У рыбацкого костра - Коллектив авторов - Страница 46

Чтобы ловить на наживку, надо было подойти гораздо ближе к берегу. По словам Володи, он знал одно место, где, кроме всего, попадаются каменные окуни, редкие по красоте голубоватого оперения рыбы.

Лодка ткнулась носом в береговой гравий и заскрежетала. Володя выпрыгнул из лодки. Сергей немного отошел задним ходом и остановился, придерживая лодку на одном месте. Володя выбирал на берегу подходящий камень, который можно было бы использовать в качестве якоря, чтобы ловить рыбу, стоя на одном месте. «Странно, - подумал Сергей, - что у него нет настоящего якоря».

- У нас был якорь, но застрял на дне, - сказала девочка, словно отвечая на его недоумение.

Наконец Володя выбрал подходящий камень, сужающийся к середине, такой, чтобы его можно было обвязать веревкой. Сергей подгреб, и Володя, положив камень на переднюю банку, оттолкнулся от берега и впрыгнул в лодку.

Они остановились метрах в ста от берега. Пока Сергей греб, хозяин привязал камень к длинной капроновой веревке и стал вытаскивать из деревянного ящика так называемые закидушки - легкую снасть с двумя-тремя крючками для донного лова на наживку. Иногда он слегка подергивал леску, заподозрив, что она гнилая, и если леска рвалась, он быстро мастерил новую снасть, благо здесь, в его деревянном ящике, все было под рукой.

Иногда исподлобья поглядывая то на Сергея, то на берег, чтобы точнее определить одному ему известное место, он тихо бормотал:

- Еще мористей… Чуть бережней… Еще чуть-чуть… Еще разок… Бросай весла…

Сергей приподнял мокрые капающие весла и закрепил их вдоль бортов. Хозяин взял в руки камень с привязанным к нему канатом, опустил его за борт и стал потихоньку стравливать канат. Камень, светясь, потом тускнея и тускнея, постепенно шел ко дну; вода была очень чистая, но до того густого цвета, что Сергей, как ни старался, не смог проследить за камнем до самого дна: густая, плотная синева поглотила его.

Сергей отсыпал пригоршню креветок из чулка, еще раз смоченного хозяином, высыпал рядом с собой на банку, потом наживил все три крючка, причем самую крупную креветку наживил на нижний крючок.

Осторожно, чтобы опять не запутаться, он перебросил конец снасти за борт и стал опускать леску, пока не почувствовал, что грузило легло на дно. Убедившись, что оно лежит на дне, он слегка приподнял шнур, чтобы тот немного натянулся и поводки с крючками не мешали друг другу.

Девочка ловила с кормы, а хозяин ловил с носа, где он сейчас прилег, раскинув по обе стороны борта руки и держа в каждой по шнуру. Лодку тихо покачивало. Иногда - шлеп! шлеп! - несоразмерная волна ударяла под приподнятую корму, и снова успокоительное, ровное дыхание моря тихо приподымало и опускало лодку.

С востока задул местный ветер «потиец», и течение довольно сильно работало, но лодка стояла на месте, туго оттянувшись от капроновой веревки с якорем.

«Тук!» - осторожно ткнулась рыба о наживку, и Сергей замер, ожидая повторной поклевки. В это время хозяин, лежавший на носу, резко дернул рукой вверх, после чего, так и не привстав, а только взяв в зубы левый шнур, стал выбирать обеими руками правый, а Сергей, увлекшись, чтобы узнать, что там у него идет, наклонился и стал смотреть в воду.

Плоское тело великолепного ласкиря (так здесь называют морского карася) резкими короткими зигзагами подымалось из синевы моря, укрупняющей его размеры, как увеличительное стекло. Так и не привстав, а только свирепо из-за зажатого в зубах шнура поглядывая в сторону приближающейся рыбы, хозяин вытащил ее из воды, поймал на лету ее отрепыхнувшееся и продолжающее трепыхаться тело и, сжав его в большой ладони, снял с крючка и швырнул на дно лодки. И тут же, свирепо прислушавшись к зажатому во рту шнуру, быстро подхватил его левой рукой, подсек и вытащил точно такого же ласкиря.

- Па, бессовестный, тебе везет… - сказала девочка и тут же сама подсекла и стала тянуть какую-то рыбу. Сергей стал ревниво следить, что же поймала девочка, и в это время почувствовал сильный сдвоенный удар. Сергей, как ему показалось, мгновенно подсек, хотя и заметил, что шнур его довольно слабо провисал, так что подсечка его могла и опоздать.

