по первому ее зову. Девушка сделала пару кругов вокруг стола и закурила отцовскую сигарету. Она остановилась, принялась нервно постукивать зажигалкой по столешнице. "Нужен ключ, папочка, где же ты его дел, куда спрятал? Что ты так хотел от меня скрыть?" — эта мысль пульсировала у нее в голове, не давая покоя.

Вдруг, перед ее мысленным взором появился отчетливый образ отца, таким она его видела до отъезда — седые, вьющиеся волосы, добрые голубые глаза с морщинками в уголках. У нее защипало в носу, запершило в горле, слезы потекли по щекам. Она вспомнила, как прощалась с ним в больнице. Дрожащими пальцами касалась его лица, шеи, груди, расставаясь навеки с любимым, родным человеком. Ее вдруг осенило, мысли беспокойно и хаотично мелькая в голове, сложились в одну догадку. На шее отца, на серебряной цепочке с крестиком, висел маленький ключик, он никогда с ним не расставался. Лина подшучивала над отцом: "А почему не золотой?". Девушка бросилась к пакету, который ей вернули в больнице — в нем находились все вещи принадлежащие отцу. Она разорвала целлофан, выпала одежда, запахло терпкими духами "Дольче энд Габбана", а так же его сигарами. Слезы потекли у нее по щекам, но она не обращала на них внимания. Девушка достала конверт, вскрыла дрожащими пальцами, цепочка с крестиком и ключом упала на пол. Лина наклонилась, ловко подняла ее и, сжав в кулаке, бросилась к столу. "Линка не смей! Не делай этого!" — Это голос отца в голове. Он прозвучал так отчетливо, что девушка вздрогнула и остановилась. Так он кричал ей в детстве, а иногда его голос ласково шептал: "Линка, Линуся моя".

Славно назло этому голосу она уверенно подошла к столу, села в кресло и хотела открыть ящик, но ключ выпал из ее дрожащих холодных пальцев и затерялся под столом. Лина чертыхнулась и полезла за ним. Она протянула руку, пытаясь нащупать потерю, и вдруг холодок пробежал у нее по спине — в узкой полоске света, под столом, мелькнула чья-то тень. Девушка замерла и тут же пальцы нашли ключ, она резко вскочила, но в кабинете никого не оказалось. "Уф, нервы шалят, привиделось" — подумала девушка. Как только она всунула ключ в замочную скважину, снова отчетливо услышала голос отца: "Нет, Линка, нет!". Она раздраженно тряхнула головой и мысленно ответила ему — "Я имею право знать, прости, но я хочу наконец-то открыть твои тайны". Лина решительно повернула ключ в замке и вздрогнула — с треском распахнулось окно, а позади нее раздался ужасный грохот. Девушка обернулась и вскрикнула от испуга, портрет отца валяется на полу. Тут же подул ледяной ветер. "Какой холод собачий, ведь сейчас август" — промелькнуло у нее в голове. Она глубоко вздохнула и с удивлением заметила, что при выдохе изо рта идет пар, словно зимой. Девушка закрыла окно и повесила портрет на место. Лидка сказала бы, что по дому бродит привидение, Лина улыбнулась — "Тоже мне призрак — просто сквозняк". Она вернулась к ящику, открыла и заглянула внутрь. В глаза бросился сверток и старая связка ключей, внутри пакета оказались фотографии. Девушка принялась внимательно их рассматривать. На первой, довольно старой, запечатлена женщина, необычайно красивая. Если бы не большие карие глаза, Линка решила бы что это она сама. Сомнений нет — это ее мать, такая же огненно-рыжая, с тем же овалом лица, конечно, были различия, но столь несущественные, что могло бы показаться, будто это один и тот же человек, только цвет глаз совсем другой. С обратной стороны фотографии было написано — "Кристина". На втором снимке запечатлен дом — двухэтажный, но совсем крошечный. Ухоженный белый фасад, черепичная крыша, маленькие окошки с резными ставнями. На втором, уже свежем снимке — этот же дом. Лина посмотрела дату на фотографии и вздрогнула, да ведь ее сделали всего месяц назад, совпадает с отъездом отца.

Значит, он ездил именно туда, с какой целью? Зачем он обманул ее? Ведь дом не сгорел — он цел, невредим и выглядит великолепно, словно только что после ремонта. В свертке так же лежит конверт с обратным адресом: "Бран, Олариол 12". Внутри письмо, в нем говорится, что на дом найден покупатель и Дмитрию Олеговичу надлежит приехать и подтвердить сделку. Внизу письма подпись — "Стефан Дворжский". Так вот зачем отец туда ездил опять. "Что значит продан?! А как же мое согласие, ведь это дом моей матери? Папа как ты мог?" — В гневе подумала Лина. Дом показался ей таким родным, таким близким. "О нет, этого не может быть!" — мысленно закричала она, начав лихорадочно искать документы на продажу, но тщетно. Возможно, сделка не состоялась. Что ж, она сама поедет туда и все узнает, а если будет нужно, Лина этот дом выкупит, сколько бы за него не запросили. Благо дело, все свое далеко не маленькое состояние отец оставил именно ей.

Вдруг ее невыносимо потянуло туда… в те края, где она родилась. Да, она поедет в Румынию завтра же утром. На работе ей дали отпуск, в связи с таким горем, так что неделя у нее в запасе точно есть. А впрочем, Сашка ее заменит, она передаст ему все дела. Журналистский факультет они закончили с ним вместе. Да и иначе и быть не могло, куда она — туда и он. Кстати получился из него довольно славный журналист. Лине почему-то казалось, что теперь она откроет много секретов. Дом она или сдаст, или просто наймет кого-то из местных присматривать за ним, но продавать свое детство никак нельзя. За окном начало светать, и девушка так и уснула в отцовском кресле, свернувшись калачиком.