Колыбельная - Паланик Чак - Страница 43

— Дайте мне рыбу, — говорит Элен. — И иголку с ниткой.

Но я не один.

У меня есть Элен.

Может быть, именно поэтому столько серийных убийц работают в паре. Потому что это приятно — знать, что ты не один в мире, где только враги и жертвы. Неудивительно, что Вальтруда Вагнер, австрийская Ангел Смерти, убедила своих подруг убивать вместе с ней.

Это кажется очень естественным.

Мы с тобой против целого мира...

У Гари Левингдона был его брат, Таддеуш. У Кеннета Бьянчи был Анджело Буоно. У Ларри Биттейкера — Рой Норрис. У Дуга Кларка — Кэрол Банди. УДэвида Гора — Фред Уотерфилд. У Гвен Грэхем — Кати Вуд. У Дуга Грецлера — Вилл Стилмен.УДжо Каллингера — его сын Майк. У Пата Керни — Дэйв Хилл. У Энди Кокоралейса — брат Том. У Лео Лейка — Чарльз Нджи. У Генри Лукаса — Отгнс Тул. У Альберта Ансельми — Джон Скализе. У Алена Майкла — Климон Джонсон. У Дуга Бемора — Кейт Косби. У Иэна Брейди — Майра Хиндли. У Тома Брана — Лео Мейн. У Бена Брукса — Фред Триш. У Джона Брауна — Сэм Кетзи. У Билла Барка — Билл Хеер. У Эрксина Барроуза — Ларри Таклин. У Джо Бакса — Марионо Маку. У Брюса Чайлдза — Генри Маккенни. У Элтона Колмена — Дебби Браун. У Энн Френч — ее сын Билл. У Френка Газенберга — его брат Питер. У Дельфины Гонзалес — ее сестра Мария. У доктора Тита Херма — доктор Том Оллген. У Амелии Сакс — Энни Уолтерс.

Тринадцать процентов всех известных серийных убийц работали в паре или в группе.

В камере смертников в калифорнийской тюрьме Сан-Квентин Рэяди Крафт, “Убийца по талонам”, играл в бридж с Дугам Кларком, “Закатным убийцей”, Ларри Биттейкером по прозвищу “Клещи” и “Убийцей с большой дороги” Биллом Бенином. В общем на эту четверку приходилось сто двадцать шесть жертв.

У Элен Гувер Бойль есть я.

“Когда начнешь убивать, уже невозможно остановиться, — сказал Бонин одному журналисту. — Убивать с каждым разом все проще и проще...”

Вынужден согласиться. Это превращается в дурную привычку.

По радио говорят, что доктор Сара Ловенштеий была ангелом добра, не имеющим себе равных по силе и влиянию, десницей Божьей, честью и совестью этого мира, погрязшего в непотребствах, мира греха и жестокости, мира скрытых...

Не важно, сколько людей умирает, все разно все остается по-прежнему.

— Ну давай, докажи, что ты крут, — говорит Устрица, кивая на радио. — Убей и этого мудака тоже.

Я считаю — 37, считаю — 38, считаю — 39...

С тех пор как мы выехали из дома, мы уничтожили семь экземпляров смертоносного стихотворения. Изначальный тираж был 500 экземпляров. Стало быть, 306 экземпляров уже охвачено, остается — 194.

В газетах было написано, что парень в черной кожаной куртке — который просвистел мимо меня на переходе — был донором и сдавал кровь каждый месяц. Он три года провел за границей, в слаборазвитых странах, в составе Корпуса мира — рыл колодцы для прокаженных. В Бостване он отдал часть своей печени девочке, которая отравилась ядовитыми грибами. Он работал оператором на телефоне, когда проводили благотворительную кампанию против какой-то неизлечимой болезни, я, правда, забыл какой.

И все-таки он заслуживал смерти. Он обозвал меня придурком.

Он меня толкнул!

В газетах была фотография: мать и отец плачут над гробом моего соседа сверху.

И все-таки он слишком громко врубал свою музыку.

В газетах написано, что фотомодель и манекенщица по имени Денни Д'Тестро была найдена мертвой у себя в квартире сегодня утром.

Не знаю уж почему, но я очень надеюсь, что на вызов поехал не Нэш.

Устрица кивает на радио и говорит:

— Ну давай же, папаша, убей его. Докажи, что ты крут.

На самом деле весь мир состоит из придурков.

Элен берет свой мобильный и обзванивает библиотеки в Оклахоме и Флориде. В Орландо находится еще один экземпляр.

Мона читает нам, что древние греки делали таблички-проклятия — дефиксионы.

И еще они делали колоссов, кукол из бронзы, воска или глины, и тыкали в них гвоздями, или ломали их, или калечили, отрезали им руки и головы. Внутрь колосса вкладывали либо волосы намеченной жертвы, либо проклятие, написанное на папирусе.

В Лувре хранится египетская фигурка второго века нашей эры. Это изображение обнаженной женщины, связанной по рукам и ногам, с гвоздями, воткнутыми в глаза, уши, рот, груди, руки, стопы, вагину и анус. Черкая в книге оранжевым фломастером, Мона говорит:

— Вы с Элен наверняка бы понравились тому человеку, который сделал эту фигурку.

Таблички-проклятия представляли собой тонкие свинцовые или медные — иногда глиняные — пластинки. На них писали проклятия, выцарапывали гвоздями от затонувших кораблей, потом сворачивали их в трубочку и протыкали гвоздем. Первую строчку писали слева направо, вторую — справа налево, третью — слева направо, и так далее. Если была возможность, то внутрь заворачивали волосы жертвы или лоскут от ее одежды. Потом табличку бросали в озеро, или в море, или в колодец — чтобы она попала в подземный мир, где ее прочтут демоны и исполнят приказ.

Элен на секунду отрывается от телефона, прижимает его к груди и говорит:

— Похоже на заказ товаров через Интернет.

И я считаю — 346, считаю — 347, считаю — 348...

В греко-романской литературной традиции, говорит Мона, есть ведьмы и колдуны ночные и ведьмы и колдуны дневные. Черные и белые. Белые ведьмы и колдуны — добрые, и их знание открыто для всех. Черные ведьмы и колдуны — злые, они хранят свои знания в тайне и собираются уничтожить весь мир. Мона говорит:

— Вы двое — определенно ночные.

Эти люди, которые дали нам демократию и архитектуру, говорит Мона, магия — была частью их повседневной жизни. Дельцы и торговцы проклинали друг друга. Сосед насылал проклятие на соседа. Рядом со стадионом, где проходили первые Олимпийские игры, археологи раскопали колодец, полный табличек-проклятий, — атлеты проклинали атлетов.

Мона говорит:

— Я не выдумываю. Все правда.

Приворотные чары в Древней Греции назывались агогаи.

Проклятие на разлучение влюбленных — диакопои.

Элен снова подносит телефон к уху и говорит в трубку:

— По стенам кухни течет кровь? Да, разумеется, вы не должны жить в такой обстановке.