Январские ночи - Овалов Лев Сергеевич - Страница 36

Всклокоченный, бледный Розенгольц выскочил из-за стола, подбежал к Землячке со стиснутыми кулаками.

— Вас надо гнать отсюда! — заорал он на Землячку. — Такие люди, как вы, вредны! Я считаю недопустимым так говорить о Смидовиче. И еще недопустимее угрозы поднять массы против нашего комитета. Мы заключили мир…

Тогда вновь закричала Костеловская:

— Вы лучше послушайте рабочих…

— Мир заключен, а нас расстреливают! — выкрикнул представитель Трехгорки. — Юнкерские училища должны быть ликвидированы!

— Юнкера еще держатся и в «Праге», и в Александровском училище, — вмешался Ломов. — Их надо выбивать.

Землячка почувствовала, как кто-то дергает ее сзади за пальто. Она обернулась. Позади нее стоял Иванов. Он наклонился к ее уху, хотя никто, кроме Землячки, не мог бы понять, о чем идет речь.

— Будзынский вывел свой полк на улицу, — прошептал он, — а рабочие Замоскворечья прошли Замоскворецкий и Каменный мосты и окружают Кремль. Что будем делать?

— Вот что, товарищи, — Землячка напрягла голос. — Рогожский ревком вывел войска на улицу. Вы как хотите, а мы будем выполнять указание Ленина о вооруженной борьбе. Мы тоже идем к Кремлю. Приказу не стрелять район подчинится только в том случае, если юнкера не будут сопротивляться.

Она повернулась к двери. Иногда она сама не понимала, какая сила так властно ее влечет. Но она знала, что разговаривать больше невозможно, надо идти к рабочим, к солдатам, действовать, идти вместе с ними, не останавливаться ни перед пулями, ни перед штыками. Жертвы неизбежны, но бывают моменты, когда промедления в действиях не простят потом ни народ, ни твоя собственная совесть.

Она двинулась к двери своей обычной неторопливой уверенной походкой, не оглядываясь, не смотря ни на кого, была уверена, что и Прямиков, и Калнин, и Мальков тотчас последуют за ней.

Так оно и было.

— Подождите, Розалия Самойловна, — слышит она голос Костеловской. — Я тоже с вами.

Костеловская нагнала ее уже у дверей.

— Вы куда? — спрашивает Костеловская, спускаясь рядом с Землячкой по лестнице.

— К себе, на Рогожскую заставу, — на ходу отвечает Землячка. — Тысяча солдат ждет возле Астраханских казарм.

— Желаю удачи, — говорит Костеловская. — А мы пойдем вышибать юнкеров из «Праги».

Рогожский ревком в полном составе покинул заседание. Его работников мало интересовало, какая там будет принята резолюция. Землячка высказалась за всех. Будет резолюция или не будет, они идут гнать юнкеров из Кремля.

Землячка, Прямиков, Калнин, Мальков, Иванов к Наумов спускались по лестнице.

— Дорога каждая минута, — обратилась к ним Землячка. — Не знаю только, когда доберемся.

— Полетим, как на крыльях.

— Вы что сказали?

— Говорю, полетим, как на крыльях, — повторяет Иванов. Он забегает вперед и распахивает наружную дверь, пропуская Землячку.

— Прошу.

Перед подъездом поблескивает автомобиль.

— Откуда это? — удивился Наумов.

— Реквизировал.

Договорившись обо всем с Будзынским, Иванов спешил в Московский Совет доложить Землячке о выполненном поручении и где-то на Таганке увидел движущийся ему навстречу автомобиль.

К счастью, уходя из казармы, Иванов захватил винтовку на тот случай, если вдруг прямо с заседания придется идти в бой.

Он поднял винтовку с целью придать своему приказу более выразительный характер.

— Стой!

Шофер затормозил. Иванов открыл дверцу, заглянул в машину. Помимо шофера в ней находились господин в мохнатом пальто и две перепуганные дамы.

— Вылезайте, — приказал Иванов.

— Вы понимаете, что вы говорите? — грозно спросил господин. — Кто вы такой?

— Представитель ревкома, — отвечал Иванов. — Ваша машина конфискуется и поступает в распоряжение Рогожского ревкома.

— Да кто вам дал право…

— Революция, — отвечал Иванов и постучал прикладом винтовки по мостовой. — Вылезайте-ка лучше по-хорошему.

