Объяли меня воды до души моей... - Оэ Кэндзабуро - Страница 11

— Выходит, вы сегодня просто случайно рассматривали павильон киностудии? — презрительно усмехнулся парень. — Небось догадались, что там наш тайник?

Исана стремился лишь к одному — показать, что его на такую нехитрую уловку не поймать.

— Девчонка из вашей компании приглашала меня переспать с ней в гримерной. Вот я и смотрел, есть ли там, в павильоне, гримерные киноактрис. Потому я кое-что и увидел. Но тому, что у вас есть какой-то тайник и он где-то рядом с павильоном, я и сейчас не очень верю.

— Почему? — спросил парень, переходя к обороне.

— Если вы содержите дом свиданий, то вряд ли позволили бы себе открыто говорить, что там ваш тайник. И женщине, поскольку она занимается проституцией, тоже не разрешили бы никого туда приглашать. Иначе кто-нибудь из ее клиентов донесет в полицию — и вашему убежищу крышка. Так что, если не убивать всех, кто попадется на ее приманку, вам надо всякий раз менять тайник. Другого выхода нет, верно?

— Мы не разрешаем приглашать всех без разбора, — парировал парень, покраснев, и плотно сжал губы. — Мы ведь не содержим дома свиданий. А в случае с вами мы решили, что вы не станете доносить на нас. Вы ведь ничего не рассказали полицейским, когда они пришли к вам. В вашем блиндаже нет телефона, а когда вы ездили на станцию за покупками, мы проследили: к полицейской будке вы и близко не подходили, по автомату не звонили. Один из наших ребят спросил у полицейского, который здесь поблизости ошивался, кто живет в этом блиндаже, и тот ответил: да какой-то безвредный псих, прячется от атомной бомбы. И после вчерашнего случая вы утром тоже не заявили в полицию. Почему? Вот и прикиньте.

— Да заяви я, что кто-то топал ночью по моей крыше, разве полицейские поверят? В лучшем случае поинтересуются, пострадал ли я, и выяснится, что и заявлять-то не о чем.

Исана хотел скрыть, как пострадал от их топота Дзин, да и у него самого неприятный осадок от вчерашнего еще не испарился. Видимо, почувствовав это, парень торжествующе усмехнулся.

— Я еще раз спрашиваю: зачем вы все-таки следите за нами? Глаз, который вы нарисовали на стене, — это что, вызов, следил, мол, и буду следить за вами? Мы не знаем, что у вас на уме, и нам не по вкусу вечная ваша слежка. Говорите, что вы здесь делаете? Почему следите за нами? Чего вам надо?

Исана сразу же уловил, что парень начинает нервничать, и это придало ему смелости.

— Вы, конечно, решили, что я инспектор по жилищному строительству, — сказал он с издевкой. — И тайно поселился здесь с сыном, чтобы как следует все измерить и рассчитать, а потом пригоню сюда строительных рабочих, и они все перероют бульдозерами? И ваш тайник снесут, да?..

Парень, подозрительно глядя на него, молчал, и Исана пришлось самому сделать вывод из своей болтовни:

— Подобных дурных намерений у меня нет. Да и в этой заболоченной низине никакое строительство невозможно. Кроме возведения искусственной жизненной сферы, подобной киностудии. А киностудию можно построить и в пустыне, для нее заболоченная низина вполне годится.

— А все-таки что вы здесь делаете? — спросил парень, чтобы прервать болтовню Исана.

— Нет, лучше скажите вы, что я здесь, по-вашему, делаю?

Вдруг из тени, отбрасываемой вишней, — Исана даже не заметил, откуда именно, — вынырнула та самая девчонка с огненно-рыжими волосами и, совершенно игнорируя Исана, обратилась к парню:

— Сказал, чтобы взял его? Бой весь горит, его рвет все время. Не говорит ни слова, только плачет.

Парень, не глядя ни на девушку, ни на Исана, уставился куда-то вдаль. Исана понемногу освоился, и страх перед насилием со стороны этих юнцов стал ослабевать.

— Какое я вообще имею к вам отношение? — спросил Исана, снова пытаясь увести разговор в сторону.

По-видимому, ведя спор, парень умел чутко реагировать на перемену обстановки. Не теряя времени, он, как человек практичный, показал, что готов отступить и открыть карты.

