Колыбельная - Паланик Чак - Страница 29

Элен подходит с бокалом вина в руке. Густой красный всплеск на самом донышке. Бокал почти пуст. И Мона говорит:

— Где ты это взяла?

— Вино? — говорит Элен. На ней пушистая шубка из какого-то меха разных оттенков коричневого с белыми кончиками. Шубка расстегнута, и под ней — голубой костюм. Она допивает вино и говорит: — На каминной полке. Вон там, где поднос с апельсинами и какая-то бронзовая статуэтка.

Мона запускает руки в своп черные с красным дреды и сдавливает себе голову. Она говорит:

— Это алтарь. - Она показывает на пустой бокал и говорит: — Ты выпила мое подношение Богине.

Элен сует бокал Моне в руку и говорит:

— Ну так сделай Богине еще одно подношение, только на этот раз — двойную порцию.

Мы в квартире у Моны, где вся мебель составлена в маленьком патио за стеклянными раздвижными дверями и накрыта синей полиэтиленовой пленкой. Таким образом, и большая гостиная, где мы сейчас находимся, и смежная с ней комната-ниша абсолютно пусты. Стены и ковролин на полу — светло-бежевые. На каминной полке — поднос с апельсинами и статуэтка с изображением чего-то индусского и танцующего. Там же разбросаны желтые маргаритки и розовые гвоздики. Выключатели залеплены широким прозрачным скетчем, так что свет не включишь при всем желании. Мона расставила на полу какие-то плоские камни и облепила их свечками. Свечи белые и красные. Горят не все. В камине вместо огня — еще свечи. Струйки белого дыма поднимаются от ароматных курительных конусов, расставленных на камнях вместе со свечами.

Настоящий свет бывает только тогда, когда Мона открывает холодильник или микроволновку.

Из-за стен доносится лошадиное ржание и грохот пушек. То ли храбрая и упрямая красавица южанка пытается сдержать натиск Армии Союза, которая рвется спалить квартиру соседей, то ли они смотрят фильм, врубив телевизор на полную громкость.

Из квартиры сверху доносится бой сирены и вопли, которые нам положено игнорировать. Визг шин и грохот выстрелов — нам приходится делать вид, что это нормально. Это ненастоящее. Всего-навсего телевизор. От грохота взрывов дрожит потолок. Женщина умоляет кого-то, чтобы он ее не насиловал. Это ненастоящее. Это все понарошку. Всего-навсего фильм. Мы — цивилизация мальчиков-шутников. Мы кричим, что на стадо напали волки. А волков нет и в помине.

Эти драма-голики. Эти покое-фобы.

Мона босая, в белом махровом халате. Лак у нее на ногтях — черный. Она берет у Элен бокал, измазанный по краю розовой помадой, и уносит его на кухню.

Звонят в дверь.

Мона сначала подходит к каминной полке и ставит на нее бокал с красным вином. Она говорит:

— Не ставьте меня в неудобное положение перед моим ковеном, — и идет открывать.

На пороге стоит невысокая женщина в очках в широкой оправе из черной пластмассы. На ней — стеганые кухонные рукавички, и она держит в руках накрытую крышкой кастрюльку.

Я принес готовый салат из трех видов фасоли, купленный в ближайшей кулинарии. Элен принесла макароны из “Чешской кухни”.

Женщина в очках вытирает ноги о коврик у двери. Она смотрит на Элен и на меня и говорит:

— Шелковица, у тебя гости.

Мона бьет себя по виску и говорит:

— Шелковица — это я. То есть это мое викканское имя. Шелковица. — Она говорит: — Воробей, это мистер Стрейтор.

Воробей молча кивает.

Мона говорит:

— А это моя начальница...

— Шиншилла, — говорит Элен.

Микроволновка начинает бибикать, и Мона уводит Воробья на кухню. Элен подходит к камину и отпивает вина из бокала.

Звонят в дверь. Мона кричит из кухни, чтобы мы открыли.

На этот раз — молодой человек с длинными светлыми волосами и рыжей козлиной бородкой, в спортивных штанах и футболке с длинными рукавами. В руках у него — железный котелок, накрытый стеклянной крышкой. Из-под крышки сочится какая-то липкая коричневая жижа, а сама крышка запотела изнутри. Он переступает через порог и вручает мне котелок. Снимает свои теннисные туфли, стягивает футболку через голову. Его длинные волосы рассыпаются по плечам. Он швыряет футболку на котелок у меня в руках и снимает штаны. Штаны он тоже вручает мне и стоит, руки в боки, в чем мать родила.

Элен запахивает шубу и допивает остатки вина.

Котелок очень тяжелый. От него горячий дух. Пахнет жженым коричневым сахаром и то ли тофу, то ли грязными тренировочными штанами.

И Мона говорит:

— Устрица! — Она тоже вышла в коридор. Она забирает у меня одежду и котелок и говорит: — Устрица, это мистер Стрейтор. — Она говорит: — Все, кто не знает: это мой парень, Устрица.

Парень убирает волосы с глаз и таращится на меня. Он говорит:

— Шелковица думает, что вы знаете текст баюльной песни. — Его член похож на мягкий розовый сталактит из сморщенной кожи. Крайняя плоть проколота серебряным колечком.

Элен улыбается мне, но ее зубы сжаты.

А этот парень, Устрица, хватается за отвороты Мониного халата и говорит:

— Блин, на тебе слишком много одежды. — Он наклоняется к ней и целует ее, перегнувшись через котелок.

— Мы исполняем обряд без одежды, — говорит Мона, глядя в пол. Она краснеет и указывает котелком на Элен. — Устрица, это миссис Бойль, я на нее работаю.

Подробности об Устрице: у него очень светлые волосы, они топорщатся во все стороны, как иголки на сосне, в которую ударила молния. У него тело как у подростка. Ноги и руки как будто все состоят из отдельных сегментов: массивные крепкие мышцы и узкие суставы — колени, локти, запястья.

Элен протягивает ему руку. Устрица пожимает ее и говорит:

— Кольцо с оливином...

Такой весь голый и молодой, он поднимает руку Элен повыше. Весь загорелый и мускулистый, он смотрит на се кольцо, потом скользит взглядом по ее руке и заглядывает ей в глаза. Он говорит:

— Не всякий решится носить такой сильный камень. Страсть, заключенная в нем, подчиняет себе волю слабых. — И он припадает к нему губами.

— Мы исполняем обряд без одежды, — говорит Мона, — но вам не обязательно раздеваться. То есть совершенно не обязательно. — Она кивает в сторону кухни и говорит: — Устрица, пойдем — ты мне поможешь.