Пираты Мексиканского залива - Паласио Висенте Рива - Страница 4

– Ты прелесть! И ты действительно так любишь меня?

– Очень, очень люблю. И рада повторять это без конца тебе или самой себе, когда поливаю цветы и занимаюсь хозяйством. Я говорю так, словно ты стоишь рядом и слышишь меня: «Антонио, я очень люблю тебя; люби меня всегда; я не могу жить без тебя; когда же мы будем вместе?» И в этих словах я ищу утешения. А в свободное время я сажусь в саду и смотрю на горы, где ты охотишься. Помнишь, однажды ты пришел в наш сад после дождя? И земля была еще сырая? Нет, правда, помнишь? След твоей ноги остался на дорожке, и я много дней оберегала этот отпечаток. Как я огорчилась, когда ветер стер его! У тебя очень маленькие ноги, совсем как у женщины…

Девушка смотрела на охотника и улыбалась счастливой улыбкой.

Вдруг собаки подняли головы и насторожились. Хулия заметила это.

– Что случилось, Антонио? – спросила она. – Ты видишь, твои псы забеспокоились.

– Не бойся, радость моя. Наверное, они почуяли быка. Если бы грозила опасность, ты бы сразу увидела: эти твари знают лучше, чем люди, когда надо поднять тревогу.

Собаки словно поняли похвалу и, завиляв хвостами, снова улеглись у ног Хулии и Антонио.

– Умницы, – сказала девушка, лаская собак. – Я очень люблю их. Ведь они всегда с тобой и охраняют тебя так же, как меня охраняет Титан, которого ты мне подарил.

– О, этот пес стоит любого раба.

– Мне пора, – вдруг заторопилась Хулия.

– Так быстро?

– Да, боюсь, как бы матушка не проснулась…

– Бедная сеньора Магдалена. Мне неприятно обманывать ее.

– Верно, но она сама виновата. Любит тебя, как сына, а вбила себе в голову, что выдаст меня только за кого-нибудь из наших земляков, за француза. А я вот люблю тебя, хоть ты и мексиканец.

– Со временем мы уговорим ее.

– Дай-то бог, но боюсь, что не удастся… Прощай…

– Прощай, Хулия, прощай. Я провожу тебя.

– Нет, нет; кругом все спокойно, идти мне недалеко, и я так хорошо знаю дорогу, что, право, не стоит труда провожать меня. Прощай!

Хулия привстала на цыпочки и обменялась с Антонио поцелуем. Завернувшись в плащ, она побежала легче газели и скрылась в гуще гуаяканов.

Охотник некоторое время прислушивался к шелесту ее одежды, цеплявшейся за ветки кустов, а когда все затихло, вздохнул и, положив мушкет на плечо, зашагал в противоположном направлении. Вскоре и он затерялся в чаще леса.

Хулия вышла из рощи, в задумчивости пересекла поляну и снова вступила под сень деревьев.

Но едва она сделала несколько шагов, как услыхала треск ветвей. Она обернулась. Неожиданно из-за дерева вынырнул какой-то мужчина и грубо схватил ее в объятия.

Девушка в страхе закричала, но у нее перехватило горло, и крик был едва слышен. Она попыталась сопротивляться, но нападавший не давал ей пошевельнуться, и, содрогнувшись от ужаса и отвращения, девушка почувствовала на своих губах его поцелуй.

Хулия прятала лицо, пытаясь спастись от поцелуев, а незнакомец тащил ее куда-то в сторону от дороги.

Как раскаивалась она в том, что не позволила Антонио проводить себя, даже не взяла с собой Титана! Они защитили бы ее, а теперь она совсем одна.

Борьба была бесполезна, кругом, куда ни глянь, – глухая лесная чаща.

– Здесь, красотка, – заявил похититель, – здесь ты скажешь, любишь ли ты меня; здесь ты станешь моей по доброй воле или насильно.

– Негодяй! – крикнула Хулия. – Нет, нет и тысячу раз нет!

– Кто же поможет тебе? – продолжал тот, сжимая ее в своих железных объятиях и пытаясь поцеловать.

– Бог, – в смертельной тоске произнесла девушка.

– Бог, – повторил в густых зарослях глубокий властный голос.

Похититель в страхе поднял голову, а Хулия радостно вскрикнула. Сухие ветки затрещали под чьими-то шагами, и из тьмы появился высокий человек, с головы до ног завернутый в черный плащ.

