Январские ночи - Овалов Лев Сергеевич - Страница 32

Депутаты-большевики использовали трибуну суда для того, чтобы открыто заявить о лозунгах партии против войны, и были приговорены к ссылке на вечное поселение в Енисейскую губернию.

О суде над депутатами-большевиками Землячка узнала в Москве из буржуазных газет.

И либеральный «День», и кадетская «Речь» писали о процессе, но очень уж однобоко, «Речь» так даже благодарила царский суд за то, что тот рассеял легенду, будто социал-демократические депутаты желали поражения царским войскам.

Правда содержалась в статье Ленина, напечатанной в «Социал-Демократе».

Землячка получила эту газету со странной оказией. Жила Землячка на Сретенке, в дешевых меблированных комнатах, по фальшивому паспорту, под чужой фамилией. Соседям по номерам она говорила, что закончила недавно курсы сестер милосердия и пытается устроиться в какой-нибудь полевой лазарет. Это выглядело достоверно, такое увлечение в те дни было свойственно многим дамам. Никто из товарищей по партии в номера к ней не приходил, для встреч существовали особые адреса и явки. И вдруг одним июньским утром к ней стучатся, открывается дверь и в номер входит экзальтированная пышная дама с таким же пышным кружевным зонтиком.

— Розалия Самойловна, голубушка!

С распростертыми руками дама бросается к Землячке.

— Простите…

— Не смущайтесь, голубушка, я знаю, вы на нелегальном положении, — восклицает дама. — Мы же ведь знакомы!

У Землячки профессиональная память на лица. Да, они встречались… В Женеве! Там Землячка общалась с Сонечкой Любимовой, киевлянкой, студенткой Цюрихского университета. Сонечка и познакомила ее с этой дамой. Жена московского адвоката. Либеральная дама, заигрывающая с революционерами.

— Вы мне так нужны, — продолжала щебетать дама. — У меня к вам поручение из Швейцарии.

— Но как вы меня нашли? — недоумевала Землячка. — Как нашли?

— Очень просто, — охотно объяснила дама. — Встречаю знакомого адвоката, господина Медема, он тоже революционер, раньше он скрывался под псевдонимом Гольдблат, спрашиваю его — не поможете ли вы мне отыскать Розалию Самойловну Берлин? А он говорит: вашу Розалию Самойловну наверняка зовут сейчас как-нибудь иначе, но если только она в Москве, ищите ее в меблированных комнатах или на Сретенке или на Божедомке, все нелегальные большевики там останавливаются. Вот я и отправилась сюда, не беспокойтесь, я не называла вашей фамилии, просто описала вашу наружность, такая симпатичная дама, говорю, в пенсне, и не очень любит разговаривать. Горничная сразу указала мне ваш номер…

Со стороны Гольдблата довольно подло наводить кого бы то ни было на след Землячки, хотя от бундовцев только того и жди.

— Давно вы из Швейцарии? — поинтересовалась Землячка. — И что за поручение?

— Ах, лучше не спрашивайте, — заахала дама. — Все так неожиданно! Путешествовала по Франции, а тут война. Я в Швейцарию, все-таки спокойнее, нейтральная страна. Прожила до весны, а тут деньги на исходе, вижу, пора собираться домой. А как? Вы себе представить не сможете! Через всю Италию до Бриндизи, оттуда в Афины, из Афин в Салоники, из Греции в Болгарию, Пловдив, Бухарест, Кишинев, Киев, и наконец я в Москве!

Землячка посочувствовала:

— Пришлось вам покружить!

— Если бы вы только знали, сколько я перенесла мытарств. А все война. То меня ругают, то приветствуют за то, что я русская… А перед отъездом из Женевы Сонечка спрашивает: вы не встретитесь с Розалией Самойловной? А как же, говорю, обязательно. Тогда у меня просьба, это она мне, передайте ей, пожалуйста, зонтик.

— Какой зонтик? — удивилась Землячка.

— Вот этот! — Дама потрясла своим зонтиком. — Сонечка ручалась, что вы обрадуетесь!

Дама совала зонтик в руки Землячке.

— А на что мне, собственно…

— А вы ручку, ручку отверните, — кудахтала дама. — Какая же вы неопытная! Вас ждет маленький сюрприз…

Дама тут же принялась откручивать ручку и, повернув затем книзу полую палку зонтика, вытряхнула несколько печатных листков.

