Все Грани Мира - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 41

«Дорогой сын!

Не знаю, сможешь ли ты простить своего отца, прочитав это письмо, да и не очень рассчитываю на твоё прощение. Я пишу с другой целью — в надежде, что моя исповедь хоть немного поможет тебе в борьбе с грядущими неприятностями, иначе не будет мне покоя, где бы я ни оказался. Только совершив непоправимую ошибку, я начал задумываться о прожитых годах и горько пожалел, что не умер ещё в колыбели. Растратив попусту жизнь, причинив много страданий всем, кто меня любил, я в конце концов превзошёл самого себя и погубил не только свою душу, но и души своих ещё не родившихся внуков… Впрочем, обо всём по порядку.

Первая встреча с моим злым гением произошла на праздник весны в 1968 году. Однажды ночью, во время игры в покер, я проигрался в пух и прах и предложил в залог старинный перстень, найденный моим дедом при перестройке церквушки в Шато-Бокер. Мои партнёры отказались принимать его на кон; по их мнению, камень был слишком маленьким и явно немного стоил.

Но тут из угла зала (а дело было в одном из столичных игровых домов) появился человек в чёрном камзоле без украшений и в чёрном плаще. Он решительно подошёл к столу, посмотрел на меня и сказал, что уверен в моей удаче. Затем предложил мне беспроцентную ссуду на сумму, втрое превышавшую необходимую для продолжения игры, а перстень соглашался принять лишь в знак благодарности за эту услугу. Я был захвачен азартом и, конечно же, с радостью принял его любезное предложение. Я продолжил игру, и мне стало невероятно везти, а к утру я выиграл сколько денег, сколько не выигрывал ещё ни разу в жизни. Тут бы мне следовало остановиться — но, увы, я никогда не был осмотрительным человеком…

На следующий вечер игра продолжалась в той же компании, однако фортуна отвернулась от меня, и я просадил большую часть своего вчерашнего выигрыша. Но вот у меня на руках оказался отличная карта, и я рискнул поставить на кон все оставшиеся деньги. Упали все игроки, кроме одного богатого араба с далёкой Грани, который за время недолгого пребывания в Альбине сорил деньгами с такой лёгкостью, словно был самим Крезом. Этот араб, не припомню теперь его имени, ещё выше поднял ставки, чего, честно признать, я никак не ожидал. Сумма была просто фантастическая, а у меня не осталось ни гроша. Я был в отчаянии, потому как знал, что никто не ссудит мне таких денег — всем здешним завсегдатаям было известно, что я очень неохотно возвращаю долги, а нередко и вовсе отказываюсь их возвращать. А проклятый араб не хотел принимать никаких чеков или расписок, он требовал только наличные.

Я чувствовал, что верный выигрыш выскальзывает из моих рук… как вдруг увидел за тем же столом в углу зала своего вчерашнего знакомого в чёрном камзоле и тотчас бросился к нему с просьбой о займе. Немного подумав, он выложил на стол пачку кредитных билетов Королевского Казначейства и свёрнутый лист бумаги. Он заявил, что согласен ссудить мне эти деньги, если я при свидетелях письменно поклянусь бессмертием своей души, что сыграю с ним одну игру на любую предложенную им ставку, а в случае моей смерти это обязательство перейдет к моему сыну. Требование было странным, но при виде денег я совершенно потерял голову и без раздумий согласился. Надо отметить, что я взял остро отточенное перо так неудачно, что исхитрился уколоть себе палец. Человек в чёрном забрал мою расписку, а взамен вручил мне деньги. Когда мы с арабом открыли карты, то оказалось, что я выиграл. Я сразу вернул незнакомцу долг, после чего он ушёл и больше в том игровом доме не появлялся.

С того вечера минуло пять лет. Я не отличаюсь долгой памятью и со временем совсем позабыл о человеке в чёрном и о данном ему обещании. Но в один далеко не прекрасный день он сам напомнил мне о своём существовании. Как раз тогда я был в нашем дворце в Альбине, куда приехал решать судебные тяжбы с соседями, и мне доложили, что со мной хочет встретиться некий Женес де Фарамон, граф де Торлор. Я никак не мог вспомнить человека с этим именем, но, зная свою привычку в стельку пьяным заводить знакомство с самыми разными людьми, я согласился принять его.

Это был мой кредитор — только теперь на нём был не чёрный камзол с чёрным плащом, а длинная чёрная сутана с капюшоном. Без предисловий он напомнил о моём обещании и предложил сыграть одну игру, ставкой в которой будет моя душа. Я был просто ошарашен и не мог произнести ни слова. Он же показал мне подписанное моей кровью обязательство и заметил, что в случае отказа вправе забрать мою душу и без игры, а сама игра даёт мне шанс это исправить. Разумеется, я мигом смекнул, к чему всё идёт. Кто-нибудь более умный и рассудительный на моём месте, наверное, отказался бы от игры, чтобы не запутаться ещё больше в дьявольских сетях. Но я…

Ясное дело, я проиграл. Женес торжествующе усмехнулся и сказал, что с этого момента я безраздельно принадлежу ему и если не выполню хоть одно из его желаний, то отправлюсь прямиком в ад, а это желание всё равно выполнит за меня мой сын. Вот какие на самом деле были условия договора, который я подписал своей кровью, перемешанной с чернилами!…

За прошедшие полгода, я сотворил столько грехов, что теперь мне в любом случае обеспечено самое жуткое место в Преисподней. Я беспрекословно исполнял самые чудовищные желания Женеса, каждый раз надеясь, что его извращённая фантазия вот-вот иссякнет. Но то, что он потребовал сегодня, превзошло мои самые страшные ожидания. Он пожелал, чтобы я отдал ему души своих внуков — твоих ещё не родившихся детей, сынок! При этом Женес снова напомнил мне, что желание, которое я откажусь исполнить, в соответствии с договором станет твоим обязательством.

Не знаю, насколько это правомочно в подобных сделках, но боюсь, что лукавый всё предусмотрел. Думаю, он не потребовал твою душу только потому, что ты родился ещё до заключения нашего договора, и я не имел права распоряжаться твоей судьбой. Однако есть ещё слабая надежда, что Женес обманывает меня, пытаясь хитростью добыть себе новых рабов. Так оно или нет, но я решил, что лучше поздно, чем никогда, и ответил Женесу отказом. Он велел мне приготовиться к смерти и заметил, что это всё равно не спасёт моих внуков.

Мои дни на этом свете уже сочтены, и правду сказать, я с нетерпением ожидаю конца. Не думаю, что в аду мне будет хуже, чем сейчас. Я не прошу у тебя прощения, сынок, ибо знаю, что моим поступкам нет ни прощения, ни оправдания. Я только прошу тебя быть осторожным. Прощай, сынок. Да пребудет с тобой Тот, чьё имя мне, грешнику, не положено поминать.