Секретное оружие - Овалов Лев Сергеевич - Страница 16

— Вы что же — спорите против очевидности?

Глазунов развел руками.

— Не против очевидности, но у меня нет уверенности, что Мария Сергеевна погибла из-за собственной неосторожности.

— Почему?

— Я бы скорей поверил, что ее нарочно вызвали, — пояснил Глазунов. — Хотели чего-нибудь от нее добиться и погубили…

— А почему именно ее?

— Потому что в институте только три человека полностью осведомлены о новом открытии, и те, кто интересуется нашими тайнами, вероятно, знают имена этих людей. Выманить Федорченко или меня сложнее. Мария Сергеевна менее известна, да к тому же могли рассчитывать и на то, что она женщина. Ну а женщин принято считать послабее характером. Легче обмануть, легче принудить…

Пронин насторожился.

— А ее легче принудить?

— Нет, далеко не легче. По-моему, просто даже невозможно…

Глазунов плотно сжал губы.

— Чего же вы хотите, Георгий Константинович?

— Проверки. Марии Сергеевне было не до прогулок по ночам. Повторяю: может быть, это излишняя подозрительность, но я решил высказать вам свои сомнения. Был на похоронах и все время думал, а вдруг здесь… преступление.

— Вы правы, — сказал Пронин. — Скажу даже больше. Вы хоронили не Ковригину. Ее подменили. Похитили…

Глазунов поднялся.

— А где же Мария Сергеевна?

— Этого мы еще не знаем, — тихо произнес Про­нин. — Но чтобы найти ее, необходимо создать у похитителей полную уверенность в том, что они хорошо разыграли свою игру, что никто не сомневается в том, что сегодня хоронили Ковригину. Если ее не убили, значит, она нужна живая. Но если они почувствуют, что мы напали на их след, они могут избавиться от живой улики.

— Понятно, — медленно произнес Глазунов. — Но я надеюсь…

— И я надеюсь, — сказал Пронин. — Пусть только побережется Федорченко, да и вы сами будьте поосторожнее.

Вернувшись из института, Пронин вызвал Ткачева.

— Девица здесь?

— Ждет.

— Какое впечатление?

— Хорошее.

— Ну-ну…

Пронин был предубежден против дочери Ковригиной. Она сознательно вводила в заблуждение следователя. Кто ее направлял?

Пронин осведомился:

— Говорили с ней о чем-нибудь?

— Нет.

— А как реагировала на вызов?

— Принеслась как на крыльях.

— Спрашивала о чем-нибудь?

— Ни о чем…

Ткачев ввел Леночку.

— Садитесь, — сказал Пронин.

Леночка села.

Пронин молчал.

Леночке стало не по себе.

— Как вас зовут? — спросил Пронин.

— Ковригина… Елена Викторовна…

Пронин пристально наблюдал за Леночкой. И постепенно его предубеждение рассеивалось. Светлые русые волосы слегка пушились над открытым и прямым лбом. Из-под темных, резко очерченных бровей смотрели большие вдумчивые глаза. Настоящие карие глаза, о каких поется в народных песнях. Подбородок был крутоват и свидетельствовал о доле упрямства в характере, но все лицо выражало столько простодушия и непосредственности, что просто невозможно было заподозрить ее в притворстве.

— Вы похожи на свою мать? — неожиданно спросил Пронин, спросил неприветливо, сухо.

— Говорят… — Леночка смутилась. — Только мама гораздо красивей… — Она совсем смешалась. — Вы не подумайте, будто я считаю себя красавицей, — добавила она. — А мама красивая. Это все говорят…

Девушка, которая сидела сейчас перед Прониным, была удивительно прелестна, и он с горечью подумал о том, что наружность бывает обманчива.

— Можете идти, товарищ майор, — сказал вдруг Пронин Ткачеву…

Ему не хотелось, чтобы в эту минуту рядом с ним находился Ткачев. Вопреки сложившейся предубежденности девушка производила хорошее впечатление, а Пронин не любил ошибаться, он хотел разобраться в этой девушке один на один и затем уже сообщить свое мнение Ткачеву.

Пронин и Леночка остались вдвоем.

— Значит, так… — сказал Пронин и опять замолчал.

Леночка ждала.

Он помолчал и вдруг решил сразу задать ей самый главный и самый неприятный вопрос.

— Как же так? — откровенно спросил он. — Как же вы пошли на то, чтобы признать чужую женщину своей матерью?