Он занял место рядом с шофером.

— Трогай, батюшка.

По дороге отобрал у шофера документы и предупредил, что, если тот вздумает удрать, его разыщут и предадут военному суду.

Землячка строго посмотрела на Иванова.

— На этот раз мы не объявим вам выговора за самоуправство.

Ноябрьская ночь

Землячка появилась перед солдатами как раз в тот момент, когда они потянулись было обратно в казармы.

Солдаты были наэлектризованы событиями последних дней и все же медлили сделать решительный шаг. Революционные события в Москве то нарастали, то шли на спад, слишком много всяких людей приходило в казармы, среди них были и большевики, и меньшевики, и эсеры, и даже монархисты. Солдаты рассказывали Будзынскому, как дня два назад в Астраханские казармы забрел под вечер какой-то полковник, не грозный и важный «отец-командир», который не вызвал бы в солдатах ничего, кроме озлобления, примись такой снова звать их на фронт, убеждать в необходимости довести войну до победного конца — такого они могли бы и прикончить, — а почти что дед с нерасчесанной седой мужицкой бородой, в потрепанной офицерской бекеше; он скромненько поднялся по лестнице, неуверенно заглянул в неуютную громадную спальню, сел на чью-то койку и принялся уговаривать солдат «не бросать на произвол судьбы матушку-царицу» — полковник был старенький, пьяненький, глупенький. «Она хоть и немка, — твердил он, — однако русская императрица и притом дама, а дамам полагается уступать…» Полковника вывели за ворота и с миром отпустили. Меньшевиков в третий или четвертый их приход проводили бранью и даже пинками, очень уж заносчиво и учено они разговаривали; слушали только большевиков и эсеров, и те и другие говорили с мужиками в шинелях на понятном языке, но эсеры говорили о крестьянстве как о чем-то целом и неделимом, деревня в их речах рисовалась каким-то патриархальным сообществом, а большевики не идеализировали деревню, находили в крестьянской жизни множество противоречий и призывали бедняков и середняков покончить с зависимостью от мироедов.

— За кем идти? — задавались вопросом солдаты.

Работники Рогожского ревкома часто посещали казармы, один агитатор сменял другого, и многие солдаты ждали лишь момента, чтобы присоединиться к рабочим.

Однако большой массе людей, для того чтобы решиться на какое-то действие, нужен толчок, нужно чтобы кто-то, кому эта масса верит и за кем готова следовать, повел людей…

Землячка вышла из машины и побежала через ворота на плац.

— Куда вы, товарищи?! — крикнула она, подзывая к себе солдат. — Поближе, поближе подходите.

Солдаты знали ее, в Астраханских казармах она бывала много раз, знали, что ее речи всегда правдивы.

— Поосторожнее, Розалия Самойловна, среди солдат хватает эсеров, — предупредил Наумов, но она его как будто не слышала.

Она стояла на перевернутом ящике, и по всему плацу разносился ее звенящий голос:

— Товарищи! Солдаты! Кремль окружают рабочие! Они ждут вашей помощи…

Вокруг Землячки собралась толпа, солдаты все подходили и подходили.

— Товарищи, пошли! — закричала Землячка. — На последний и решительный бой!

И вдруг по всему плацу прокатился густой неторопливый голос:

— Бой-то бой, это мы понимаем, а вот только за что, мил-женщина, бой?

А бой у Кремля уже начался, Землячка это знала, рабочие шли к Кремлю и с Пресни, и от Бутырок, и из-за Москвы-реки…

Времени на разговоры не оставалось, кто идет — пусть идет.

— Товарищи, дорогие, промедление смерти подобно! — воскликнула Землячка. — Спрашиваете — за что бой? Скажу лишь одно. За землю! Съезд Советов в Петрограде принял декрет. Вся земля — помещичья, монастырская, церковная, удельная переходит во владение волостных земельных комитетов. Нужна вам земля? Хотите ею владеть? Так идите и выбивайте из Кремля помещичьих сынков!

На мгновение на всем огромном плацу воцарилось глухое молчание. И разом нарушилось хриплым отрывистым выкриком:

— Ур-ра-а-а!…

Солдаты устремились к воротам, одни торопились прямо на улицу, другие забегали в казармы за винтовками.