Опаленные крылья - Эштон Элизабет - Страница 6

Джулия подумала, что, возможно, он прав, но не собиралась соглашаться с этим насмешливым ковбоем. Пока она пыталась придумать какой-нибудь едкий ответ, в разговор вступила Марта. Она сказала нравоучительно:

— Мадемуазель из рода Боссэ и не может знать, что такое ennui[14]?

— Но я только наполовину Боссэ, — напомнила ей Джулия и заметила, как Дениза и Ги обменялись взглядами через стол.

— Мне кажется, что французская половина полностью англизирована, — неодобрительно заметил Арман. — Даже трудно представить, что в ней есть хоть капля прованской крови.

— Время покажет, — осадила его Марта. — Увидим.

К облегчению Джулии, она начала задавать ей вопросы о доме и семье — любезность, за которую девушка была ей благодарна. Она обрадовалась, что хоть кто-то вспомнил, что у нее есть другая, английская семья. Арман молчал, Дениза пыталась завладеть его вниманием, но безрезультатно. Ужин закончился, и он заявил, что должен опять уйти. При этом француженка обиженно надула губы.

— Ты правда должен, Арман? — Ее карие глаза глядели на него с собачьей преданностью. — Мы не виделись с тобой целый день. Неужели и сегодня вечером ты не можешь сделать передышку, чтобы… чтобы оказать Джулии радушный прием?

Цыганские глаза загадочно посмотрели на Джулию. Он оглядел ее с ног до головы, и его рот вновь презрительно скривился.

— Я уверен, что вы с Ги сможете сделать это более успешно без моего присутствия, — холодно ответил он. — Не люблю лицемерить и не собираюсь прикидываться гостеприимным, когда я совершенно убежден, что ее приезд является огромной ошибкой и совершенно бесполезен для всех, и в первую очередь для нее самой. Это скоро станет очевидным.

С этим наглым заявлением он повернулся на каблуках и быстро вышел, с шумом захлопнув входную дверь. Последовала недолгая пауза, затем Дениза улыбнулась с сожалением и сказала:

— Eh bien, у Армана нет светского лоска.

— Он был просто груб! — негодующе воскликнул Ги, в то время как Марта молча собирала тарелки. — Сегодня он превзошел самого себя! Он всего лишь управляет дядиным ранчо, а считает себя Всемогущим Господом Богом.

— Но вы же не можете управлять ранчо, — язвительно заметила Марта. — Ведь это дело для настоящего мужчины, — закончила она и ушла со своим подносом. Видимо, она тоже была невысокого мнения о художниках. Ги покраснел от злости.

— Она права! — воскликнула Дениза. — Я не могу себе представить, чтобы ты делал это, mon frère[15]. — Ги бросил на нее испепеляющий взгляд, но Дениза продолжала, повернувшись к Джулии: — Не кажется ли тебе, что Арман un brave garçon[16]? Каким любовником он мог бы быть! — Ее глаза возбужденно загорелись. — Что касается меня, я это хорошо могу себе вообразить: сильные руки… умопомрачительные поцелуи… я бы утонула в жгучей страсти…

— Заткнись, Дениза, — резко прервал ее брат. — Ты просто отвратительна. Сейчас ты не в вольном Париже, а в респектабельной семье. Что о нас подумает Джулия? Я уверен, что ей совсем не нравится грубое поведение. Ты ведь предпочитаешь нечто более цивилизованное, правда, Джулия?

— Да, действительно, — поспешно ответила та. — Манеры пещерного человека меня не привлекают. — Она бросила извиняющийся взгляд на Денизу, опасаясь, что ее неспособность по достоинству оценить сурового Армана может обидеть девушку, но они оба, и брат и сестра, просияли от радости, услышав это.

Вернулась Марта и объявила, что месье Боссэ готов принять свою внучку. Джулия вдруг обнаружила, что ей совсем не хочется встречаться наедине с этим деспотичным стариком, который, как она поняла, был довольно грозен.

— Может, пойдешь со мной для поддержки? — спросила она Ги.