На этот раз ахнула сама Землячка: оказывается, Сонечка прислала два номера «Социал-Демократа».

Землячка обласкала гостью, напоила чаем, звала почаще приходить в гости, но на другой же день переменила квартиру.

Землячка стала обладательницей целого богатства. Семь статей Ленина! Вот кто раскрыл всю механику царского суда, расправившегося с «внутренними врагами»!

Через несколько дней Землячка шла по Кузнецкому мосту. Неспокойная и настороженная. Она только что была на особо засекреченной явке, отдала печатать на гектографе ленинские статьи и шла, незаметно оглядываясь, проверяя, не увязался ли за нею шпик.

Остановилась перед витриной магазина Альшванга, делая вид, что рассматривает дорогое женское белье.

Как будто никого…

Свернула на Неглинную, увидела идущего навстречу нарядного господина в канотье.

Землячка рада была бы зайти в любые ворота… Поздно!

— Розалия Самойловна! — громко и нараспев воскликнул господин в канотье актерским баритоном.

Землячка заторопилась подойти к нему.

— Молчите…

Это был Гольдблат, как всегда самодовольный и еще более развязный, чем много лет назад в Лондоне.

— Пустяки, — непринужденно продолжал Гольдблат, не обращая внимания на предупреждение Землячки. — Бояться больше нечего, теперь все мы — русские патриоты!

— Думаю, что патриотизм мы понимаем по-разному, — негромко сказала Землячка. — И я вовсе не хочу попадать в руки врагов.

— Мнительность! — вызывающе ответил Гольдблат. — Каких это врагов имеете вы в виду?

— Голубые мундиры, — тихо произнесла Землячка. — Охранку.

— Бросьте! — пренебрежительно возразил Гольдблат. — У нас у всех теперь один враг — немцы!

— Вы желаете победы самодержавию? — переспросила Землячка, не веря своим ушам.

— Вот именно! — Гольдблат даже усмехнулся. — И, кстати, я уже не Гольдблат, а присяжный поверенный Медем, нам теперь псевдонимы ни к чему.

Землячка посмотрела на него с недоумением:

— Вы что же, простили самодержавию и погромы, и черту оседлости, и процентную норму?

— Не надо преувеличивать, — бодро сказал Гольдблат. — Прошлое не повторится, наш патриотизм будет оценен, и после войны мы получим…

— Что?

— Национально-культурную автономию!

Мимо лилась толпа, торопились подтянутые офицеры, шли с покупками дамы, важно вышагивали штатские люди в полувоенной форме, а Землячка и Гольдблат стояли перед входом в Петровский пассаж и продолжали свой спор.

— Если бы вы только знали, — с горечью произнесла Землячка, — сколько вреда вы приносите.

— Кому? — саркастически спросил Гольдблат.

— Всему революционному движению.

— Если вы так думаете, Розалия Самойловна, — независимо произнес Гольдблат, — тогда вам действительно лучше вернуться в Швейцарию к своему Ленину.

На этот раз усмехнулась Землячка:

— Боюсь, господин Медем, что не так уж далеко время, когда не мне придется ехать в Швейцарию, а Ленин переедет из Швейцарии в Россию…

Гольдблат испуганно оглянулся:

— Не смею задерживать.

Он притронулся двумя пальцами к шляпе и зашагал прочь от своей собеседницы.

— Одну минуту, — остановила его Землячка. — Надеюсь, никто не будет знать о нашей встрече?

— За кого вы меня принимаете? — обиженно процедил сквозь зубы Гольдблат. — Все-таки и вы и я — революционеры.

Но Землячка на всякий случай свернула в ближайший переулок, а потом и в другой — постаралась уйти поскорее и подальше.

«Да, все мы за революцию, — с горечью думала Землячка, — но только понимаем ее по-разному».

Все участники Второго съезда партии от Бунда — Абрамсон, Гольдблат, Либер, Айзенштадт и Коссовский, в свое время проклинавшие самодержавие за погромы и преследование евреев, стали вдруг на сторону царского правительства и принялись проповедовать войну до победного конца. А в те дни каждый случай ренегатства наносил жесточайший вред революции.

Однако история развивалась так, как предвидел Ленин, война и экономические трудности истощили народное терпение, самодержавие изжило себя.