Рассказы майора Пронина - Овалов Лев Сергеевич - Страница 36

– А что такое “ипостась”, вы знаете? – спросил Пронин.

– Нет, – сказал Роджерс. – А что такое “ипостась”?

– А это – несколько лиц одного бога в православной терминологии, – объяснил Пронин. – Вот вы являлись мне в разных ипостасях. Учителем из псковской деревни, красноармейцем с заставы, собирателем сказок, водопроводчиком и туристом, садовником и похитителем документов… Помните?

– Помню, – сказал Роджерс.

– Вы жадный человек, майор, – продолжал Пронин. – У нас, русских, есть хорошая поговорка о погоне за двумя зайцами. Документ ваш ничего не стоит. Самолет вам похитить не удалось. И, наконец…

Посланный вернулся и подал начальнику школы графин с водой.

Пронин налил в стакан воды и подал стакан Роджерсу.

– Прошу вас, майор. Вы хотели пить.

– Глупые шутки, – сказал Роджерс. – Вы можете меня расстрелять, но воды этой я не выпью.

– Боитесь попасть в яму, которую рыли другому? – спросил Пронин. – Как хотите. У нас принято прежде всего потчевать гостей. Но ежели вы отказываетесь, я сам утолю жажду. – И Пронин взял стакан, поднес к губам и с наслаждением, по глоткам, принялся медленно пить воду. Роджерс тупо глядел на Пронина…

– Что вы делаете! – крикнул Виктор. – Иван Николаевич!..

– Не волнуйся, – сказал Пронин, отставляя пустой стакан. – Неужели ты думаешь, я чувствовал бы себя спокойно, если бы знал, что где-то в нашей стране находится какой-то незнакомец с холерной вакциной. Во второй мой приезд в совхоз я сумел изъять ампулы с вакциной и заменить их ампулами, наполненными невинной мыльной водой.

МАЙОР ПРОНИН. РОДОСЛОВНАЯ ГЕРОЯ

Родословная литературная героя – это жизнь его создателя. Образ майора Пронина давно превратился в русскую песню – как говорится, музыка народная, слова народные, за роялем автор. Майор Пронин настолько прочно вошел в нашу речь как фольклорный образ, что даже странно представить себе, что этот персонаж был рожден писательской фантазией. В анекдотах, сложенных по схеме “встретились русский, англичанин и француз”, но посвященных сыщикам, от нашей страны неизменно представительствует майор Пронин – наряду с Шерлоком Холмсом и комиссаром Мегрэ.

1

Лев Овалов – литературный псевдоним Льва Сергеевича Шаповалова. Кстати, в аннотациях ко всем книгам писателя неизменно указывалась его настоящая, дворянская, фамилия, а также имя с отчеством. К тридцатым годам Лев Овалов был, что называется, “известным писателем и литературным деятелем”. Образцовая биография молодого коммуниста, участника Гражданской войны, вступившего в партию пятнадцати лет отроду, а до этого создавшего волостную комсомольскую ячейку в селе Успенском на Орловщине… Там писатель сполна повидал и кулаков, и диверсантов, и мнимых и явных шпионов – всех героев будущей советской остросюжетной прозы. В то же время он получил медицинское образование – и врачевал сельчан.

Что можно сказать о культурном контексте комсомольской юности Льва Овалова и его современников? Сразу вспоминается Багрицкий: “А в походной сумке – спички и табак. Тихонов, Сельвинский, Пастернак”. Безусловно, оваловское поколение было “поэзиецентрично”. Кроме молодых, авангардных авторов, подхвативших “музыку революции”, в чести были и Некрасов, и собственно автор музыкального определения социальной бури – Александр Блок. Блок навсегда остался любимым поэтом Льва Овалова. Впоследствии майор Пронин и его верный оруженосец капитан Железное не раз упомянут Блока в своих беседах. В те годы Лев Сергеевич прилежно сочинял стихи, но не спешил с публикациями. На закате нэпа поэт внесет свой вклад в развитие советской детской поэзии, выпустив несколько книжек с задорными антимещанскими стихами для мальчиков и девочек. “Пятеро на одних коньках” – книжка с цветными картинками – стала любимым детским чтением 1927 года.