Тут похититель, который был не кто иной, как Медведь-толстосум, проявил неожиданную отвагу. Схватив Хулию за руку, он прикрыл ее своим телом и обнажил огромный нож.

Сталь сверкнула под бледным светом луны, однако незнакомец бесстрашно шагнул вперед, и живодер отступил, потащив за собой ошеломленную, растерянную Хулию.

– Оставь эту девушку, – повелительно произнес незнакомец.

Но Медведь-толстосум решил не сдаваться и, набравшись храбрости, крикнул:

– А ты кто такой, чтобы мне указывать и вмешиваться не в свои дела? Иди своей дорогой и оставь меня в покое, если тебе дорога жизнь!

– Ах! Не уходите, сеньор, – взмолилась Хулия. – Защитите меня!

– Молчи, – прорычал живодер, стиснув руку девушки.

Хулия вскрикнула от боли.

Незнакомец не стал дольше ждать. Словно тигр, бросился он на живодера, вырвал у него из рук нож и швырнул негодяя на землю, прежде чем тот успел опомниться. Медведь-толстосум вскочил и, даже не оглянувшись, пустился наутек, приговаривая:

– Господи Иисусе, спаси нас! Это сам дьявол, сам дьявол!

– Пойдем, дитя мое, – сказал незнакомец, обращаясь к помертвевшей от ужаса Хулии. – Пойдем, я провожу тебя до дому.

Сама не зная почему, девушка прониклась доверием к неизвестному ей человеку и, не произнеся ни слова благодарности, смело оперлась на его руку.

Незнакомец рассмотрел при свете луны отнятый у живодера нож и с презрением отшвырнул его прочь.

Оба молча направились к селению.

– Мы пришли, спасибо, сеньор, – проговорила девушка.

– Это твой дом, дитя мое?

– Да, сеньор. Прощайте.

Хулия отошла от незнакомца, но внезапно вернулась и застенчиво спросила:

– Как вас зовут?

Незнакомец на мгновение заколебался, но потом, как бы решившись, сказал:

– Джон Морган.

– Джон Морган?

– Да, но храни это в тайне. Прощай. – И, не произнеся больше ни слова, он быстро удалился.

IV. ОХОТНИКИ

Антонио Железная Рука взбирался по крутой тропинке в гору с такой легкостью, будто шагал по устланному коврами гладкому полу; вслед за ним весело бежали борзые. По временам он останавливался и замирал в глубокой задумчивости. Но не усталость прерывала его путь, а воспоминание о Хулии.

Вдруг псы тихонько зарычали и насторожились. Однако охотник был погружен в свои мысли и продолжал путь, не обращая на них внимания.

Собаки снова забеспокоились, и тут наконец Железная Рука очнулся.

– Эй, Тисок! Что случилось? Что с тобой, дружище? – спросил он, наклонившись к собаке.

Борзые принюхивались, повернув головы на юг.

– Что-то там происходит, – пробормотал охотник. – Эти твари никогда не ошибаются. – И он проверил, заряжен ли мушкет.

– Почем знать, может, кто из чужих заблудился в лесу. Пойти взглянуть, все равно спать уже не придется.

Антонио сжал в руке ружье, свистнул собак и ласково сказал:

– Пошли, малыши, пошли!

Собаки сорвались с места и бросились напрямик сквозь чащу, поминутно оглядываясь назад, словно желая убедиться, что хозяин следует за ними.

Первое время они бежали, не придерживаясь точного направления и беспокойно принюхиваясь. Но вот они напали на след и помчались вперед, пригнув головы к самой земле.

Теперь охотник потерял собак из виду; они скрылись среди бурелома, и только слышно было, как трещали под их лапами сухие ветки. Антонио шел следом, стараясь не отставать. Вдруг раздался неистовый лай.

– Разошлись не на шутку! – воскликнул охотник и, приготовив мушкет, со всех ног помчался туда, где заливались борзые.

Выбежав на небольшую прогалину, он сразу понял, в чем дело.

У подножия могучего гуаякана огромный бык отражал нападение Мастлы и Тисока, которые яростно скакали вокруг, пытаясь вцепиться зубами в его бока. Прижавшись крупом к стволу, бык поворачивал из стороны в сторону тяжелую голову, увенчанную мощными острыми рогами, грозя ударом, но ни на секунду не отрываясь от дерева.

Собаки увертывались от рогов и снова бросались на приступ, отчаянным лаем призывая охотника.

– Что за невидаль! – удивился Железная Рука. – Бык не бежит, а стережет дерево, словно часовой, да и псы никогда так из себя не выходили.