Помни обо мне - Овалов Лев Сергеевич - Страница 36

Эта девочка читала все в лесу, как по книге.

— Скоро нагоним.

— Неужели мы так быстро сумели покрыть разделяющее нас расстояние? — недоверчиво спросил Юра.

В свою очередь, Лида удивленно посмотрела на Юру.

— Не так уж быстро, мы идем часов шесть.

Юра взглянул на часы:

— А мне казалось, часа два…

Он не чувствовал голода, не замечал усталости.

— Еще немного…

Тронулись дальше.

— А это что?

Лида наклонилась. На кустике можжевельника покачивался клочок бумаги. Точно опавший листок. Она поднесла к глазам и тут же передала Юре:

— Тебе.

Клочок тетрадочной бумаги, и на нем карандашом всего одно слово: «Юра». Почерк Тани! Кто-кто, а Юра не мог ошибиться.

Значит, они действительно прошли здесь. Значит, Таня думает о нем. Значит, уверена, что Юра устремится вслед…

— Юра!

Он не слышал.

Откуда-то появился Венька.

— Тише вы!

— Откуда ты?

— Тише! Все эти монахи тут, за оврагом. На лужке расположились, завтракают. Лучок черным хлебом закусывают.

— А Таня с ними?

— Всю дорогу идет меж двух монахинь. Конвоируют.

— Тебя не заметили?

— Меня?!

— Давайте обсудим…

— А чего обсуждать? — Юра весь напрягся, точно приготовился к прыжку. — Я иду за ней!

— А если полезут драться? Там такие дяди…

— А много их?

— Чертова дюжина. Четыре мужика и девять женщин.

— Старики?

— Трое вполне на уровне, да и старик не даст маху.

Юра махнул рукой.

— Иду!

СУМАСШЕДШЕЕ ПИАНИНО

Вчетвером поднялись на взгорок. На лужайке под ярким солнцем табором расположились беглецы. Странное это было зрелище. Все в черном, в каких-то полурясках, в черных платочках, в скуфейках, сидели они кружком, а посередине стоял и ораторствовал высокий худой старик в длинной рясе и уродливом черном колпаке.

Прошло еще несколько мгновений, и старик в рясе увидел преследователей.

Юра сбежал с пригорка. Где же Таня?… Вот! Рядом с каким-то чернобородым дядькой.

— Таня!

Она рванулась, но чернобородый схватил ее за руку.

— Остановись! — прокричал старик в рясе.

Юра так и не понял, ему или Тане.

Голос, однако, такой, что хоть бы и на сцену. Сумрачно посмотрел на Юру:

— Что надобно?

Юра указал на Таню.

— Мы никого не держим…

Старик заговорил спокойнее, сдержаннее, взял себя в руки.

— Антихристово семя! — вдруг пронзительно выкрикнула одна из старух. — Убить мало вас, нечестивцев!

Петя, Лида и Венька тоже спустились на лужайку, стали чуть поодаль от Юры. Солнечный свет ярко освещал всех. Четыре комсомольца и тринадцать странных существ. Одни против других. Обычно они вели себя тише, скромнее, эти скрытники, когда их обнаруживали в тайниках. Но сегодня их больше, и чувствуют они себя посмелее. У косматой старухи дрожат губы, вот-вот разразится новыми ругательствами. Но высокий старик властно простер руку.

— Вам чего?… — медленно и даже как-то плавно произнес он. — Вам, собственно, чего, молодые люди? Шли бы своею дорогой, оставили бы честных христиан в покое.

Но Юра смотрел на одну Таню.

«Неужели я зря приехал за тобой на Урал? — мысленно обращался он к ней. — Неужели ты забыла, как сидели мы с тобой в Третьяковке? Как бродили по набережным…»

Косматая старуха тряслась все сильнее. Таня стояла потупившись. Чернобородый не отходил от нее.

— Таня! Таня! — продолжал Юра вслух, никого уже не стесняясь. — Я не могу без тебя! Не хочу без тебя! Что бы я для тебя только ни сделал…

И то, что обычно говорят наедине, с глазу на глаз, где-нибудь при свете луны, в тени цветущей сирени, звучало здесь, при ярком солнце, в присутствии двух десятков людей, еще значительнее и торжественнее, чем обычно. С каждым словом Юра все сильнее чувствовал громадность своей любви.

И Таня сдалась, рванулась и упала на руки Юре.