Так оно и оказалось. Сергей замер, стараясь не вспугнуть рыбу, которая, по-видимому, ходила возле его крючков, осторожно пробуя наживку. «Главное - не отвлекаться и все время держать леску натянутой», - думал он, стараясь не шевелиться и только глазами следя за шнуром девочки, который медленно выходил из воды.

- Па, голубой окунь! - крикнула девочка, и ее прекрасные голубые глаза вспыхнули. Сказочная рыба с каким-то яростным, тропической синевы оперением ходила на поводке у самой поверхности воды. Девочка, сама залюбовавшись, забылась и перестала тянуть шнур.

- Смотри, уйдет, - сказал отец и, наживив крючки, отбросил налево и направо от себя обе снасти. Он отбрасывал их так далеко, что потом, улегшись, уже спокойно ждал, когда они сами дойдут до дна.

Девочка вытащила рыбу и, сама вся светясь и вздрагивая, подержала ее в руке, а потом осторожно положила на дно лодки.

А Сергей все ждал, когда же его осторожная рыба возьмет наживку.

- У тебя уже, наверное, давно склевала, - сказал Володя сонным голосом. Сейчас он лежал на носу, нахлобучив на лицо измызганную фетровую шляпу, которую достал из-под передней банки, лежал с якобы безвольно раскинутыми руками, едва шевеля указательными пальцами, которыми он пробовал шнуры, и поза его отдаленно напоминала Лозу лисицы, которая притворяется мертвой, чтобы привлечь ворону.

«Что же ты мне раньше не сказал, старый шарлатан?» - подумал Сергей и словно прислушался к тяжести снасти (хотя тяжесть снасти, облегченной на три креветки, никак нельзя было почувствовать) или, точнее, прислушался не к тяжести снасти, а к ощущению пустоты вокруг его крючков, к отсутствию интереса к его крючкам, которое тем более нельзя было почувствовать. И все- таки чувствуя и то и другое, Сергей вытянул всю снасть и убедился, что на крючках ничего нет. Только на одном из них торчал призрачный и прозрачный кусочек шкурки, из которой рыба выдернула мякоть.

Сергей выбрал еще три креветки, стараясь найти среди них самые крепкие и привлекательные, наживил каждую из них, тщательно продев крючок сквозь все туловище, и осторожно опустил за борт свою снасть.

Только Сергей почувствовал, что грузило легло на дно, как что-то клюнуло и тут же затрепыхалось на крючке, и Сергей с какой-то панической радостью подсек и стал выбирать шнур, чувствуя, как упирается там, в глубине, что-то тяжелое, что-то несогласное с его действиями и в то же время вынужденное подчиняться им.

Сергей выбирал шнур, стараясь делать это ровно и не давать слабину и в то же время думая о том, что вот, говорят, надо вовремя подсечь, а ведь все не так, ведь ясно, что рыба эта зацепилась за крючок раньше, чем он подсек. «Так что, - думал он, неизвестно с кем полемизируя (то ли с хозяином, то ли вообще со всеми сторонниками единственного решения там, где поиск истины требует свободного варьирования), - если уж рыба села на крючок, так она и будет на нем сидеть». В глубине, как драгоценность светясь плавниками тропической синевы, появился каменный окунь.

- Опять голубой! - крикнула девочка радостно и взглянула на Сергея, как бы желая сказать: вот видишь, мы говорили тебе, что ты испытаешь эту радость, и вот ты ее испытываешь, ты поймал голубого окуня!

Сергей улыбнулся девочке, мимоходом залюбовавшись ее светящимся лицом, исполненным такой чистой, бескорыстной радости, и, низко наклонившись над водой, сразу, чтобы не рисковать, как только окунь появился у поверхности, схватил его всей ладонью, зажал его сверкающее, тропической синевы, щекочущее живым трепетом тело, снял с крючка, подержал и бросил на дно лодки.

Девочка и он интуитивно сразу стали искать глазами первого окуня и сразу его нашли среди ставридок, потому что он почти потерял свою изумительную сверкающую окраску. Теперь Сергей с сожалением следил, как и второй, пойманный им, окунь, все еще трепыхаясь на дне лодки, тускнеет и тускнеет.