— Раз уж вы, хоть и следите за нами в бинокль, не донесли на нас в полицию и не написали в газету, мы не сделаем вам ничего плохого — высказали свое недовольство, и все. Если бы не это, никаких отношений у нас с вами не было бы. А теперь собираемся наладить с вами отношения — нам это необходимо. Мы хотим наладить отношения с человеком, не имеющим с нами ничего общего, именно потому, что никаких отношений с ним нет. Конечно, если вы такой, каким нам представляетесь. Чтобы узнать, так ли это, нам надо выяснить, что вы здесь делаете.

— Кроме заботы о сыне, запереться в этом доме заставила меня мысль о деревьях и китах.

— Ученый?

— Я считаю себя поверенным деревьев и китов. Не знаю, верите вы этому или нет.

— Ума не приложу, как ответить, — и верится и не верится, — задумчиво сказал парень. — Быть поверенным деревьев и китов — значит считать важнее всего на свете деревья и китов, а всех прочих ни во что не ставить? Неужели вы до этого дошли?

— Совершенно верно, — сказал Исана.

— Прекрасно. Вы лучший помощник, какого мы только можем желать, — сказал парень с неожиданным воодушевлением. — Я плавал на китобое, поэтому знаю и китов, и людей, которые на них охотятся, и если вы поверенный китов, то, значит, не из полиции. Сколько крови люди проливают, лишь бы добыть китов, будь то беременные самки или детеныши — все равно. А мясо их продают по дешевке. Поверенный китов — для него такие люди враги, и значит, он борется с полицией, верно? Ведь если где-нибудь на пустынном берегу вылезший на сушу кит и какой-нибудь подонок вступят в борьбу, полиция придет на помощь подонку. А вам, выходит, придется бороться с полицией.

— Псих, свихнувшийся на какой-то чепухе, не станет доносить и не напишет в газету, это уж точно, — вставила девчонка, задумчиво глядя на Исана. — Нам кажется, вы такой...

— Мы не считаем вас сумасшедшим, — поправил юноша девчонку. — Просто мы рассчитываем на вашу помощь, не боясь, что вы донесете на нас в полицию.

— Я еще не сказал, что готов помогать вам, — отчеканивая каждое слово, заявил Исана, переводя взгляд с парня на девчонку.

— Будете помогать. Ведь вам не захочется, чтобы с маленьким сыном, который сейчас так спокойно спит, случилось что-нибудь нехорошее, например то, что люди делают с детенышами китов? — открыто пригрозил он. И посмотрел на Исана с нелепой, но в то же время откровенной враждебностью, будто ему волей-неволей придется пойти на такую жестокость и не кто иной, как сам Исана, вынуждает его к этому.

— Ну что же, если так, ничего не поделаешь; я, правда, не знаю, в чем состоит ваша просьба, но у меня нет другого выхода, как подчиниться, хотя это и не будет добровольной помощью, — сказал Исана, покраснев от негодования.

Девушка оставалась совершенно спокойной, а юноша, не обращая внимания на негодование Исана, сказал:

— Мы пришли просить о помощи, потому что заболел наш товарищ, у него жар, вы уж приютите его ненадолго в своем доме и вот ее тоже, чтобы ухаживать за ним.

Обращаясь к душе деревьев, воплотившейся в вишне, Исана воззвал к ней: Как проста подстроенная ими ловушка, проста до глупости. Даже если их товарищ в самом деле болен, они, несомненно, использовали его болезнь как предлог. Он это чувствовал интуитивно. Иначе зачем бы им прибегать к столь сложной процедуре? И все это ради того, чтобы попросить его приютить на время какого-то больного, который может доставить много хлопот, если о нем донесут в полицию? Причем, когда им пришлось вынуждать его к этому, они не остановились ни перед чем, прибегли даже к прямой угрозе. Обдумав все это, Исана пришел к заключению, что у него лишь один выход — подчиниться, чтобы угроза не была приведена в исполнение.

— Хорошо, я все понял и возьму вашего больного, — сказал Исана.

Юноша, считая, видимо, что последнее слово должно остаться за ним, помолчал. Потом, точно преодолев нерешительность, громко сказал:

— Мы привезем больного, как только стемнеет.

Он прошел мимо Исана и упругой походкой баскетболиста начал спускаться в заболоченную низину, где ковер молодой травы еще не превратился в буйные заросли.