Блуждающие огни - Оверчук Алексей - Страница 34

Майкопцы договорились о командах по радио: если звучит «на х…й!» — значит, «вперед», «в пи…ду!» — «налево», «кеб…ям!» — «направо», и так далее. Именно это спасло им жизнь.

Зная примерное направление выезда из города, три БМП прорвали кольцо окружения и снова заплутали по улицам. Шли на максимальной скорости. Наглухо задраенными. По встречным боевикам не стреляли. И те принимали их за своих, приветствуя машины поднятым оружием.

Проскочили какую-то площадь (возможно, перед дворцом президента Дудаева), где у костров сидели группки боевиков. Опять возгласы приветствия. Заскочили в сады. Деревья падали под напором брони. Команды по радио — только кодовым матом. Но посторонний ничего понять не мог: ни кто двигается, ни куда двигается.

Выскочили из сада — и сразу полетели в Сунжу. Несколько секунд полета, и экипажи БМП увидели в триплексы плеск мутной волны.

БМП машина плавучая. Но ее надо специально готовить. Способности этих БМП хватило только на то, чтобы не утонуть сразу. Все успели выскочить и вплавь добраться до другого берега.

Кто-то из солдат оставил в машине автомат.

Сергей спросил:

— Где оружие?

— Там, в десанте.

Машина уже уходила под воду.

— Ныряй, твою мать! И достань оружие! А то я тебя сам укокошу!

Солдат нырнул (это в декабре! в бушлате!), достал автомат и поплыл за остальными к берегу.

На их счастье, навстречу попались подразделения волгоградцев под командованием генерала Рохлина. Им дали сухую одежду, патронов, накормили и даже отдали одну БМП взамен утопленных. Честно сказать, дальше я уже помню сбивчиво, что рассказывал Сергей.

Они снова пошли в Грозный вместе с рохлинцами. Опять попали в окружение. Сергей поработал снайпером. Потом история с БМП и окружением повторилась точь-в-точь, словно судьба прокрутила полюбившийся ролик. Опять прорыв. Команды в эфире — только матом. Те же сады, знакомый полет и купание в Сунже. Все так же благополучно выбрались. Встретили новые подразделения, шедшие к Грозному.

— И вот мы встретились здесь с вами, в этом вагоне, — заключил Сергей. — В Москве-то что говорят о нашей войне?

В Москве трагедия всячески замалчивалась. Масштабы войны, потери среди военных и гражданских старательно сглаживались.

— Ни хрена не знают в этой Москве ни о чем, — ответил я. — Всем все равно. Новогодние праздники, гулянки. То, что здесь происходит, мало кого волнует.

— Что, всем начхать?

— Ну, я не видел, по крайней мере, чтобы кто-то бегал по Москве с озабоченным видом. Так… балагурят чего-то по телеку, но ведь никто ж и не знает, чем тут все обернулось. Ваши генералы все скрывают.

— Скоты!

Мы выпили.

— А сейчас чем занимаетесь? — спросил я.

— Трупы собираем. Своих. Они ведь до сих пор лежат на этих улицах.

Тут я спросил как бы между прочим, словно меня это не очень-то интересует:

— А о «Блуждающих огнях» ничего не слышали?

Офицеры переглянулись:

— Кто это?

— Ну, такое подразделение…

— Откуда? Чье?

— В Таджикистане краем уха слышал про такой спецназ. Вот и подумал, может, их сюда тоже прислали?

— Нет, с такими не сталкивались…

— Остальные как воюют? Я видел много подразделений внутренних войск. Снуют по дорогам, как заводные зайцы с ключиком в заднице.

— От этих вояк мы вообще офигеваем! — засмеялись вокруг.

— А чего такое?

— Наши солдатики, как займут какой-нибудь магазин или палатку, сразу продукты ищут, пожрать чего. Тут кока-колу ящиками таскали. Я вон даже в одной аптеке нашел несколько коробок женьшеня в капсулах. Очень вкусно.

— А вэвэшники чего?

— Они сразу — телевизоры, видики! Тащат вагонами. Короче, грабежом занимаются. Охренели совсем. Ковры таскают, технику, сервизы, ничем не гнушаются. А как воевать — то хрен кого из них найдешь. Говорят, мол, всегда в прикрытии должны стоять. Ты еще увидишь тут жопу в алмазах или небо — как тебе больше нравится. Сам все поймешь.

