Длиннохвостые разбойники (сборник) - Скребицкий Георгий Алексеевич - Страница 28

– Это верно, – согласился я, – только зря вы его всё-таки взяли, а тем более лебёдку, да ещё весной. Сами подумайте: сейчас дикая птица летит с юга на родину – вить гнёзда, птенцов выводить, а вы вот пару разбили.

Парень внимательно слушал меня и, видимо, был в некоторой растерянности.

– Что ж теперь делать-то? – спросил он. – Ежели её обратно в море пустить – найдёт она своего дружка?

– Его и искать нечего, – ответил я, – он всё на том же месте плавает.

– Так я сейчас её на берег снесу и выпущу, – заторопился парень. – Я мигом сбегаю.

И он, не доев кашу, быстро встал из-за стола, надел куртку и прямо без шапки, с распахнутым воротом шагнул за порог. Я последовал за ним.

Часть сеней была отгорожена в виде тёмного чуланчика. Хозяин осторожно приоткрыл дверь и, загородив лицо рукой, чтобы лебедь не ударил его клювом, вошёл внутрь. Я придерживал дверь. В чуланчике послышался шум, и через секунду рыбак появился оттуда, неся пойманную птицу. Крылья у неё были связаны.

Мы вышли на крылечко.

Увидя солнце и море, лебедь начал рваться из рук, пытаясь высвободить связанные крылья, и вдруг протяжно закричал. И сейчас же откуда-то издали, с золотистых морских отмелей, раздался такой же протяжный ответный крик.

Мы взглянули туда. Низко, над самой водой, прямо к берегу летела огромная белая птица. Она сделала круг и опустилась на воду почти у рыбачьих лодок.

– Эх, дружище, сколько я тебе беды натворил! – сокрушённо сказал рыбак. – Ну, потерпи чуток, сейчас твою подружку отдам.

И он зашагал ещё быстрее, так что я еле поспевал за ним.

– Постойте, Иван Васильевич, – сказал я, когда мы проходили мимо моего домика. – Уж раз вы поймали лебедя, я вас с ним сфотографирую.

– Вот это хорошо! – обрадовался рыбак.

Я зашёл домой, взял фотоаппарат, и мы пошли на берег.

– Несут! Охотники лебедя несут! – закричали у лодок ребятишки. – Сейчас другого подманивать и ловить будут!

– Тише вы, чего загалдели? – добродушно прикрикнул на них Иван Васильевич. – Никого мы ловить не будем.

– Вот сфотографирую вас всех, и выпустим лебедя на волю, – добавил я.

Ребята сейчас же окружили рыбака и стали гладить пойманную птицу.

Так я и снял их всех вместе.

– А теперь, Иван Васильевич, давайте я вас одного сниму, как вы лебедя выпускать будете.

Иван Васильевич подошёл к самой воде. Я навёл аппарат… Какой хороший получился снимок! Берег моря и на переднем плане – высокий, широкоплечий рыбак, настоящий русский богатырь, а в руках у него пойманная лебёдка. Передо мной словно ожила старая русская сказка про Иванушку и царевну Лебедь.

Рыбак развязал крылья пойманной птицы и осторожно опустил её на землю.

Почувствовав себя вновь на свободе, лебёдка бросилась в море, замахала крыльями, точно побежала по воде, потом оторвалась от неё и полетела вдаль, оглашая воздух радостным криком. А навстречу ей уже летел давно поджидавший её лебедь.

Вот обе птицы встретились в воздухе и, плавно махая огромными белыми крыльями, полетели вместе над морем всё дальше и дальше, туда, где на самом горизонте темнели низкие пологие острова.

ЛЮБИТЕЛЬ ПЕСНИ

Отправляясь на север, художник Никитин очень торопился. Он задумал написать картину «Весна у Белого моря». Ему хотелось, чтобы в этой картине прозвучала тема обновлённой природы, которая проснулась после долгого зимнего сна. Поэтому он и боялся пропустить самое начало весны.

Конец марта – апрель; на севере в эту пору земля и вода ещё в крепком плену у зимы, но с неба уже полились огненные потоки света и будто зажгли снега. Всё кругом – вековые леса и безбрежный простор Белого моря – сверкает, плавится в нестерпимом блеске весеннего солнца.