— Таисия! — вскрикнул старик. — Неразумная! Опомнись!

Он пошел прямо на Юру, но старика опередила все та же бесноватая старуха, подскочила к Юре и ударила палкой по голове.

Петя бросился было на помощь, но Юра движением руки остановил Петю, старуха до крови рассекла ему на голове кожу, но Юра не снизошел даже до того, чтобы рассердиться, он стоял перед стариком, готовый защищать Таню.

— Таисия! — выкрикнул старик хриплым, срывающимся голосом. — Возвратись в келию!

Таня не ответила, и тогда старик обратил свой гнев против Юры.

— Ты! Это ты во всем виноват! — закричал старик. — Змий, хитрый змий, порождение змеи и ехидны! Корень гнева и ярости, да изган ты будешь во мрак и скверну!…

Он распалялся все больше. Волосы выбились из-под клобука, рука воздета к небу…

Позади высились темные ели, гул несся по лесу. Страшен был старик в гневе, и недоумевали его приверженцы, видя, как ироническая улыбка все заметнее кривит губы осыпанного проклятиями юноши.

— Таисия! — воззвал опять старик. — Уйдешь ты от этих козлищ?

Девушки в черных платочках с любопытством выглядывали из-за спины старика.

Таня еще шагнула назад и молча покачала головой.

Тогда старик отступился от нее и размашисто перекрестился.

— Пеняй же на себя!

Он поднял над головой обе руки и завопил протяжным неистовым голосом:

— Горе вам, чуждым богу и неугодным ему! Попадете вы по смерти в снедь змию! Преданные сатане, готовьтесь быть ввергнутыми в пещь огненную!…

Косматая старуха заслонилась от ужаса.

— Да будет вам анафема, анафема!…

Старик анафемствовал. Это было самое страшное, что он мог сделать, — отлучение от бога, от церкви, самое ужасное наказание в арсенале христианской религии.

— Кто не возлюбил Иисуса, да будет отлучен до пришествия господа! Анафема, анафема, маран-афа!

Он сделал все, что мог.

Таня заплакала. Даже Лида чувствовала себя подавленной, так наэлектризовал окружающих гневный старик. Один Юра неожиданно усмехнулся и произнес странное и никому не понятное выражение.

— Сумасшедшее пианино, — сказал он, глядя старику прямо в глаза. — Вы — сумасшедшее пианино.

Он тут же повернулся к своим спутникам и предложил:

— Пойдем?

— Нет, — сказала Лида. — Я хочу попробовать уговорить других девушек. Таня, скажи им…

— Девочки! — произнесла Таня слабым голосом, приближаясь к черным платочкам. — Может быть, вы тоже…

Юре стало не по себе. Счастливый тем, что нашлась Таня, и еще более счастливый, что она ушла от этого воронья, Юра забыл, да и не то что забыл, даже не подумал о других девушках, которые находились не в лучшем положении, чем Таня…

Но тут произошло непредвиденное обстоятельство: на сцену выступило новое действующее лицо.

Откуда-то из-за деревьев никем не замеченный появился… лесник не лесник, охотник не охотник, мужчина в серой кепке, в потертой кожаной куртке, в высоких болотных сапогах, с двустволкой за плечами, пожилой мужчина с чисто выбритым и безразличным каким-то лицом.

Он встал между двух враждующих лагерей, и сейчас же, вслед за ним, откуда-то вынырнула великолепная могучая овчарка.

— Куш! — приказал незнакомец собаке, хотя она уже сидела возле его ног, и неторопливо обратился к окружающим: — Извиняюсь, товарищи, но что это тут у вас происходит?

— Спасаем девчонку, вот что, — не без запальчивости объяснил Петя. — Из рук вот этих… — Он не знал, как назвать сектантов.

В глазах незнакомца вспыхнула и погасла смешинка.

— Кого и от кого?

— Видите ли, — пришел Юра на помощь другу, — вот эти фанатики заманили в свою секту нескольких девушек, и мы хотим, чтобы они поняли…

— Э, так нельзя…

Незнакомец укоризненно посмотрел на Юру и неодобрительно покачал головой.

— Гражданин начальник! — вдруг обратился к незнакомцу чернобородый. — Оградите вы нас от оскорблениев!

Незнакомец повернулся к чернобородому:

— Кто же это вас оскорбил?

— Да не меня, а старца, — пожаловался чернобородый и указал пальцем на Юру. — Назвал человека пианином.