Теперь пришла наша очередь рассказывать. Как жизнь в Москве? Какие там порядки, как нам работается журналистами, видим ли мы этих гребаных правителей? Скакали с темы на тему, разбавляли водку трофейным женьшенем и травили анекдоты.

Я приехал на войну в бронежилете. Офицеры стали хохмить, предлагая испытать его на прочность:

— Давай пальнем! В редакции героем станешь!

— А вдруг пробьет? Хрен я потом расскажу о вас в Москве.

— Ну, тогда сними, а мы по нему пальнем.

— А если опять же пробьет? Меня тогда спросят, а ты почему живой? Бронежилет на вытянутых руках носил?

— А вообще-то хреновый у тебя броник, — сказал Сергей.

— Какой дали, — говорю.

— Так он не твой? Надо тебе другой подыскать. Более прочный.

— Давай, — соглашаюсь.

Перед тем как лечь спать, мы договорились, что завтра они возьмут нас с собой в Грозный. Собирать убитых. Там же мы сможем повидать тех, кто сейчас на передовой.

Трещали в печке поленья. Молодой солдат, чумазый, в оборванной форме, присматривал за огнем и поминутно клевал носом. Ворочаясь под бушлатом, я прокручивал в голове услышанное. Представлял себе, как бы я себя повел, если бы оказался в этом котле? Думал, что ожидает нас завтра. И мне хотелось, чтобы завтра не наступило никогда. Над вагончиком прокатывалась туда-сюда волнами артиллерийская канонада, и пулеметные очереди с треском распарывали ночь.

Глава 20

Утром на двух БМП и одном «Урале» наша маленькая ватага покатила в Грозный. Грохот взрывов и выстрелов не прекращался ни на минуту. Мы с Шаховым стали привыкать к этим звукам.

В одном из переулков, не доезжая сотни метров до перекрестка, бронегруппа остановилась. Из-за домов дробно сыпались звуки боя.

Рядом с нами оказался окопчик, в котором тупо ходил кругами всеми покинутый часовой. В отличие от остальных бойцов — чумазых, одетых как попало, — этот боец был в шинели, автомат держал за спиной, вверх торчал штык-нож. Ну, просто-таки часовой военного продовольственного склада из мирной глубинки.

Наши попрыгали с брони. Нам с фотографом приказали остаться. БМП сразу же разъехались по разным сторонам улицы и изготовились к бою. Как дурак, я сидел на башне БМП, точно тополь на Плющихе, и глазел по сторонам. Мой одиночный идиотизм не мог мне подсказать, что я смотрюсь великолепной мишенью.

Кравченко с группой побежал к часовому, спросить про обстановку. Но тот только руками развел и снова, как заводной, заходил кругами. Группа разделилась и нырнула в соседний двор. Они хотели дворами выйти на другую сторону перекрестка.

Я проводил взглядом убегающую в развалины группу Кравченко. Потом принялся изучать окрестности.

Тут я почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Огляделся. Никого. Часовой все так же ходит кругами. Взгляд заскользил по крышам, и на одной из них я увидел снайпера. Он изучал меня в оптический прицел. Размышляя о том, чей это может быть снайпер, я достал из кармана сигарету, закурил, выпустил дым и помахал ему рукой. Он отвлекся от окуляра, помахал мне в ответ и снова припал к оптическому прицелу.

Интересно, чей это стрелок? Наш или боевик? Я снова посмотрел на снайпера. Он по-прежнему изучал меня в окуляр.

Ну, фиг ли с ним сделаешь? Если это боевик, то мне все равно кранты. Я уже от него никуда не денусь. Если наш — пусть разглядывает, мне не жалко. Надо, наверное, не подавать виду, что ты его боишься. Я демонстративно отвернулся от него, точно он меня больше не интересовал, и стал разглядывать другие крыши. Наконец из двора показалась наша группа. Я хотел крикнуть, что на крыше снайпер, но когда посмотрел в его сторону, крыша уже опустела.

Кравченко энергично замахал нам рукой, чтобы мы бежали к нему. БМП устремилась по улице следом. Мы выскочили на перекресток, свернули вправо — и я оторопел. Через каждые двадцать-тридцать метров — остовы сгоревших танков и БМП. Башни танков валялись чуть ли не в ста метрах от корпуса. И трупы, трупы, трупы. Везде. Невозможно шагу ступить, чтобы не наткнуться на убитого. Мы стремглав бежали вдоль улицы. БМП вышла на середину и развернула ствол в сторону кирпичного забора. За ним находился какой-то завод. И там шла отчаянная перестрелка.