Свет и тепло тревожат, будят всё живое. В залитых солнцем вершинах деревьев уже зазвенела первая песня синицы, затрещал лесной барабанщик – дятел; а пройдёт неделя, другая, и по зорям на открытых полянах забормочут краснобровые петухи-тетерева.

И в это же время за тысячи километров, на юге, у берегов Чёрного и Каспийского морей, волнуются, готовясь к отлёту, несметные полчища перелётных птиц. Тронулись первые косяки уток, гусей, лебедей и поплыли в небе стая за стаей с юга на север в далёкие, но родные края.

Птицы летят оттуда, где всё уже зацвело, зазеленело, летят к холодной, ещё покрытой снегом земле, и, будто встречая их, земля оживает, сбрасывает снежный покров, сверкает живым серебром первых весенних потоков.

Никитин успел приехать на место как раз вовремя. На севере уже начиналась весна.

Заскрипели, загрохотали тяжёлые льды; в просветах между ними показалась вода. Солнце и ветер взялись за дело: начали ломать и крушить ледяные оковы зимы.

Художник старался ничего не пропустить в ходе весны. С утра он забирал ящик с красками и отправлялся на берег моря. Там он зарисовывал всё, что замечал нового в природе. Он следил за тем, как оживает земля, как море очищается ото льда, как возвращаются на места гнездовий перелётные птицы.

Утки, чайки, всевозможные кулики – сколько жизни вносили они в общую радостную картину весны!

Но Никитин особенно любил наблюдать не птиц, а забавных морских зверей – тюленей.

В эту весеннюю пору они держались невдалеке от берегов и часто в погожие дни выползали на прибрежные камни погреться на солнышке.

Никитину хотелось подкрасться поближе, чтобы получше разглядеть этих своеобразных животных, да никак не удавалось.

Слух у тюленя очень тонок. Только, бывало, хрустнет под ногою береговая галька, зверя и след простыл: соскользнёт с камня и нырнёт в море. А потом где-нибудь вдалеке высунет из воды свою чёрную голову и смотрит на человека.

С берега кажется, будто это и не тюлень, а так – столбик какой-то в море чернеется. Вот и исчез совсем, и осталась перед глазами только сверкающая на солнце водная гладь.

Чтобы подкараулить осторожных зверей, художник пробовал часами лежать в засаде у самого берега возле камней, на которые чаще всего вылезали тюлени. Но звери будто чуяли присутствие человека и не показывались поблизости.

Однажды, ещё издали заметив тюленя, лежавшего у самой воды, Никитин положил на землю коробок с красками и пополз, прячась за камни.

Вот и берег. Замирая от волнения, художник выглянул из-за камня. На месте, где только что лежал тюлень, уже никого не было. Зато вдалеке из воды торчал коротенький тёмный столбик – чуткий зверь с любопытством следил за человеком.

Никитин встал, отряхнул прилипшую к одежде гальку и обернулся, чтобы идти за красками.

Возле коробка стоял какой-то парнишка. Он, очевидно, давно наблюдал за незадачливым следопытом.

Никитин подошёл к мальчугану.

– Здо?рово, приятель! – весело сказал он. – Ты что, смотрел, как я к тюленю подбирался? Никак не могу подкрасться поближе. Уж больно чуткий.

– А ведь у тебя и ружья нет, – ответил мальчик. – Зачем тебе к нему подбираться?

Никитин показал на краски:

– Я не стрелять, а нарисовать его хочу. Только вот разглядеть никак не удаётся.

– Ну, это дело простое, – радостно отозвался парнишка. – Это мы враз устроим. Идём к берегу, ложись за камень.

Никитин покорно лёг, не представляя, однако, что же будет дальше.

Тем временем мальчуган отбежал от берега и вдруг громко запел на известный мотив «Буря мглою…» Но слова песни были совсем иные. Парнишка протяжно пел:

Никитин невольно улыбнулся, слушая эту доморощенную импровизацию.

Мальчик продолжал распевать свою забавную песенку. Потом он вынул из кармана губную гармошку и стал наигрывать тот же мотив.