— Ma chère[17], я бы с удовольствием, но не рискну без приглашения, — ответил он. — Вызов в комнату дяди Жиля является царской милостью. Мы с Денизой допускаемся к телу только по утрам в определенное время, и никогда в другое. Но не падай духом, — успокаивающе добавил он, перехватив ее встревоженный взгляд, — он же не съест тебя, в конце концов.

Размышляя о том, что это все-таки ее дед, которого она приехала повидать, Джулия превозмогла наконец свою недолгую панику и последовала за Мартой.

Глава 2

На самом деле оказалось, что ей совершенно нечего было бояться. Когда Марта ввела Джулию в комнату на верхнем этаже, девушка увидела своего деда, сидящего в огромном удобном мягком кресле, единственном во всем доме, как она успела заметить. Его сморщенное тело казалось хрупким и хилым, и Джулия, имевшая опыт ухода за безнадежными больными, поняла, что ему недолго осталось. У старика была большая львиная голова с копной серебристых волос и щетинистые белые брови над темными проницательными глазами. Он был одет в старомодный вельветовый пиджак дымчатого цвета, частично скрытый шерстяной шалью, наброшенной на его худые плечи. Небольшая черная шапочка, сидевшая на затылке, придавала ему сходство с фигурами на древних портретах. Последний штрих картине придавала пеньковая курительная трубка, лежавшая на маленьком столике рядом с его креслом. Комната оказалась более роскошно меблированной, чем те, что внизу, с мягким ковром на полу и вельветовыми гардинами на окнах. В углу Джулия заметила инвалидное кресло на колесиках, по-видимому, его средство передвижения, поскольку он уже не мог ходить самостоятельно. Когда Джулия вошла, за внутренней дверью скромно исчез слуга.

— Прости, что не могу подняться, чтобы приветствовать тебя, — официально начал Жиль Боссэ. — Годы и болезнь, увы, берут свое. — Он говорил по-французски, нисколько не сомневаясь в том, что она знает этот язык.

Старик протянул ей скрюченную руку с изуродованными артритом пальцами, и Джулия сжала ее в ладонях. Огромная волна жалости к этому преждевременно состарившемуся от горя человеку захлестнула ее. Темные глаза внимательно изучали девушку, и ей внезапно очень захотелось понравиться ему.

— Ты очень похожа на свою мать, chérie[18], — сказал он со вздохом. — Моя глупая маленькая Жюльетта!

Сходства с матерью оказалось достаточно, чтобы сразу же добиться его расположения и любви. Он притянул Джулию к себе и нежно поцеловал в лоб, затем указал ей на низкую скамеечку рядом со своим креслом.

— Ты вернула ее мне, — прошептал он.

Джулия приняла его ласку, но ничего не сказала, чувствуя слабую обиду. Это собственная упрямая гордыня отдалила Жиля Боссэ от ее матери, и у него не было никаких оснований отказывать от дома ее отцу. Жюльетта страдала от его упрямства, но она всегда любила свою родину и своего отца. Ее дочь сейчас инстинктивно понимала, что теперь ее очередь простить этого непреклонного старого деспота, но совсем не была уверена, что когда-нибудь сможет его полюбить.

Дед начал задавать вежливые вопросы о ее путешествии и о том, как она устроилась в Мас.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива здесь, — сказал он ей. — Ведь это был дом твоей матери.

— Это я знаю, — немного резко ответила девушка, размышляя о том, чем занималась ее мать, живя на этой ферме.

Вскоре из слов деда она это поняла. Как он сказал, Жюльетта была отличной наездницей и настоящим сорванцом, но ей пришлось вести себя согласно приличиям, когда она пошла в школу. Дед был потрясен, узнав, что Джулия не умеет ездить верхом.

— У меня не было возможности научиться этому в Лондоне, — сказала она, оправдываясь. — Там много всего другого, чем можно заняться в свободное время.

— Городская девчонка? Но мы непременно исправим это, — заявил он, и Джулия взглянула на него с тревогой, не понимая, что он задумал. — Моя внучка должна идти по стопам ее предков!

— Все три недели? — спросила она, улыбаясь, но дед проигнорировал ее замечание, нажав на кнопку звонка, расположенного прямо на его столе.