У Леночки выступили на щеках красные пятна. Она растерянно посмотрела на Пронина.

— Но ведь вы же сами! — сказала она. — Вы сами велели мне это сделать!

— Что сделать?

— Говорить, что мама попала под поезд, — сказала Леночка. — Что у нее на руке “Люся плюс Боря”.

— Кто велел? — озадаченно переспросил Пронин.

— Ну не вы лично, но ваш работник. Товарищ Ко­ролев.

— Подождите, — сказал Пронин.

Только многолетний опыт и выдержка позволили ему скрыть свое волнение.

Он тут же снова вызвал Ткачева.

— Слушайте, Григорий Кузьмич, слушайте! — обратился он к нему. — Оказывается, Еленой Викторовной занимался у нас Королев?

— Правильно, — подтвердила Леночка. — Товарищ Королев.

Пронин увидел, как округлились у Ткачева глаза.

— По-видимому, это прошло мимо меня, — сказал Пронин, потирая лоб. — Это какой же Королев?

— Василий Петрович, — сказала Леночка. — Он передавал мне все ваши распоряжения.

— Чьи распоряжения? — раздраженно переспросил Пронин. — Какие?

— Ну я не знаю, чьи именно, — сказала Леночка. — Которые исходили от органов. Чтобы я охраняла маму и чтобы сделала вид, будто знаю эту умершую женщину, когда вы на некоторое время спрячете маму.

Пронин переглянулся с Ткачевым.

— Ах, да-да, — сказал он, точно вспомнил что-то. — Было такое распоряжение, но сам я находился в командировке. Расскажите-ка поподробнее, когда и как он с сами встретился и что он там вам передавал, этот Королев…

— Капитан Королев, — поправила Леночка.

— Капитан? — повторил Пронин, — Он что же, встречался с вами в форме?

— Нет, что вы, — сказала Леночка, — но он показал свое удостоверение, чтобы я знала, с кем имею дело. Наоборот, он очень строго соблюдал конспирацию.

— Понятно, — сказал Пронин. — Я вас перебил, продолжайте…

И Леночка подробно рассказала Пронину о своих встречах с Королевым и о последнем свидании, когда он познакомил ее с планами исчезновения Ковригиной.

— Все правильно, — промолвил наконец Пронин. — Не совсем оригинально, но, в общем, — да…

Он походил по кабинету.

— А не скажете, как он выглядит? — обратился он к Леночке. — У нас, видите ли, их двое, Королевых, и оба — капитаны…

Леночка с удовольствием описала наружность Королева.

— Так-так, — сказал Пронин. — Благодарю вас.

— Это мне надо благодарить вас, — сказала Леночка. — За мамину безопасность, за доверие.

— Да, за доверие, — сказал Пронин. — Конечно.

— Я действительно никому ничего не говорила…

— И правильно поступали, — подтвердил Пронин. — У нас к вам претензий нет.

— А как будет с мамой? — спросила Леночка. — Вы долго будете держать ее взаперти?

— Нет, не очень, — сказал Пронин. — Сейчас трудно сказать сколько, но недолго. Мы будем вас держать в курсе.

— Спасибо, мне уже говорил это товарищ Коро­лев, — сказала Леночка. — Только вы действительно не забывайте меня.

— Будьте спокойны, не забудем, — пообещал Про­нин. — Кстати, Королев не говорил вам, что он куда-нибудь уезжает?

— Нет, — сказала Леночка. — Наоборот, обещал встречаться и сообщать о маме.

— Ах вот как! — сказал Пронин. — Очень благодарен вам за беседу.

— Мне можно идти? — спросила Леночка.

— Да, — сказал Пронин. — Но помните: о нашей встрече никому ни слова.

— Я знаю, — сказала Леночка. — Королев уже гово­рил.

— И даже Королеву, — добавил Пронин.

— И Королеву? — удивилась Леночка.

— Видите ли, это до известной степени контроль за его работой, — объяснил Пронин. — И он не должен об этом знать.

— Понимаю, — сказала Леночка. — Нельзя, значит, нельзя.

— А если он назначит вам свиданье, сразу же позвоните товарищу Ткачеву, — сказал Пронин. — Королеву не говорите, а Ткачеву позвоните. Понятно?

— Хорошо, — сказала Леночка.

— На сегодня — все. Проводите Елену Викторовну, Григорий Кузьмич, и возвращайтесь, — приказал Про­нин. — Пусть ее отвезут в машине, но высадят не у самого дома, а где-нибудь в переулке.