Были у революционного поколения и свои песни – песни революции и Гражданской войны. Повсюду звучало: “Смело, товарищи, в ногу…”, “Вы жертвою пали…”, “Вихри враждебные реют над нами…”. Зачастую новые, революционные, слова Радина и Кржижановского приспосабливались к известным народным, шансонетным и классическим мотивам. После завершения Гражданской войны и образования СССР стране понадобилась своя, оригинальная массовая культура: песни, книги, кинофильмы, рекламный плакат. Овалов сотрудничал в рапповском журнале “Рост”, затем в “Комсомольской правде”. Создателей новой массовой культуры выручало революционное искусство, в переосмысленном виде были мобилизованы и традиции прежней России. Вместо безбожно устаревшего дореволюционного кино на экран были призваны горьковские босяки, не знавшие традиционных кинематографических фраков, манишек и пеньюаров. Появились и герои сатирических приключенческих лент – прохиндеи, увязшие в своих пороках, первым из которых признавалась мещанская любовь к денежным знакам. Новая советская массовая песня объединила традиции городского романса, оперетты, революционной песни и пестрого фольклора многонациональной страны. Братья Покрасс, Блантер, Дунаевский с одинаковым мастерством использовали традиционные русские, украинские, еврейские мотивы, а также новации заокеанского джаза.

В тридцатые годы Овалов был именно тем молодым специалистом, в которых нуждалась тогдашняя новая литература. Лев Сергеевич получил традиционное благословение патриарха – Максима Горького – и вошел в Союз писателей со дня его основания… Влиятельнейшие литературные журналы довоенного времени “На литературном посту” и “Литература и искусство” благосклонно отозвались на дебют прозаика – повесть “Болтовня”. Сразу несколько критиков (в их числе – молодой Александр Бек) приветствовали нового пролетарского писателя и его героя, рабочего Морозова: “На примере Морозова вы чувствуете, как новое, социалистическое прет из всех щелей, преодолевает, выкидывает вон все старое, мелкособственническое и как оно формирует нового рабочего, нового классового человека”. Овалова называли молодым писателем-пролетарием, но в этом определении была доля лукавства. Лев Сергеевич происходил из небогатой, но родовитой семьи. Уже под старость, в девяностые годы, он сообщал интервьюерам, сколько его родни – Шаповаловы, Тверетиновы, Баршевы, Кожевниковы – упомянуто в словаре Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона. По отцовской линии прямым предком Льва Сергеевича был профессор С.И.Баршев, один из столпов Московского университета времен толстовского классицизма. Профессор Баршев побывал и деканом юридического факультета, и ректором университета. Влиятельный, увенчанный лаврами господин. По материнской линии родственником писателя приходился знаменитый ученый, отец русской невропатологии, профессор А.Я.Кожевников. И все-таки в анкетах Лев Сергеевич писал: “Из рабочих”. Дело тут не в диктате эпохи: сын сельской учительницы вполне мог честно написать: “Из служащей интеллигенции” – это не возбранялось. Но писатель вправе конструировать собственную биографию. Вместо Льва Сергеевича Шаповалова – Лев Овалов из рабочих. Это не конформизм, это творческий замысел, маска. Писатель выбрал для себя амплуа и соблюдал правила игры.

Отец писателя – С.В.Шаповалов – погиб на фронте в самом начале Первой мировой, в 1914 году. Один из главных героев пронинского цикла – Виктор Железное – тоже потеряет отца на фронте… В 1917 году семья от московского голода едет в село Успенское Орловской губернии, где юный Лев Шаповалов с максимализмом недавнего гимназиста бросился в революционную круговерть. Революционные аббревиатуры, слова-сокращения точнее всего определяли тогдашнюю реальность: комбеды, продразверстка… Молодой комсомолец, а затем и большевик Шаповалов борется за рабочее дело на селе – а это опаснейший фронт Гражданской войны! Судьба Льва Шаповалова стала предысторией литературной биографии Льва Овалова.